Чемпионом по скромности можно считать Кадне, где одна из развязок отмечена столь неприметной бетонной бородавкой, что ее чаще не объезжают, а переезжают. Как бы в порядке компенсации вторая развязка возле этой деревни не только намного крупнее, но и снабжена собственной автостоянкой, спонтанно превратившейся в салон продажи подержанных автомобилей, где владельцы оставляют машины с указанием запрашиваемой цены и контактного номера телефона.

Ronds-points представляют собой чуть ли не самые дорогие земельные участки Прованса. Недавно администрация благословила окрестности Лурмарена сооружением rond-point. В извещении был указан выделенный на это бюджет — четыреста шестьдесят тысяч евро, намного больше, чем стоит хороший дом в деревне.

Несмотря на видное положение ronds-points и их высокую стоимость, они до сих пор почему-то безымянны. А ведь во Франции давно пустила корни традиция называть улицы и площади именами знаменитостей. Генерал Леклерк получил свои авеню, Гамбетта — бульвары, Мирабо — свои аллеи для прогулок, Жорес — улицы. Незначительная улочка может носить имя знаменитости местного масштаба. Удивительно, что ronds-points пока оставлены без внимания. Понятно, что никто больше не желает увековечивать имена политиков, но почему бы не назвать их именами поэтов, изобретателей, шеф-поваров, даже футболистов?

Или вот еще музыка. Никто еще не восславил ronds-points в песне. Поют же об Авиньонском мосте и даже о таком, казалось бы, невдохновляющем объекте, как Route National № 7. Не понимаю, чем хуже красавицы-развязки. Они просто-таки взывают к авторам слов и музыки. «Ronds-points блюз», «Мчусь кругами за тобой» — лишь два названия навскидку.

«Не успело вызреть — выпили. Не успели выпить — выписали» — шедевр насмешки, апофеоз презрения винного эксперта, ограничившегося этим замечанием в ответ на вопрос о качестве розового вина. Еще одно пятно на и без того замаранной репутации. Но все же можно понять, почему еще недавно розовое вино осуждали как фривольное и непоследовательное.

Rose во все времена мыслилось как вино летнее, ассоциировавшееся скорее с загаром, чем со смакованием вкуса; вино для питья en carafe, графинами, в пляжном кабачке; вино, которому как-то и все равно, с чем его потребляют, с гриль-сардинами ли, не то и с отбивными-барбекю — да хоть с салатом «Ницца». Простое вино, без вычур и претензий. Если забыть о необходимости охладить перед употреблением, оно и внимания-то не требует. Оно не рвется в марочные винные карты, не кичится сложностью букета и мистикой лучших красных и белых. Да и цена у него какая-то несолидная. Учитывая эти весьма удобные для неприхотливого потребителя качества, нечего и удивляться, что винные критики не принимают его всерьез.

Но вино течет, ситуация меняется. Все больше выбор высококачественных rose совершенно иной весовой категории, не той, которую имеет в виду надменный критик, автор первых фраз статьи. Хотя понадобится еще несколько лет, чтобы репутация rose поднялась до высот, уже достигнутых его качеством, но прогресс отмечается не только в винных погребах, но и в Каннах.

Канны обычно вспоминают в связи с кинофестивалем. Старлетки рассеивают по пляжу принадлежности туалета, продюсеры выгрызают миллионы на террасе отеля «Хилтон». Но вот уже два года в Каннах проводится Международный конкурс розовых вин Le Mondial du Rose, весьма серьезное мероприятие. В 2005 году для участия в нем съехалось пятьдесят серьезных энофилов из шестнадцати стран, вслепую продегустировавших шестьсот пятьдесят вин из лучших сортов розового. Продукцию представили двадцать девять стран, от Австралии до Уругвая, обнюхивание, облизывание и сплевывание продолжалось три дня. Я подметил два весьма приятных обстоятельства: жюри, вопреки установившимся каннским традициям, оставалось корректно одетым, а Прованс за свои розовые огреб кучу золотых и серебряных медалей.

По определению rose розового цвета, но розовый с розовым рознится. Он может лишь чуть отличаться от прозрачного белого лишь легким, чуть заметным красноватым оттенком. Остерегаюсь применять слово «румянец», ибо это весьма элегантное определение захватано в недобрые старые времена в Калифорнии, где им штамповали примитивные липкие сиропы со вкусом варенья, выдаваемые за розовое вино. Далее розовый может сгущаться чуть ли не до вишневого. Цвет зависит от длительности выдержки черной кожуры винограда в ферментирующемся вине. Модные ныне сверхбледные розовые получаются при минимальной выдержке, для более темных roses d’une nuit — «розовых одной ночи» — выжимки остаются на ночь, и так далее.

Конечно, розовые предпочитают не только ради модного цвета. Розовое на диво универсально. Легкое вино, хорошо идущее само по себе, оно подходит к удивительно широкому диапазону блюд. Отлично сочетается с брандадами, айоли, грилями прованской кухни — что, в общем-то, вполне естественно; насколько я могу судить по опыту, розовое не противоречит карри и любому другому розовому, как-то креветкам, сыровяленой ветчине prosciutto, стейку по-татарски.

Но насколько оно устойчиво? Можно ли его хранить? Я читал о почтенном розовом урожая 1985 года, описанном как «живое», и еще об одном двадцатипятилетнем, оказавшемся «замечательно комплексным» — понимайте это определение как сможете; однако общее правило для розовых — употреблять их следует в течение двух лет с даты изготовления, не более.

Память об удачном розовом живет дольше. За столиком на тенистой террасе, на полянке вокруг пахнущего дымком с травами барбекю, в уличном кафе в рыночный день, у плавательного бассейна перед ланчем. Rose — вино, сопровождающее самые приятные моменты жизни. Может быть, это и следует отметить на его этикетке.

Route des Cedres — идеальное место для прогулок тех, кто не любит прогуливаться на своих двоих. Обычная прогулка по Люберону требует от гуляющего значительных усилий. Ему приходится нырять под ветви, огибать валуны, неожиданно утыкаться в скалу за резким поворотом извилистой тропинки, иной раз продираться через кусты, переступать через корневища толщиной с бедро взрослого мужчины, обливаясь потом под палящим солнцем, преодолевать крутые подъемы с уклоном до тридцати пяти градусов. В общем, морока неимоверная. Совсем иначе выглядит прогулка по Route des Cedres. Ровная местность, никакие колючки не цепляются за штанины, тенистая дорога, приятная прохлада. Под ногами как будто ковер. Чего еще душе угодно?

Прогулочный маршрут начинается сразу за Бонье и ведет до Горж-дю-Регалон, расстояние составляет около двух с половиной миль. Возникло это чудо в 1861 году, когда на гребне Люберона, на высоте более шестьсот девяносто метров над уровнем моря, высадили кедры, привезенные из алжирских гор Атлас. Саженцы прижились, кедры принялись расти и размножаться. Кедр среди деревьев Средиземноморья — чемпион по огнестойкости, поэтому многие кедры выжили в страшных пожарах 1952 года, уничтоживших тысячи акров леса. Сегодня лес выглядит прекрасно. Сотни деревьев расположились здесь широко и привольно, не толпясь, радуя глаз густой, сочной зеленью.

Значительную часть года здесь больше деревьев, чем людей, и самый громкий звук — шелест ветра в ветвях. День-два мистраля — и воздух настолько очищается, что на юге, за Эксом и клином горы Сент-Виктуар можно разглядеть лазурную полосу Средиземного моря, а на западе — белые зубцы Альпий.

Потрясающе выглядит Route des Cedres под снегом. Под солнцем — тихий и прохладный. И в любое время бодрящий и вдохновляющий. Как выразился поэт Карл Уилсон Бейкер, «я с деревьями побегал и немножечко подрос».