— Друг, мы договорим с тобой утром, — мягко сказал он Генри. — Тебя ждут у костра, а мне пора уходить.

Генри вздохнул.

— Я так радовался, увидев тебя, друг Тауранги. А ты исчезаешь опять… — не скрывая огорчения, заговорил он и тут только вспомнил, что не спросил у Тауранги о результатах его миссии к нгати-ватуа. У всех костров велись разговоры о помощи соседних племен. Говорили, что она должна подойти либо ночью, либо на рассвете.

На вопрос Тауранги ответил не сразу. Его молчание неприятно задело Генри. Ему казалось, что сын Те Нгаро колеблется, стоит ли раскрывать военную тайну пакеха, даже если пакеха — лучший друг.

— Они не придут, — прозвучал наконец суховатый ответ. — Не один я принес сегодня плохие вести. Нгатихуатуа и нгати-раукава тоже не хотят воевать с пакеха. Никто.

— Друг, что значит — никто?.. — в растерянности пробормотал Генри, чувствуя в груди холодок. — Как же мы одни заставим их снять осаду?

— У нас прочная крепость, Хенаре, штурмом ее не взять, — убежденно сказал Тауранги. — Сегодня нгати убили тридцать пакеха, завтра убьют еще больше. Они уйдут сами.

— А если нет?

— Племя рарава — наши друзья. Те Нгаро верит вождям рарава. Они понимают, что, если погибнут нгати, жадные пакеха сразу примутся за их земли. Да-да! Гонец оттуда еще не вернулся, но я знаю, что он торопится с хорошей новостью. Прощай, друг, мне надо спешить.

Обняв Генри, сын вождя распахнул плетеную калитку и скрылся за изгородью.

Генри угрюмо повернул от дома. Не сделав и двух шагов, он обернулся.

— Подожди, Тауранги! — крикнул он в темноту.

Послышались быстрые шаги, и через несколько секунд Генри снова различил силуэт Тауранги.

— Прости меня, друг, — подходя к нему вплотную, тихо сказал Генри. — Я не могу объяснить себе, как ты уходишь из па и как возвращаешься назад… Я знаю, что никто не открывал крепостных ворот.

Он скорее почувствовал, чем увидел, как улыбается Тауранги.

— Из па к подножию холма есть тайный путь, друг Хенаре. Его вырыли наши деды. Враги не могут знать о нем. Прощай!

Тауранги снова пропал в темноте, а Генри в задумчивости побрел в сторону крепостного палисада. У огня он даже не присел — сразу же взобрался по лестнице на боевой настил, а оттуда — на сторожевую вышку. Воин, которого он сменил, охотно покинул свой пост и с удовольствием растянулся возле костра.

…Глядя на редкие огоньки английского лагеря, мерцающие далеко внизу, Генри думал о том, насколько лучше было бы, если бы он не задал Тауранги свой последний вопрос. Всего полчаса назад Генри знал, что выбора у него нет. А сейчас…

Будь он проклят, этот подземный ход!

Многим поколениям нгати гора Маунгау служила оплотом, который надежно укрывал племя от набегов многочисленных врагов. Три, а может, и четыре столетия назад, вытесненные нгапухами с побережья, пришли к ее подножию предки Тауранги. Издали гора была похожа на ступню, отрубленную вместе с лодыжкой, и странность ее формы показалась переселенцам особенно привлекательной. Они построили на пальцах горы-ноги большую, на сотни людей, каингу, а на верхнем срезе лодыжки заложили неприступную па. Защищать новую крепость было легко: со спины ее обезопасил обрыв, с юга к Маунгау прижималась высоченная скалистая гряда. Только по восточному и северному склонам могли пытаться враги подойти к стенам крепости. Но подъем каменистой ступни был слишком открыт и достаточно крут, чтобы надеяться на успех внезапной атаки. Не страшна была нгати и длительная осада: полные продовольствия амбары и ручей, сбегавший в деревню со скалистых круч, позволяли нгати отсиживаться за рвами и палисадами до тех пор, пока у противника не иссякало терпение и он не уходил.

Никто из нгати в точности не помнит, когда был вырыт подземный ход. Говорить о нем было не принято, и нгати вспоминали о существовании тайного выхода из па крайне редко — только во время серьезных осад. Заброшенный амбар никем не охранялся, но вряд ли кому могло прийти в голову сунуться туда без приказа Те Нгаро. Племя оберегало тайну, и ни один чужак, будь он самым почтенным гостем, не был в нее посвящен. Так что Генри мог гордиться: откровенность Тауранги была выражением того абсолютного доверия, какое может питать маори лишь к человеку одной с ним крови.

…В то время как единственный посвященный в тайну пакеха торчал на сторожевой вышке и щурился на тусклые огоньки, все остальные пакеха, выставив усиленные караулы, безмятежно спали у костров. Тяжелое поражение поубавило самоуверенности у майора Маклеода. С вечера около полусотни воинов Хеухеу чутко следили за стенами и воротами крепости. Шум и движение за палисадом и тем более скрип отворяемых ворот не укрылись бы от их слуха.

Но, видимо, нгати были удовлетворены победой. В па царила сонная тишина. Лишь перекличка дозорных оглашала посвежевший воздух.

Между тем маленький отряд сына Те Нгаро уже заканчивал спуск по извилистой подземной галерее. Потайной ход был достаточно широк, чтобы Тауранги и его друзья могли гуськом проползти по нему, не встречая особых препятствий. Зато двигавшемуся позади всех Те Ратимае пришлось несладко. Когда его могучий торс застревал, Те Паки приходилось снова ползти вверх и работать лопаткой до тех пор, пока великан не протискивался дальше. Камешки и куски сухой глины катились вниз, засоряя проход и царапая потные лица, но никто из друзей не обращал внимания на эти мелочи. Каждый мечтал поскорее выбраться из душного чрева горы Маунгау.

Но вот нога Тауранги уперлась в корявый ствол. Они были у цели.

Здесь было достаточно просторно, чтобы, наконец, развернуться головой вперед и, стоя на коленях, выпрямиться. Уклон еще чувствовался, но Тауранги знал, что спуск окончен и что за поваленным деревом откроется выход.

Перебравшись через трухлявый ствол, Тауранги встал на ноги, раздвинул ветви кустарника и сделал несколько осторожных шагов. Над головой его сверкало звездное небо. Подземный ход кончился.

Когда из кустов показался силуэт богатырской фигуры Те Ратимае, сын вождя негромко сказал:

— Наблюдайте. Потом скажет каждый.

Пять пар внимательных глаз впились в темноту, разорванную далеко внизу красными язычками костров.

Площадка, на которой стояла пятерка нгати, была всего лишь неровностью на отвесном обрыве. Им на западе заканчивалась гора-ступня Маунгау. С этой стороны крепость не была закрыта насыпью и палисадом — врагу понадобились бы крылья, чтобы напасть на па с тыла.

В неуязвимости крепости с запада Маклеод убедился при первой же рекогносцировке. Прикинув, не смогут ли осажденные каким-нибудь образом спуститься отсюда в лощину, он тотчас отбросил эту мысль, и потому с запада позиции англичан практически не охранялись. Только в четверти мили от подошвы горы был оставлен постоянный пикет — не излишняя предосторожность на случай, если на выручку к осажденным подойдет какое-нибудь прибрежное племя.

Выйдя из норы, много лет назад просверленной в теле Маунгау, отряд Тауранги оказался почти на рубеже английских окопов. Вверху и внизу была отвесная стена, но стоило нгати продвинуться вдоль утеса на пятьдесят шагов, как обрыв кончался. За ним открывался пологий травянистый склон, который заняли войска англичан и ваикато. Резкий переход от скалы к лужайке был результатом мгновенного обвала западной части горы, вызванного давним землетрясением. Будто ножом отрезали маорийские боги каменное плечо у Маунгау, усеяв равнину обломками чуть не на целую милю. Время дробило огромные глыбы, но и сейчас на полях нгати валяются изъеденные водой и солнцем валуны.

Тауранги знал, что где-то здесь должна быть тропа, которая приведет их к границе обрыва. Но как в темноте отыскать поясок на теле Маунгау? Он и днем-то не слишком заметен.

Взявшись за руки, они стали тихонько двигаться влево, пока нога Тауранги не ощутила под собой пустоту. Определив на ощупь, что площадка сошла на нет, они вернулись к кустам и попробовали пройти в противоположную сторону. Вокруг была непроницаемая темь, и только костры английских постов, мигавшие в долине, напоминали, что пропасть зияет у самых ног.