– Молчи! Кибела накажет тебя.

– Я не боюсь Кибелы! Моряк сказал мне, что надо приносить жертвы Посейдону, владыке морей. Посейдон сохранит Митридата, и он вернется домой! Моряк дал мне кораблик, сказав, что на нем вернется мой брат.

Царица с недоумением смотрела на дочь.

– Какой моряк? Я не понимаю, о чем ты говоришь!

– Это был добрый моряк. Он вышел из-за дерева, когда в саду не было слуг, и назвал меня по имени. Он сказал, чтобы я не печалилась о брате, что он не один, что с ним верные друзья, которые не оставят его в беде. Когда я спросила, скоро ли вернется мой брат, моряк задумался. «Не знаю, – ответил он. – Надо еще построить корабль. Такой, как этот».

Девочка разжала кулачок, и Лаодика увидела на ладошке крошечный кораблик. Игрушка была настолько искусно сделана, что можно было различить корму со статуей божества, мачту с реями, отверстия для весел вдоль борта. Над ними было процарапано: «Лаодика».

Царица осторожно взяла игрушку. На глазах ее показались слезы.

– Моряк сказал, что он делал этот корабль долгие годы. А я хочу вылепить маленького Митридата и поставить его на носу, чтобы он махал мне рукой… Мама, да ты не слушаешь!..

Лаодика не отводила взгляда от игрушки.

«В темнице, – думала она, – Моаферн мечтал о встрече со мной. И делал этот кораблик, вкладывая в него все свои надежды и любовь. А я не могла ему помочь. Да и теперь пропасть разделяет нас!»

– Мама! – лепетала девочка. – Отдай мне море! Пусть Ариарат останется здесь, а мы вернемся в Синопу. Я спущу корабль на волны, и он догонит Митридата. Ты слышишь, мама?

Лаодика перевела взгляд. Площадь перед дворцом покрыта обломками. Со стороны реки доносились удары. Рабы Команы строили мост.

Ариарат не дождался, когда будут закончены все работы, и перевез их в этот пустой и неуютный город.

Наутро вынырнул берег, покрытый черным лесом. За камарой увязались два дельфина. Их спины блестели, словно были вымазаны смолой.

Митридат вцепился в жесткий хитон Грилла.

– Почему они кружатся? Что им надо?

Кормчий бросил многозначительный взгляд на стоявшего рядом Диофанта.

– Это было так. Окружили наши моряки эллинское судно. Перебрались на палубу. Купчика к мачте привязали, чтобы проезд по Понту оплатил. А он упрямится. И только хотели его прижать, как он виноградной лозой обернулся и обвил полкорабля. От страха морячки за борт прыгнули.

Он подмигнул каким-то особым, еле заметным движением век.

– С тех пор дельфинами стали. И всюду сопровождают корабли. Эллина того ищут и никак не могут найти!

– Есть ли у тебя стыд, Грилл! – воскликнул Диофант. – То был не купчик, а сам Дионис. Да и не в Понте это происходило, а в Тирренском море. И пиратами были тиррены, а не понтийцы.

Кормчий покорно выждал, пока Диофант закончит.

– Какой Дионис? Откуда ему здесь в Понте появиться? Это все эллинские выдумки! Жаль, моряки не догадались обрезать лозу.

Матрос на носу что-то крикнул, указывая на берег. Справа по борту открылась обширная бухта. В глубине виднелись горы, напоминавшие головы мрачных эфиопов. У подножия одного из холмов розовели черепичные крыши.

– Диоскурия! – воскликнул Грилл, не скрывая радости.

После бури и качки приятно чувствовать под собой твердую землю, особенно если это земля мирного города. Кормчий вызвался быть провожатым. По его словам, он не раз бывал в Диоскурии и, как видно, по торговым делам. Во всяком случае, он вспомнил агору, куда в базарные дни сходились купцы, говорившие на трехстах языках.

– А как они понимают друг друга? – спросил мальчик.

– Разговаривают знаками, – ответил Грилл.

Митридат рассмеялся. Он представил себе толпу, объясняющуюся жестами.

На агоре действительно оказалось несколько десятков горцев. Они стояли у мешков с орехами и фруктами. Когда Диофант заговорил с одним из них, ему ответили на ломаном эллинском наречии. Тут же вмешались другие, наперебой предлагая свои товары. Кормчий, едва скрывая раздражение, постарался увести Митридата в крайний угол агоры, к невысокому деревянному помосту.

Там стояло несколько человек, и один из них, ожесточенно жестикулируя, в чем-то убеждал собравшихся. Это напоминало экклесию в свободных эллинских городах.

– Что обсуждают граждане Диоскурии? – спросил Митридат.

– Пойдем послушаем! – с улыбкой отозвался кормчий.

Чувствовалось, что он не раз присутствовал на подобных сборищах.

Подойдя ближе, Митридат понял свою ошибку. Это не экклесия, а торг. Курчавобородый эллин в темной широкополой шляпе был не оратором, доказывавшим преимущество демократии перед тиранией, а работорговцем. Об этом красноречиво свидетельствовал бич в его правой руке. Иногда он поворачивался и рукояткой прикасался к груди или ногам выставленных на продажу рабов.

– Соан Гитам. – Он ткнул бичом в плечо смуглого юноши со злобно сверкавшими глазами. – В бегах не был. Послушен, как ягненок.

Толпа зашумела.

– Брось врать! – выкрикнул кто-то. – Знаем мы соанов!

– Может охранять дом и молодую супругу, – не смущаясь, продолжал работорговец.

На лицах показались улыбки. Покупатели начали понимать, что работорговец шутит. Соаны славились своей воинственностью и непокорностью.

– Мосх Гарс, – представлял работорговец следующего невольника.

Это был верзила с рыхлым телом. Из-под колпака выбивались до половины спины длинные и прямые, словно лошадиная грива, волосы. Несчастный устало и равнодушно смотрел па толпу, ожидавшую новой шутки.

– В работе, как огонь. Не надо подгонять!

Толпа покатывалась со смеху. Не было рабов ленивее мосхов.

– Эллин Неоптолем!

Митридат едва не вскрикнул от удивления. На помосте стоял Алким. Но почему на нем вместо хитона и гиматия фартук, спускающийся с пояса до колен? И как он здесь оказался? Неужели в то время, пока Митридат с Гриллом разглядывали горцев, Алкима успели схватить? Митридат готов был кинуться к помосту, но на его плечо легла чья-то рука. Оглянувшись, он увидел Алкима. Митридат не успел опомниться, как тот, расталкивая толпу, кинулся к помосту. И вот они рядом. Два брата, два близнеца. Они заключают друг друга в объятия, плачут, не стесняясь толпы.

Над агорой пронесся вопль.

– Диоскуры! Диоскуры! – ликовала толпа.

Митридат был напуган этим внезапным восторгом толпы, сменившим ее сонное равнодушие.

– Что случилось? – спросил он у Грилла. – Почему кричат эти люди? Что им нужно?

Кормчий не отводил глаз от помоста.

– Они просто приняли братьев за Диоскуров. Им кажется, что божественные близнецы возвратились в основанный ими город.

– Теперь они захотят оставить их у себя?

Кормчий пожал плечами. В его жизни, богатой приключениями, не было подобного случая.

– Могут и захотеть, – ответил он неуверенно.

Видимо, братья поняли эту опасность. Взявшись за руки, они сошли с помоста. Толпа расступилась. По образовавшемуся коридору они направились к гавани. Диоскурийцы были настолько ошеломлены, что никто из них не осмелился задержать юношей. Некоторые протягивали им своих детей, чтобы они их благословили. Братья вели себя с достоинством новоявленных богов. Лишь на сходни они поднялись с излишней поспешностью.

– Руби якоря! – крикнул Грилл, убедившись, что все на палубе.