Джондалар понял, что ей трудно развязать узлы, которыми он стянул разрезанные ремни. Он выпрямился, улыбнулся, глядя в серо-голубые глаза, вытащил из ножен кинжал и вновь разрезал ремни. Все равно их надо было заменять. Она улыбнулась, затем, поддерживая нижнее платье, сделала несколько шагов к спальным мехам и упала на них. Он последовал за ней. Лежа на боку, они поцеловались. Затем он просунул руку под тунику и дотронулся до ее груди. Он почувствовал ее упругий сосок и, подняв одежду, поцеловал его. Не желая медлить, она легла на спину и потянула его к себе, открывшись навстречу. Встав на колени, он направил свою плоть в ее глубокое лоно. Проникнувшись ощущением ласкающей теплоты, он со стоном вошел в нее.

Она почувствовала его внутри себя и подалась вперед, чтобы он дошел до самой ее сути. Ощущая, как он уходит и входит вновь, она кричала от радости, в то время как волны возбуждения прокатывались по всему ее телу.

Джондалар быстро достиг пика; на мгновение он испугался, что все вот-вот закончится, но уже не мог сдержаться, даже если бы попытался. Он лишь подчинялся велениям тела, чувствуя ускоряющийся ритм ее движений. И вдруг он оказался там, слыша ее «сейчас, о, сейчас!». Ее подбадривание было для него сюрпризом, раньше она так не делала, но это дало немедленный результат. Со следующим движением последовал взрыв облегчения и наслаждения. Запоздав на миг, с возгласом необычайного наслаждения она дошла до своего пика.

Хотя все свершилось очень быстро, но взрыв эмоций был настолько сильным, что потребовалось некоторое время, чтобы женщина пришла в себя. Когда Джондалар повернулся на бок, ее пронзило чувство утраты, ей захотелось, чтобы они подольше не размыкали объятий. Ведь он был ее завершением. Вдруг она осознала, как боялась потерять, как тосковала без него, — это так подействовало на нее, что слезы потекли из ее глаз. Джондалар увидел, как слеза скатилась по ее щеке к уху.

— Что случилось, Эйла? — Он приподнялся и посмотрел на нее.

— Я просто счастлива быть с тобой. — И еще одна слеза сбежала вниз. Джондалар тронул слезу пальцем и поднес соленую каплю ко рту.

— Если ты счастлива, почему плачешь?

Она потрясла головой, не в силах что-либо сказать в этот момент. Он улыбался, зная, что она испытывает такое же чувство облегчения и благодарности судьбе, как и он, потому что они вновь вместе. Он покрыл поцелуями ее глаза, щеки и губы.

— Я люблю тебя, — шепнул он в ее ухо.

Ему уже не терпелось повторить все заново, но Ипадоа, несомненно, шла по их следам, медлить было нельзя.

— Рядом река, — сказала Эйла. — Надо вымыться и наполнить фляги водой.

— Я пойду с тобой, — сказал он, желая быть с ней рядом и защитить. Они подняли одежду, обувь, взяли фляги и пошли к довольно широкой реке, почти полностью покрытой льдом. В середине была небольшая полынья. Вздрагивая от холода, Джондалар мылся лишь потому, что это делала Эйла. Она мылась полностью, несмотря на ледяную воду. Он знал, что к этому ее приучила приемная мать в Клане.

Они наполнили фляги и пошли к стоянке, и тут Эйла вспомнила виденную ею сцену.

— Почему ты не соединился с Аттароа? Ты унизил ее перед ее народом.

— У меня есть своя гордость. Никто насильно не заставит меня делиться Даром Матери. И это все равно не помогло бы: я знал, что она все время мечтает сделать из меня мишень. Но сейчас именно тебе следует опасаться. «Невежливая и негостеприимная». — Он хмыкнул, но затем серьезно добавил: — Она возненавидела тебя. Она убьет нас обоих, если представится возможность.

Прислушиваясь к каждому звуку, они устроились на ночь. Лошади были привязаны рядом, а Волка Эйла держала возле себя, зная, что он предупредит их, если почувствует что-то необычное. Но спали они урывками. И сны были пугающими, хотя аморфными и отрывочными, без всяких знамений или предупреждений, и в них появлялся Волк.

Эйла проснулась с первыми проблесками дневного света, который проглянул на востоке сквозь голые ветви ив и берез у реки. В их закутке все еще было темно, но она различила густую хвою и кучи камней. Ночью выпал сухой снег, запорошивший ели, сосны, кусты и новую поросль, но Эйле было тепло и уютно.

Она почти забыла, как приятно, когда Джондалар спит рядом, и некоторое время понежилась, радуясь его близости. Но ум не дремал. Она волновалась о том, что будет сегодня, обдумывала, что приготовить для пира. Она решила вставать, но, пытаясь выскользнуть из мехов, почувствовала, что он крепко удерживает ее.

— Тебе нужно вставать? Так давно я не был с тобой рядом. Не хочу, чтобы ты уходила. — Джондалар уткнулся носом в ее шею.

— Мне тоже не хочется вставать. Снаружи холодно, с тобой куда лучше, но я должна что-то приготовить для «пира» Аттароа, да и нам поесть не мешает. Ты разве не голоден?

— Не упоминай лучше об этом. По-моему, я готов съесть лошадь!

— Джондалар! — Она была шокирована. Он улыбнулся:

— Не нашу, но в последнее время я ел именно конину… если вообще ел. Если бы не голод, я не ел бы конины, но когда ничего нет, ешь то, что дают. И в этом нет ничего плохого.

— Знаю, но больше ты этого есть не будешь. У нас достаточно другой пищи. Костер погас. Если ты разожжешь новый, я заварю чай. Сегодня потребуется жаркий огонь. Поэтому нужны дрова. Много.

Вчера она приготовила вдоволь супа из сушеного мяса и кореньев, добавив туда кедровые орешки, но Джондалар съел меньше, чем хотел, поэтому остатки ужина они спрятали. На десерт она вынула из корзины яблоки, которые сорвала по дороге. Они слегка подмерзли, но все еще висели на ветках деревьев на южном склоне горы. Она разрезала их, отварила с шиповником и оставила на ночь возле костра. К утру это должно было загустеть.

Эйла добавила воды во вчерашний суп, бросила камни в костер и стала готовить чай. Попробовала загустевшую яблочную смесь. Мороз уменьшил кислоту твердых яблок, а добавка шиповника сделала смесь розоватой и сладкой. Она подала это вместе с супом.

— Это лучшее, что я когда-либо ел, — заявил Джондалар. — Что ты положила туда? Так вкусно!

— Голод! — улыбнулась Эйла. Джондалар кивнул:

— Ты права. И мне очень жаль тех в загоне.

— Никто не должен голодать, когда есть пища, — сердито сказала Эйла. — Другое дело, когда всем голодно.

— Такое бывает в конце зимы. Ты когда-нибудь голодала?

— Мне не хватало некоторых вещей, но когда знаешь, где искать, обычно всегда находится что-нибудь съедобное… если ты можешь отправиться на поиски.

— Я видел людей, которые голодали, потому что кончилась пища и они не знали, где ее найти, но ты всегда что-нибудь да отыщешь. Как получилось, что ты знаешь так много?

— Меня научила Иза. Меня всегда интересовало все то, что растет. Наверное, было время, когда я почти голодала. Перед тем как Иза нашла меня. Я была маленькой и мало что помню об этом. Иза сказала, что никогда не встречала человека, который бы так быстро научился находить пищу, как я. Тем более что у меня не было родовой памяти, которая подсказала бы, где и как искать. Она говорила, что это голод научил меня.

Поев, Джондалар наблюдал, как Эйла, отобрав заботливо сохраненные припасы, начинает готовить блюдо на праздник.

Она не могла решить, какой сосуд взять, чтобы угощения хватило для всего стойбища Шармунаи. Ведь большую часть своего снаряжения они оставили и имели с собой только самое необходимое.

Она оглядела самый большой бурдюк, вылила остатки воды в меньшую посуду. Затем вынула из сшитого из шкур мешка внутреннюю оболочку. Она представляла собой желудок зубра — это не было идеальным сосудом для воды, но жидкость из него сочилась очень медленно. Воду впитывала внешняя оболочка из шкуры шерстью наружу, поэтому сначала бурдюк оставался снаружи сухим. Эйла разрезала верх желудка, привязала края к деревянной раме и налила внутрь воды, затем подождала, пока поверхность не увлажнилась. Костер уже догорал. Лишь временами вспыхивали угли. Она поставила эту своеобразную кастрюлю прямо на угли, перед этим убедившись, что рядом есть запас воды. Ожидая, когда вода закипит, она начала плести плотную корзину из ивовых прутьев и сухой травы.