— Вас ищут, — сказала Эйла. — Все пришли к выводу, что вы слишком далеко зашли. Даже Томази, родственник Чароли. Если вы вернетесь в пещеры, то у вас будет возможность вновь соединиться со своими семьями. Если будете ждать, когда они вас поймают, то вам будет хуже.

Может быть, поэтому она появилась здесь? Если они вернутся прежде, чем их схватят, и попытаются попросить прощения, примут ли их обратно?

После того как побитая банда Чароли уползла, Эйла подошла к людям из Клана. Они с удивлением смотрели на то, как говорила Эйла, потом на то, как Джондалар ударом кулака сбил человека с ног. Мужчины Клана никогда не били друг друга, но все мужчины Других были странными. Они походили на мужчин, но вели себя иначе, особенно тот, кого ударили. Все кланы знали о нем, и человек, сидящий на земле, почувствовал некоторое удовлетворение, увидев, как тот свалился, не в силах ответить на удар. Но еще более он был удовлетворен тем, что банда ушла.

А сейчас он хотел, чтобы ушли и эти двое. Их действия были столь неожиданными, что он чувствовал себя не в своей тарелке. Он лишь хотел вернуться в Клан, хотя не знал, сумеет ли сделать это со сломанной ногой. Но случилось то, что донельзя удивило мужчину и женщину. Даже Джондалар увидел, что те были потрясены. Эйла изящно села перед мужчиной, скрестив ноги и опустив глаза.

Джондалар тоже изумился. Иногда она вот так садилась перед ним, обычно тогда, когда хотела сообщить что-то важное, но не могла найти слов, чтобы выразить это, но он впервые видел ее сидящей так, повинуясь закону Клана. Это была дань уважения. Она просила разрешения говорить, что удивило Джондалара, потому что она была весьма независимой, но к человеку из Клана она отнеслась по-другому. Она объясняла Джондалару, что это — жест вежливости, дань традиции, способ разговора, но он не знал ни одной женщины в Зеландонии, вообще никого, кто так вел бы себя.

Ожидая, когда мужчина коснется ее плеча, она даже не была уверена, что язык жестов этого клана был похож на язык Клана, где она выросла. Между ними лежали громадные пространства, и внешне эти люди выглядели по-другому. Но она заметила некоторое сходство между самыми разными разговорными языками. Ей приходилось только надеяться, что и между языками жестов тоже было общее.

Она считала, что язык жестов Клана, познания и образ жизни принадлежали родовой памяти, язык был сродни врожденному инстинкту. Если эти люди были связаны с общим источником, как и те, которых она знала, то язык их должен быть по крайней мере похожим.

Нервничая, она начала думать, а понимает ли вообще этот человек, что она пытается показать. И тут она почувствовала прикосновение к плечу и глубоко вздохнула. Прошло много времени с тех пор, как она разговаривала с людьми из Клана. Она взглянула на мужчину, и они некоторое время изучали друг друга.

Он не видел ни малейшего намека на то, что она происходит из Клана. Это была женщина Других. Не походила она и на помесь. Но где же она научилась правильно обращаться к мужчине?

Эйла много лет не видела людей Клана. Мужчина явно принадлежал к Клану, но его лицо не походило на лица тех, кого она знала. Волосы и борода были светлее и мягче. Глаза были светло-карие, а не темные и блестящие, как у людей из ее Клана. Черты лица — более определенные, надбровные дуги — тяжелее, нос более заострен, лоб круто уходил назад, и голова была вытянутой формы. Он более походил на человека Клана, чем те, кого она знала с детства.

Эйла начала говорить на языке жестов, используя слова ежедневного языка Клана Брана. Но сразу же стало ясно, что он не понимает ее. Затем мужчина издал несколько звуков. Они походили на те, которые использовались в Клане, но были более гортанными, почти проглатывались, и она пыталась понять, что он сказал.

Человек сломал ногу, и она хотела помочь ему, но также хотела знать побольше об этих людях. Некоторым образом ей с ними было легче, чем с Другими. Но чтобы помочь ему, ей надо было общаться с ним, чтобы он понимал, что нужно делать. Он снова заговорил и сделал какие-то жесты, которые показались знакомыми, но она не могла понять их смысл. А слова были совсем другими. Неужели язык ее Клана так отличался от этого, что она не сможет общаться с Кланами в этих местах?

Эйла думала, как сделать, чтобы ее поняли, — она посмотрела на молодую женщину, сидевшую рядом с мужчиной, та выглядела растерянной. Затем, вспомнив Сходбище Клана, она попробовала объясняться на древнем, традиционном языке жестов, на котором обращались к миру духов, а также при общении с другими кланами, имевшими иной язык.

Мужчина кивнул и сделал жест. Эйла почувствовала огромное облегчение, когда поняла его. Эти люди имели то же начало, что и люди ее Клана. Когда-то у них были общие предки, у этого мужчины и у Креба с Изой. Вдруг где-то в глубинах сознания мелькнуло, что и у нее были общие с ними корни, но ее ветвь развивалась иначе.

Джондалар с удивлением наблюдал, как они объясняются жестами. Трудно было проследить за быстрыми движениями, но он осознал, как сложен и тонок был этот язык. Когда Эйла обучала народ Львиного стойбища некоторым жестам языка Клана, чтобы можно было общаться с Ридагом, она учила самым простым, основным жестам. Мальчик более охотно общался с Эйлой, чем с другими. Джондалар догадался, что он мог говорить с ней более полно. Только теперь он начал понимать, насколько глубок и богат этот язык.

Эйла удивилась, когда человек вдруг перескочил на формулу представления. Не называя имен, родства и мест, он произнес:

— Женщина Других, мужчина хочет знать, где ты научилась говорить.

— Когда женщина была ребенком, она потеряла семью и дом во время землетрясения. Эту женщину воспитал Клан.

— Мужчина не знает такого Клана, который взял бы ребенка Других.

— Клан этой женщины живет далеко отсюда. Знает ли мужчина о реке, называемой Другими рекой Великой Матери?

— Это граница.

— Река течет на большое расстояние и впадает в огромное море на востоке. Клан женщины живет в устье этой реки.

Он недоверчиво посмотрел на нее, но тут же стал внимательно изучать ее. Язык Клана включал в себя неосознанные движения тела и жесты, что делало невозможным говорить одно, а думать иное, как порой это делали Другие. Он не был уверен в ней, хотя не видел никаких свидетельств обмана, но ее рассказ казался очень неправдоподобным.

— Эта женщина путешествовала с начала последнего теплого сезона, — добавила она.

Он стал дергаться, и Эйла поняла, что он страдает от боли.

— Что нужно этой женщине? Другие ушли. Почему женщина не уходит? — Он знал, что женщина, возможно, спасла его жизнь и помогла его подруге, и потому он был у нее в долгу.

— Женщина — целительница. Женщина может осмотреть ногу мужчины.

Он хмыкнул:

— Женщина не может быть целительницей. Женщина не принадлежит Клану.

Эйла не стала спорить. Подумав, она сказала:

— Эта женщина хочет поговорить с мужчиной из Других. Он согласно кивнул. Она встала, попятилась, а затем повернулась и подошла к Джондалару.

— Неужели ты умеешь так хорошо с ними говорить? — спросил он. — Ведь Клан, где ты жила, далеко отсюда. Не могу не восхищаться твоими успехами.

— Сначала я говорила с ним на языке моего Клана, и мы не могли понять друг друга. Тогда я стала говорить на древнем, ритуальном языке жестов, и мы смогли объясниться.

— Я правильно тебя понял? Кланы могут общаться между собой на понятном всем языке? Не важно, где они живут? Трудно в это поверить.

— Это заложено в родовой памяти.

— Ты хочешь сказать, что дети уже при рождении могут говорить на этом языке?

— Нет, не так. Они рождаются с памятью, но их надо учить, как пользоваться ею. Обычно достаточно им только напомнить об этом. Вот почему некоторые думали, что я глупая. Я слишком медленно обучалась, пока не научилась запоминать быстро. У Ридага была родовая память, но не было того, кто бы «напомнил». Вот почему он не знал языка жестов, пока не пришла я.