Джондалар улыбнулся:

— Ты уже говорила об этом.

— Но ведь Пещерный Лев выбрал тебя, у тебя даже есть шрамы, нанесенные им. Как у Вилломара.

На мгновение Джондалар задумался.

— Возможно, ты права. Мне как-то это не приходило в голову.

Внезапно появился Волк, до этого бегавший где-то. Он тявкнул, чтобы привлечь внимание Эйлы. Она посмотрела на него: язык высунут, уши стоят торчком. Он выглядел таким счастливым и оживленным. Ему нравились самостоятельные вылазки, но он всегда возвращался к людям, что радовало ее, как и то, что она едет рядом с любимым мужчиной.

— Из твоих рассказов о брате видно, что он действительно принадлежал к своему дому. Тонолан любил путешествовать. Он походил на Вилломара?

— Да, но не так сильно, как я похожу на Даланара. У Тонолана было больше от Мартоны, — Джондалар улыбнулся, — но орел выбрал не его, и потому трудно объяснить его жажду странствий. — Он нахмурился. — А шрамы у него от шерстистого носорога. И, как носорог, Тонолан был всегда непредсказуемым. Возможно, это был его тотем, но он не принес ему счастья, хотя нам повезло, что Шарамудои нашли нас, и он был так счастлив, встретившись с Джетамио.

— Не думаю, что Шерстистый Носорог — тотем, приносящий удачу, — сказала Эйла. — А вот Пещерный Лев — тотем хороший. Когда он выбрал меня, он даже отметил меня так, как изображают этот тотем в Клане. Твои шрамы другого происхождения, но они ясно говорят, что тебя отметил Пещерный Лев.

— Уж у меня-то точно шрамы от ран, которые нанес твой пещерный лев.

— Дух Пещерного Льва выбрал тебя, чтобы твой тотем был таким же сильным, как мой, так что когда-нибудь у меня будут твои дети.

— Ты же сама говорила, что детей внутри женщины зачинает мужчина, а не дух.

— Именно мужчина, но, может быть, духи способствуют этому. Поскольку у меня такой сильный тотем, мужчина, который станет моим другом, должен иметь столь же сильный тотем. Возможно, Великая Мать подсказала Пещерному Льву выбрать тебя, чтобы у нас были дети.

Думая каждый о своем, они молча продвигались вперед. Эйла представляла себе ребенка, похожего на Джондалара. Девочку. Ей казалось, что с мальчиками ей не везет. Может быть, повезет с дочкой.

Джондалар тоже думал о детях. Если это правда, что мужчина зачинает детей сам, то уже сколько раз можно было зачать ребенка. Почему же она не забеременела? А была ли беременной Серенио, когда он ушел? Он рад, что она нашла человека, с которым будет счастлива, но жаль, что она не открылась Рошарио. Дети — являются ли они частью его? Джондалар подумал о женщинах, которых знал, и вспомнил Норию, молодую женщину из народа Хадумы, с которой он разделил ритуал Первой Радости. И Нория, и старая Хадума говорили, что его дух вошел в нее и зачал новую жизнь. Она должна была родить сына с синими глазами. Они собирались назвать его Джондалом. Правда ли, что его дух смешался с духом Нории и началась новая жизнь?

Народ Хадумы обитал недалеко отсюда — это почти по дороге, на северо-западе. Возможно, они смогут посетить их, но вдруг он понял, что в действительности не знает, где их искать. Ведь люди Хадумы сами пришли к стоянке, которую устроили они с Тоноланом. Он знал, что их Пещеры были недалеко к западу от Сестры и реки Великой Матери, но где точно? Он вспомнил, что они охотились между этими реками, но сведений было недостаточно. Возможно, ему не суждено узнать, родился ли у Нории ребенок.

От мыслей о будущем потомстве Эйла перешла к народу Джондалара. Каков он? Сочтут ли они ее достойной, чтобы принять? Она почувствовала себя увереннее после встречи с племенем Шарамудои, зная, что где-то у нее есть дом. Но так ли будет в Зеландонии? Она вспомнила бурную реакцию Джондалара, когда тот узнал, что она была воспитана в Клане, потом его странное поведение той зимой в племени Мамутои.

На это отчасти повлиял Ранек. Она поняла это еще до отъезда, хотя и не сразу. Ревность была ей неведома. Вряд ли мужчины Клана могли показать, что ревнуют женщину. Но странное поведение Джондалара объяснялось еще и неуверенностью, примет ли Эйлу его народ. Сейчас она знала об этом. Хотя он любил ее, но стыдился того, что она жила в Клане, а особенно стеснялся се сына. Правда, он вроде больше не возвращался к этому. Когда Шарамудои поняли, что она жила в Клане, он защищал ее, это было нелегко.

Она любила Джондалара и хотела жить с ним, и, кроме того, сейчас уже было поздно все менять. Она надеялась, что приняла правильное решение, вот только ее тотем ничем не подтвердил это.

По мере приближения к месту слияния Сестры с рекой Великой Матери известняк верхних террас сменился гравием и лёссом.

В этом холодном мире покрытые льдом вершины гор служили источником воды для рек в течение лета… Сейчас к таянию льда добавились сильные ливни, и реки превратились в бурные потоки. Поскольку на западном склоне гор не было озер, чтобы задержать воду, она просто спадала вниз по крутому склону, неся камни и песок. Этот гравий заполнил дно и всю пойму реки. Центральная равнина, бывшая когда-то дном внутреннего моря, занимала территорию между двумя высокими горными хребтами на востоке и западе и нагорьями на севере и юге. Почти равная по мощи реке Великой Матери, Сестра несла воды этой равнины и западных склонов горной цепи, раскинувшейся полукругом на северо-западе. Ее русло пролегало по более низким местам равнины, и потому уровень воды в реке Великой Матери был чуть выше, и течение Сестры, сталкиваясь с этим потоком, откатывалось назад, образовывая нечто вроде озера.

В середине дня они подошли к болотам с низкими кустами и редкими деревьями, растущими прямо из воды. Эйла подумала, что эта местность все больше напоминает восточную дельту, с тем исключением, что здесь место соединения рек представляло собой настоящий водоворот. На юге виднелся горный массив с поросшими лесом склонами.

— Это, должно быть, Лесные Холмы, о которых говорил Карлоно, — заметила Эйла.

— Да, но на холмы они мало похожи. Они выше, чем ты думаешь, и тянутся на большое расстояние. Река Великой Матери течет на юг, пока не упирается в этот барьер. Из-за гор она поворачивает на восток.

Они объехали большую спокойную заводь и остановились на восточном берегу вспухшей реки. Взглянув на противоположный берег, на мощный поток воды, Эйла начала понимать, почему Джондалар говорил о трудностях, которые их ждут при переправе через Сестру.

Прикинув, как лучше перебраться через реку, она спросила:

— Где мы будем переправляться?

Джондалар подумал о большой лодке, в которой Рамудои везли их с Тоноланом.

— Ясно, что здесь нам не переправиться. Придется идти вверх по течению в поисках более подходящего места. Надеюсь, что, пока мы не найдем его, дождей не будет. Еще один ливень, похожий на последний, — и вода разольется по всей пойме. Неудивительно, что летнее становище оказалось покинутым.

— Неужели вода может подняться до такой высоты? — Эйла широко открыла глаза.

— Не думаю, что поднимется, но может. Вся поступающая с гор вода скапливается здесь. Кроме того, река, текущая в горах, тоже могла выйти из берегов. Нам нужно спешить. Здесь будет опасно оставаться, если снова начнется дождь. — Джондалар поглядел на небо и, пришпорив коня, перевел его в галоп. Жеребец скакал так быстро, что Волк едва успевал за ним. Изредка останавливаясь, Джондалар оглядывал противоположный берег, тревожно посматривая вверх. Казалось, река то сужается, то расширяется, но она была настолько полноводной, что определить это было трудно. Они продолжали путь, пока не стемнело, но так и не нашли подходящего места для переправы. Джондалар настоял на том, чтобы устроиться на ночлег повыше, и они остановились только тогда, когда в темноте стало ехать опасно.

— Эйла! Эйла! Вставай! — Джондалар нежно потряс ее за плечо. — Нам нужно двигаться.

— Что? Что случилось?

Обычно она пробуждалась раньше его и сейчас чувствовала себя не очень хорошо, особенно из-за того, что проснулась так внезапно. Когда она распахнула меха, то ощутила сквозняк и заметила, что входное отверстие открыто. Во мраке она едва различила лицо Джондалара, но сразу же поняла, что он взволнован, и вздрогнула от скверного предчувствия.