Осенним утром Магнус Даррель вышел на крыльцо своего дома. Это был час, когда его дочь Анна выгоняла в поле коз. Она была еще во дворе и приветствовала его, удивившись его раннему появлению. Отец не вмешивался в ее хозяйство и обычно в эти часы спал или сидел в своем кабинете. Она спросила, не хочет ли он есть. Он отказался рассеянно и торопливо. У него был беспокойный, выжидающий вид. Ей показалось, будто он ждет, чтобы она поскорее ушла со двора. Выгнав коз, она с дороги оглянулась на отца. Он все еще стоял на крыльце и смотрел ей вслед.

Даррель подождал, пока дочь отойдет подальше, ушел в дом и вернулся, неся в руках предмет в железном футляре. Он выкатил из сарая тележку, на которой Анна возила молоко, взвалил на нее футляр, взялся за веревку и потащил тележку в сторону, противоположную той, в какую ушла его дочь.

Дорога шла по унылым заброшенным местам. Дома попадались редко и стояли в стороне от дороги. Несколько возделанных картофельных участков виднелось в разных концах огромного пустыря. Один из этих участков принадлежал Даррелю, но он не знал, какой именно. Все они были огорожены рядами электрической проволоки для защиты от воров. В прошлое время весь урожай с их гряд не стоил бы и одного ряда приспособлений, предназначенных для их охраны, но во время голода соотношение стало другим.

С холма перед ним открылся пустой океанский берег и город у залива. Это был Клифтон, еще недавно, в первой половине столетия, имевший значение как портовой город ирландско-американской линии. Сейчас порт не работал и немногие суда, оставшиеся там, стояли неподвижно у пристаней. Со времени войны сообщение с Америкой было прервано. Сторожевая линия, которой Америка защищала себя от европейских влияний, наглухо перегораживала океан. Пароходы и аэропланы не пропускались из Европы, ее радиоволны отбрасывались, всякая связь между материками была прервана.

На пологом склоне по другую сторону холма Даррель остановился, распаковал футляр, вынул серый круглый предмет и осторожно поставил его на землю. Предмет имел форму колеса и был вышиной в половину человеческого роста. Он производил заурядное впечатление. Случайный прохожий, увидев его, подумал бы, что это обыкновенный точильный камень. Разглядев предмет поближе, он заметил бы детали вращательного механизма посредине, катушку и лопасти, и решил бы, что эта какая-нибудь более замысловатая вещь. Но никто не встретил Дарреля на его пути через холмы, да и некому было ходить в этих опустелых местах.

Даррель разостлал на земле карту и по компасу определил направление для колеса. Он долго ползал по земле, передвигая колесо на ничтожные величины вправо и влево. Окончив установку, встал с колен и долгое время простоял не двигаясь, собираясь с силами.

Им овладели вялость и нерешительность. Он протягивал руку к механизму посредине колеса и опускал ее. Он походил на человека, который долго готовился к какому-то делу, но в момент, когда остается лишь притронуться к кнопке, чтобы пустить его в ход, боится этого движения, старается его отдалить. Он сел на камень, набил трубку и медленно раскурил ее, желая выиграть время. И вдруг, не кончив курить, встал, подошел к колесу и небрежным жестом включил мотор.

Лопасти посредине колеса задвигались, внутренний круг начал вращаться. Когда скорость оборотов достаточно возросла, лопасти загудели, а затем все колесо, отлипнув от земли, тронулось с места и покатилось по склону холма.

Даррель следил за ним в бинокль и одобрительно кивнул головой, когда в семистах метрах от вершины внутренний металлический круг отделился от колеса и, продолжая крутиться в воздухе, отлетел в сторону.

Серая масса двигалась теперь сама, преодолевая неровности и не меняя направления, а когда на ее пути встретился большой камень, произошел взрыв, камень исчез, а колесо, не отклоняясь в сторону, покатилось дальше, оставляя позади себя неширокую рытвину, с кучами выброшенной земли по краям и малиновой дымящейся водой посредине.

Даррель перевел дух и снова приник к стеклам, готовясь к новому и решающему испытанию.

Колесо приближалось к воде. Ветер гнал волны к берегу навстречу колесу. Даррель закрыл глаза, боясь увидеть его гибель. Когда он снова посмотрел в стекла, колеса уже не было видно. Волны покрыли его, но столб воды шел впереди него, показывая его путь по дну океана. Волны смыкались, приняв обрушившуюся сверху массу воды. Столб воды уходил все дальше, пока не исчез из вида.

Даррель следил за ним до последнего момента, а затем опустил руку с биноклем и рассмеялся. Чувство торжества овладело им, но сейчас же он подавил его в себе, перестал улыбаться и задумался. Выражение настороженности и недоумения появилось на его лице. Это были ощущения человека, который много лет назад рассчитал каждую мелочь, взвесил все условия и предугадал все последствия, но в момент, когда в действительности все оказалось именно таким, как он предполагал, не верит, боится верить, что он и в самом деле ни в чем не ошибался. Он долго просидел, не двигаясь, с смутными горделивыми и тревожными мыслями.

Затем трезвое настроение вернулось к нему. Тележка, на которой было привезено колесо, и железный футляр были перед ним, и он долго смотрел на них, не понимая, что это за вещи и как они сюда попали. Придя в себя окончательно, он взялся за веревку и потащил тележку в обратный путь. Его спина горбилась, когда он возвращался назад. Он чувствовал себя усталым и постаревшим.

Анна еще не возвращалась с поля, когда он добрался до дому. Он поднялся к себе в кабинет и поставил футляр на его обычное место. Пошел на кухню, разыскал пищу и с аппетитом поел. Затем он снова вернулся в кабинет и сел за письменный стол.

Он хотел подвести итог сделанному и наметить будущее. Он исписал несколько листов, подолгу задумываясь, со многими помарками.

«Мне пятьдесят семь лет, — писал он. — Из них сорок лет я посвятил работе, которая сегодня мною окончена. Я достиг цели. В моих руках созидание и разрушение. Я начал с разрушения, чтобы расчистить почву, слишком загрязненную»…

Рассуждения, которыми Даррель обосновывал необходимость разрушения, были длинными и запутанными и свидетельствовали о том, что в этом вопросе у него не было твердой точки зрения. Они поставили бы в тупик читателя его рукописи и отбили бы у него охоту дочитать эту часть рукописи до конца.

Вторая часть рукописи касалась химии колеса и умещалась в нескольких строках:

«Формула колеса». Две строчки химической формулы, в которой встречались и обозначения для элементов, неизвестных в химии.

«Путь колеса». Прямая линия с уклоном в четверть градуса на длину тропика.

«Когда остановится колесо?» Здесь стояло всего одно слово: «Никогда!» Но сбоку мелкими буквами было приписано: «Если только оно не попадет на свой собственный след».

В самом низу стояла дата и подпись Дарреля.

Он вложил листок в папку с надписью «Колесо», поднялся по приставной лестнице к шкафу с множеством ящичков и положил папку на самую верхнюю полку. Затем снова сел к столу и на блокноте на верхнем листке написал номер полки и ящика.

Он просидел еще некоторое время в молчании, перебирая бумаги, и вдруг заметил, что бумаги перестали интересовать его.

У него появилось чувство, что ему больше нечего делать в этой комнате, и, с недоумением оглядев кабинет, он встал и сошел вниз, к дочери. Он попросил есть, был разговорчив и провел с дочерью весь вечер. Разговаривая, он всматривался в лицо дочери и испытывал удивление и нежность. В этот вечер химик Даррель впервые заметил, что его дочь была взрослой, красивой девушкой.