— Отсюда вы видите, как много значения в нашем деле имеют попутчики. Для настоящих самоубийц наш способ дороговат. Кинуться с моста в воду все-таки дешевле. Десять процентов — самое большее, на что мы можем рассчитывать.

— Между тем, я видел столько лиц, отмеченных ожиданием конца. Когда эти лица поворачивались к экранам, на них появлялись странные улыбки. Мне эти улыбки казались потусторонними.

— Это была боязнь пропустить момент и оказаться захлопнутым в ловушку. Потому-то они и не пьют вина.

Ормон вспомнил клиента № 807, его цветущее лицо, его измученные глаза.

— Есть персонажи, которых я не могу понять даже после ваших объяснений. Я говорил с № 807. Он не хитрит, когда говорит о своем намерении умереть, и в то же время у него нет никакой охоты умирать. Он славит жизнь.

— Мы можем узнать, в чем у него дело, — сказал Флийс.

Он открыл регистратор и из ящика девятой сотни достал карточку 807.

— Молодой человек, лет двадцати двух. Фамилия не сообщена, но оставлено письмо на имя Елены Одд в Карабоне.

— Любовь? — предположил Ормон, прищурясь.

Флийс посмотрел письмо на свет, достал зубчатое колесико, смочил его в растворе и правел по шву конверта.

— Я отвечаю за корреспонденцию «Стикса», — сказал он, заметив удивление Ормона, — и имею право контроля.

Догадка Ормона не подтвердилась. Елена Одд должна была служить лишь передаточной инстанцией. В конверте с ее именем был другой конверт с адресом местной организации революционной молодежи. Флийс, морщась, прочел этот адрес, вскрыл письмо, просмотрел его и передал Ормону.

Это были прощальные строки человека, обвиненного в предательстве. По-видимому, обвинение было доказано. В списке провокаторов, выкраденном из полиции, действительно имелась его фамилия и почерк на расписках в получении денег совпадал с его почерком. Он утверждал, что его именем пользовался другой, и так как у него не было никаких данных, чтобы подтвердить свои слова, он надеялся, что товарищи поверят его предсмертному письму. Его смерть кроме того должна была заставить товарищей не успокаиваться и продолжать поиски, пока настоящий предатель не будет найден.

— Наивно, но может иметь успех, — сказал Флийс, снова заклеивая конверт. — Парень переедет на запад и выдаст еще десяток-другой дураков.

— Не думаю, — ответил Ормон. — Он не похож на предателя. По-видимому, дело обстоит именно так, как он пишет.

— В самом деле? — насторожился Флийс.

Он подумал, повертел в руках конверт и, с неожиданной брезгливостью, разорвал его.

— Пусть они сами разбираются в этом деле. «Стикс» не может иметь отношения к их дрязгам.

— И значит, № 807 погибнет напрасно? — спросил Ормон.

— Он не погибнет… — отмахнулся Флийс.

— Но вы дадите знать клиенту, что его пакет уничтожен?

— Зачем?

Ормон промолчал, решив, что он еще раз подымется в салон третьего класса и разыщет мнимого провокатора.

— А кто такой № 306? — спросил он, вспомнив лысого веселого человека, который помогал тащить его в уборную.

— Репортер, — ответил Флийс, после справки. — Он уже третий раз приезжает погибать в «Стикс». Приходил жаловаться на однообразие материала. По сравнению с прошлым ничего нового.

Флийса вызвали в соседнюю комнату. К нему пришли посетители. Ормон через дверь увидел клиента № 641 и женщину, к которой он не решался подойти. Они явились, чтобы возвратить жетоны, уничтожить пакеты и просить автомобиль для немедленного отъезда. У них был сконфуженный вид и желание бежать из «Стикса» как можно скорее.

Неожиданные браки предусматривались практикой «Стикса», и для них в конторе были припасены букеты. Один из них Флийс преподнес воскресшей чете. Для разговоров с клиентами у Флийса был особенный тон. Он превращался в филантропа, мудрого знатока сердец. Ормон не подозревал, какие теплые и слезливые ноты были в запасе у этого универсального гробовщика, работавшего без могил и гробов.

Флийс отпустил посетителей и вернулся к Ормону.

— Обыкновенная история, — сказал он тоном, предназначенным не для клиентов. — Он — какой-нибудь неудачник, выверт, выше всего ставящий свое одиночество. Она тоже неврастенична, никем не понята, одинока. Одиночество загнало их в «Стикс». Здесь они встречаются. Оказывается, что их вкусы сходятся. Оба продолжают славить одиночество, не замечая, что теперь уже они делают это вдвоем. Потом они спохватываются, но у них нет охоты возвращаться в одиночество. Они возвращены для жизни. Такова положительная роль «Стикса».

Он прервал себя, вспомнив, что Ормон мог бы выехать из Бетана в одной машине с новобрачными и распрощался с ним, чтобы поспешить к Синтропу и лично позаботиться об его удобствах.

Ормон, уносясь в автомобиле, вспомнил, что по-настоящему ему следовало бы подняться в третий класс и рассказать восемьсот седьмому номеру, что его смерть не нужна и никому ничего не докажет.

Но автомобиль летел, не останавливаясь, а воспоминание о салоне третьего класса было ему тягостно.

Он успокоился на мысли, что все это дело очень запутанное и, возможно, Флийс был прав, когда говорил, что восемьсот седьмой не погибнет. Кроме того, существовала Елена Одд. Ее можно было разыскать в Карабоне и своими словами передать ей сущность письма.

Бывший № 641 сидел рядом с ним. Его соседство смущало Ормона. Их последний разговор был недружелюбен. Между тем 641 смотрел на него с желанием заговорить.

— Вас удивляет мое бегство из «Стикса»? — спросил он, наклоняясь к Ормону так, что его спутница не могла его слышать. — На самом деле это произошло благодаря вам.

— Каким образом?

— Болезнь, о которой я вам говорил, зашла у меня еще не так далеко. Я могу жить еще несколько лет. Я не хотел этой отсрочки, я пришел в «Стикс», чтобы честно дождаться колеса. Но тут явились вы с записной книжкой. Когда я подумал, что мне предстоит стать персонажем в вашем будущем плохом романе, я понял, что я не могу этого допустить, что я должен жить, хотя бы для того, чтобы помешать вам. Вы зарядили меня злостью. Когда я зол, я другой человек. Я легко прошел восемь шагов, отделявшие меня от дивана. Я нашел нужные слова. Я должен вас благодарить, Л. Ормон.

— Я рад, что случайно оказался вам полезен, — ответил Ормон. — Живите и делайтесь человеком. Вы забываете только, что записная книжка по-прежнему со мной, и наш теперешний разговор явится продолжением предыдущего. Эпизод станет полнее и шире — только и всего.

— Вам придется совершенно обойтись без этого эпизода, — сказал 641 с решительной улыбкой. — Потому что у меня тоже есть записная книжка… И если я впоследствии в каком-нибудь вашем персонаже узнаю себя, я опубликую точную запись того, как маститый Л. Ормон мыкался по залам «Стикса» и как плохо с ним обошлись некоторые самоубийцы. Вы пережили ужасные минуты, но если станет известно, что у Л. Ормона прибавилось седины после того, как он четверть часа просидел в уборной, его биография испорчена. Лучше будет, если ни вы ни я не будем касаться этого эпизода.

Ормон кивнул головой и отвернулся.

Синтроп прибыл в Бетан в последний день. На станции на запасных путях рабочие развинчивали рельсы и грузили станционное оборудование. Эварт с расстроенным лицом показался в дверях вагона сзади Синтропа, помог ему сойти и, хныча, поспешно спрятался в вагон. Синтроп, в ожидании посланных из «Стикса», остался на платформе, массивный и беспомощный. Он казался обреченным уже в первый момент своего прибытия. Для других существовала возможность возвращения. Но кто позаботился бы о нем, если б он позже изменил свое решение?

Посланный от «Стикса» был Тарт. Он повел Синтропа к автомобилю, помогая ему перелезать через ямы развороченного пути. Он не стал напоминать ему о своем недавнем посещении, но в его произношении были особенности, по которым Синтроп сам узнал его.

— Это опять вы? — спросил он, к удивлению Тарта, без раздражения. — Я не имел вас в виду. Я только что распрощался с Эвартом и рассчитывал умереть без шпионов. Вы способны испортить мне настроение в мои последние часы.