На этот раз упрямиться пришла очередь Бранда:

— Далеко не лучшая идея. Во-первых, в Дитмарше никто не высаживается, даже за питьевой водой и для вечернего strandhogg. Слишком много команд после этого пропало. Во-вторых, как я вам говорил еще неделю назад, это лоцманские воды. А вы мне отвечали, что сможете идти с впередсмотрящими и лотом! Вы сели на мель и можете сесть снова, на этот раз где-нибудь похуже. А в третьих, Рагнарссоны все еще где-то неподалеку. В начале у них была длинная сотня кораблей, сто двадцать, как вы сами насчитали. Сколько, по-вашему, мы утопили и захватили?

Ответил Хардред:

— Мы захватили их шесть. Из катапульты утопили, по крайней мере, еще с дюжину.

— Значит, их осталось сто, против наших пятидесяти. Меньше пятидесяти, потому что они подошли к «Букингему» и пробили дыру в его днище, а у меня на полдюжине кораблей осталось слишком мало команды для боя. И мы больше не сможем захватить противника врасплох.

— Так что же нам делать? — спросил Ордлаф.

Наступило долгое молчание. Его наконец прервал Хардред, чей чистый англосаксонский выговор забавно контрастировал с военным жаргоном норманнов и английским остальных присутствующих.

— Раз мы, как вы говорите, не можем спасти нашего короля, — начал он, — тогда мой долг — вернуть флот в английские воды и получить указания от короля Альфреда. Он мой государь, и по соглашению между ним и королем Шефом, — он замялся, подбирая слова, — каждый из них наследует все права другого, если другой уйдет раньше его. Что сейчас, кажется, и произошло.

Он переждал, пока уляжется буря возражений, и твердо продолжал:

— В конце концов, этот флот теперь главная надежда и защита английских берегов. Мы знаем, что можем потопить пиратов, если они полезут на нас, и так мы и сделаем. В этом была главная цель короля Шефа, как и короля Альфреда, — сохранить мир и покой на побережье и в прилегающих к нему землях. Будь он здесь, он бы сам приказал сделать то, что я предлагаю.

— Ты можешь идти, — вскричал Квикка, освобожденный раб, — можешь возвращаться к своему государю. А наш государь — тот, кто снял с нас ошейники, и мы его не бросим, чтобы на него надели ошейник какие-то утколапые ублюдки.

— Как вы собираетесь туда добраться? — спросил Хардред. — Вплавь? Бранд не хочет туда идти. А Ордлаф не осмелится идти в одиночку.

— Мы не можем просто взять и уйти, — настаивал Квикка.

Раздался густой бас Торвина:

— Нет. Но, кажется, я знаю, куда мы можем пойти. Или часть из нас. Что-то мне подсказывает, что это не похоже на Шефа Сигвардссона — тихо умереть или исчезнуть. Может быть, кто-то захочет получить за него выкуп. Или продать его. Если мы направимся в крупный порт, куда доходят все новости, мы что-нибудь о нем услышим. Я предлагаю некоторым из нас пойти в Каупанг.

— В Каупанг, — сказал Бранд. — В святилище Пути.

— У меня есть свои причины появиться там, это так, — сказал Торвин. — Но у Пути много последователей и много возможностей, а в святилище глубоко озабочены судьбой Шефа. Там мы сможем получить помощь.

— Я туда не пойду, — заявил Хардред резко. — Слишком далеко и слишком опасно, все время через враждебные воды, а мы теперь знаем, что «Графства» мало пригодны для переходов в открытом море.

Ордлаф кивнул с угрюмым одобрением.

— Одни вернутся, другие пойдут в Каупанг, — сказал Торвин.

— Думаю, большинство вернется, — сказал Бранд. — Сорока кораблей, и даже пятидесяти, недостаточно, чтобы бороться против всех пиратов Севера и Дании — Рагнарссонов, короля Хальвдана, ярла Хлатира, короля Гамли, короля Хрорика и всех прочих. Необходимо вернуться и защищать Путь в Англии. Слишком многие хотели бы уничтожить его. Я возьму «Моржа». Пойду морем, к берегу жаться не буду. Я пробьюсь. Доставлю тебя, Торвин, и твоих жрецов в Каупанг, в святилище. Кто еще? Как насчет тебя, Гудмунд?

— Возьми нас! — Квикка вскочил на ноги, его лицо покраснело от возбуждения. — Мы не вернемся. Возьми меня и моих помощников, и катапульту тоже, мы можем снять ее с «Норфолка», раз этот йоркширец боится рисковать своей шкурой. Тогда мы можем взять Ковпанга, Дитфена, всех, — дружный гул в передней части судна засвидетельствовал, что освобожденные рабы из прислуги катапульты внимательно слушают.

— Меня тоже, — произнес почти неслышный голос, принадлежавший маленькой фигурке, что выглянула из-за мачты. Бранд крутил головой в разные стороны, пока не понял, что это сказал Удд, мастер по стали, взятый в рейс только в своей прежней роли запасного наводчика катапульты.

— А ты зачем хочешь попасть в Норвегию?

— За знаниями, — отвечал Удд. — Я слышал, что люди говорят про Ярнбераланд. Страна с железом, — перевел он.

Еще одна щуплая фигура молча предстала перед ними. Ханд, лекарь, товарищ детства Шефа, ныне с серебряным яблоком Идуны на цепочке вокруг шеи.

— Отлично, — решительно сказал Бранд. — Я беру своих моряков и «Чайку» для сопровождения. Еще есть место для десяти добровольцев. Ты, Ханд, ты, Удд, и ты, Квикка. Остальные пусть бросят жребий.

— И нас в качестве пассажиров, — добавил Торвин, кивая на двух своих собратьев-жрецов. — До святилища Пути.

Утопая ногами в трясине, Шеф отступил на шаг назад. Он стремительно вращал очищенной от коры веткой и внимательно следил за Карли. Крепыш больше не ухмылялся, он был полон решимости. По крайней мере, он научился правильно держать меч: лезвие и перекладина совершенно параллельны линии предплечья, так что удар или отбив не пойдут в сторону. Шеф рванулся вперед, удар справа, слева, выпад и шаг в сторону, как Бранд учил его много месяцев назад в лагере под Йорком. Карли легко парировал, не только ухитряясь попасть по легкой ветке своим тяжелым клинком, но и каждый раз верно направляя его, — у него была просто изумительная быстрота реакции. Однако все та же старая ошибка.

Шеф слегка ускорил бой, сделал ложный выпад снизу и сильно хлестнул Карли по руке с мечом. Отступив назад, он опустил свою палку.

— Ты должен помнить, Карли, — сказал он. — Ты ведь не веники режешь. У тебя обоюдоострый клинок, а не секач. Для чего, по-твоему, нужно лезвие на второй стороне? Не для твоего прямого удара, потому что ты всегда рубишь одной стороной, полностью вкладывая свою силу в удар.

— Это нужно для обратного удара, — сказал Карли, повторяя урок. — Я знаю, знаю. Я просто не могу свою руку заставить это сделать, пока об этом не думаю, а когда думаю, получается слишком поздно. А вот скажи мне, что будет, если я попробую драться с настоящим воином, викингом с корабля?

Шеф протянул руку за мечом, критически осмотрел лезвие. Это было неплохое оружие — теперь, когда он его перековал. Но, располагая только тем, что имелось в деревенской кузнице в Дитмарше, на многое он не осмелился. Клинок все равно был из цельного куска металла, без той чересполосицы мягкого и твердого железа, которая придает лучшим мечам гибкость и прочность. Не смог он также наварить по краям клинка закаленные лезвия, которые были отличительным признаком профессионального оружия, — не нашлось хорошей стали, да и горн мог дать жар, достаточный лишь для красного каления. И теперь, каждый раз, когда они уходят за деревню и Шеф фехтует с Карли своим копьем «Гунг-нир» как алебардой, на дешевом железе меча остаются зазубрины, которые приходится править молотком и напильником. Однако и по зазубринам можно кое-что узнать. Если они образуются под прямым углом к клинку, значит, Карли фехтовал правильно. От неумелого отбива на металле остаются царапины и зазубрины, идущие наискосок. В этот раз их нет.

Шеф отдал меч.

— Если ты столкнешься с настоящим ратоборцем вроде человека, который обучал меня, ты умрешь, — сказал он. — Как и я бы умер. Но в армии викингов полно крестьянских детей. Ты можешь встретить одного из них. И не забывай, — добавил он, — если встретишь настоящего ратоборца, ты не должен драться честно.

— Ты так делал, — догадался Карли.