Сделав несколько неудачных попыток, викинги оттянулись назад. Как всегда, среди них нашелся толковый воин, который зычно стал призывать товарищей перестроиться. Спустя пару минут у всех телег была перерублена упряжь. Быков отогнали прочь. Схватив вожжи, викинги поволокли телеги в сторону, желая перебить засевших под ними трэлей. Другие отошли на пару шагов и ощетинились лесом дротиков и пик. Ни увернуться, ни защитить себя гебридцы не сумели бы.
В этот миг взгляд Шефа внезапно остановился на Муиртайге. Великан немедленно выступил вперед, причем шеренги расступились, давая ему проход, точно волчья стая — своему вожаку. Кольчуги на нем не было; свисавший с левой части туловища шафрановый плед оставлял неприкрытыми правую руку и торс. Он отшвырнул свой круглый маленький щит и сжимал обеими лапами гигантский меч с длинным острием на конце.
— Ну, малыш, давай поговорим по душам, — сказан он. — Я лично собираюсь снять твой скальп и хорошенько им подтереться.
Вместо ответа Шеф, дернув за застежку, рванул на себя парусину с телеги.
Но следующего движения он сделать не успел. Муиртайг метнулся вперед с такой скоростью, какую Шеф вообще никогда бы не заподозрил за человеческим существом. Благодаря чистому наитию Шеф в самый последний миг отпрянул, но споткнулся о колесо своего стоявшего сзади орудия. Муиртайг уже перескочил борт телеги, выбросил вперед руку с мечом, намечая место в теле врага, которое он собирался продырявить. Шеф еще раз отпрыгнул, налетел на могучего Магнуса, вновь потерял устойчивость и уже не мог ни ударить, ни отвести удар…
Муиртайг отвел руку. Когда же он, вложив все силы в удар, начал движение, по плечу его ударил рычагом волынщик по имени Квикка. Клинок, словно тоненькую ниточку, рассек натянутую на совесть могучую тетиву катапульты.
Гнусавое пение катапульты тут же перекрыл оглушительный хлопок, более громкий, чем звук, с каким входит в воду гарпун.
— Святая дева… — прохрипел Муиртайг, бессмысленно глядя пред собой.
Спущенный рычаг катапульты, сорвавшись с места, разрушил все, что оказалось у него на пути в ближайших шести дюймах. Дальше этих шести дюймов он просто не смог пролететь. Но в его коротком перелете оказалось не меньше мощи, чем у снаряда, пролетевшего милю. Половина обнаженной груди Муиртайга была снесена, словно бы на нее опустил свой страшный молот какой-то йотун. Изо рта ирландца хлынули потоки крови. Он отступил на шаг, пошатнулся и тяжело рухнул на борт телеги.
— Ты, кажется, опять обратился в христианство, — сказал Шеф. — Вспомни: «око за око»… — И, перевернув алебарду, он пронзил Муиртайгу глаз и ввел ее острие глубоко в его мозг.
В течение этого короткого поединка картина боя полностью переменилась. Подняв голову, Шеф увидал лишь спины. Нападавшие были обращены в бегство, бросали оружие, судорожно расстегивали лямки на щитах.
— Братья! — кричали они. — Товарищи! Сколько вместе браги выпито…
Один из них, по всей видимости сторонник Пути, побоявшийся оставить отца или вождя в Йорке, стоял, нелепо вытащив из-за рубахи серебряную пектораль. А сзади Иварово войско настигал ощерившийся мечами клин, во главе которого мчался семимильными шагами Бранд. Вся равнина впереди клина была усеяна беспорядочно бегущими, отчаянно ковыляющими, просящими пощады с поднятыми руками викингами. Все это означало, что строй Ивара был прорван. Теперь те, кто рассчитывал выжить, должны были уповать на собственную выносливость, ибо снимать кольчуги было не время, либо на милосердие врага.
Шеф опустил «возмездие раба» и почувствовал внезапный прилив усталости. Свесившись с борта телеги, он краем глаза неожиданно приметил какое-то стремительное перемещение. Два скакуна, на одном из которых был всадник в алом плаще и ярко-зеленых шароварах.
Повернувшись в седле, Ивар Рагнарссон взглядом пронзил стоявшего у телеги Шефа. Затем он и его телохранитель подстегнули коней и скрылись с поля боя, подняв после себя в воздух только облако пыли.
К Шефу могучими шагами направлялся Бранд.
— А ведь ты меня напугал, — заговорил он, крепко сжимая его руку. — Я-то подумал, что ты сделал ноги. А ты и впрямь сделал ноги, только не от сечи, а в самую ее гущу… Неплохой выдался денек!
— День еще не закончился. У нас в тылу целая армия, — сказал Шеф. — И Сигвард. Вообще-то я ожидал, что мерсий-цы покажутся сегодня на рассвете. Значит, он каким-то образом сумел задержать их на двенадцать часов дольше, чем я мог надеяться.
— Дольше, да недостаточно долго, — проговорил не слезавший с телеги Магнус, прозванный теперь Щербатым. Подняв руку, он показывал куда-то вдаль. Там, на горизонте равнины, превращая в слепящие стрелы шальное зимнее солнце, искрились наконечники копий и шлемов надвигавшейся на них развернутым строем огромной армии.
— Мне нужно время, — глухо процедил Бранд на ухо Шефу. — Иди, малый, затей с ними торги. Выгадай мне пару часиков…
Выбора не было. Гудмунд и Торвин вызвались его сопровождать. Они пошли навстречу мерсийскому строю, отличавшемуся от того, который они только что сокрушили, разве что внешними атрибутами, а именно тремя вознесенными над ним огромными крестами.
А в это время Армия Пути лихорадочно пыталась привести себя в порядок. Не менее трети воинов она потеряла за несколько часов боя убитыми или тяжелоранеными. А потому работа нашлась даже тем раненым, что могли держаться на ногах: нужно было разоружить сдавшихся в плен Иваровых сторонников, снять с них доспехи, тщательно расчистить поле боя от всего нужного и ненужного — в чем им с понятным воодушевлением помогали бывшие трэли, — а также отогнать, словно скотину, раненых врагов от кораблей, для чего понадобилось набрать особый отряд, а тех немногих, кто умудрился выжить после того, как над ними поработали мародеры, перепоручить заботам лекарей.
Армия же могла создать лишь видимость построения. Несколько сотен уцелевших ратоборцев встали в линию. За ними же шеренгами были выстроены пленники с длинными путами на руках. Взамен обещанной жизни им было велено стоять здесь и пугать противника своим количеством. В полумиле за строем трэли и воины усердно копали канаву, расставляли орудия. Но другие в это же время разворачивали лошадей и повозки, готовясь к новому отступлению. Армия Пути была явно не настроена сражаться. Нет, дух ее был на высоте, но после победоносного изгнания врага с ратного поля обычай требовал закатить пиршество и, во всяком случае на время, дать себе роздых. Повести же воинов в новое сражение при неравенстве сил было и вовсе нелегко.
Навстречу Шефу шагали трое, один из них священник. Еще двое толкали перед собой странного вида тачку. Следующие несколько минут, подумал Шеф, могут иметь самые серьезные последствия для жизни многих тысяч людей. А что до тачки, то он ни минуты не сомневался, что она служит пристанищем для его приемного отца.
Обе группы, остановившись шагах в десяти друг от друга, обменивались не слишком приветливыми взглядами. Молчание стало тяготить Шефа.
— Молодчина, Альфгар, — промолвил он. — Вижу, ты становишься важной птицей. Довольна ли тобой наша мама?
— Наша мама до сих пор не может прийти в себя после того, что сделал с ней твой отец. Твой покойный отец. Но перед тем, как умереть, он много нам о тебе рассказал. Времени у него было сколько угодно.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что это ты его взял в плен? Или, как в той битве при Стауре, ты держался подальше от мужского дела?
Альфгар шагнул вперед, порывисто хватаясь за рукоять меча. Но угрюмого вида воин, державшийся чуть сзади остальных, успел перехватить его руку.
— Меня зовут Квикхелм, я воевода короля Бургреда Мерсийского, — произнес он. — Мне поручено помочь учредить власть нового ольдермена над шайрами Норфолк и Суффолк и обратить их в подданство моему королю. А кто вы такие?
Неторопливо и обстоятельно, памятуя о судорожных приготовлениях, развернувшихся за спинами парламентеров, Шеф представил своих товарищей. Столь же внимательно выслушал Квикхелма, представлявшего ему Альфгара, Вульфгара и священника. Отрекся от каких бы то ни было враждебных намерений. Объявил, что намерен отвести свои войска. Намекнул, что за причиненный шайрам ущерб готов выплатить необходимую подать…