— Продукты в холодильнике — не тырить, компании не приводить. Договорились?

— Само собой!

— Тогда завтра в половине второго у касс ипподрома встречаемся.

Я очень надеялся, что Давид не устроит в квартире бордель. Парень он любвеобильный, полный энергии. Но в октябре уже сдавали дом на 1905-го года и я надеялся побыстрее туда переехать. А съемную можно будет передать Ашхацаве. Это сейчас он рассказывает, что в общаге веселее и к народу ближе. Надоедает эта близость, хочется индивидуализма, и чтобы ни одна гадина в твою сковородку с жареной картошкой нос не совала. Судя по прикиду — родители у него не бедные, помогут оплачивать аренду. Или нет. Если сочтут, что сынок на отдельной хате совсем пойдет в разнос.

***

Не подвел Давид, ждал меня как пылкий влюбленный. Наверное, уже прикидывал, когда сможет заняться развратом. Мы поболтали о том и о сем, потравили анекдоты. Поддерживали друг друга морально, короче. Хоть теперешние авторитетные ребята не чета отморозкам в кожанках и «адидасах» из девяностых, а все равно — люди сложных характеров и причудливой логики. Не всегда угадаешь, что у них на уме.

Подошедший к нам паренек ничем из толпы не выделялся. Серые брючки, остроносые черные туфли, синяя болоньевая куртка, кепочка коричневая. Без предисловий спросил что-то у Ашхацавы на абхазском. Давид ответил на родном языке, попытался еще добавить что-то, но собеседник только махнул рукой.

— Со мной пойдем, — сказал он мне, и я двинулся за ним дальше уже один.

До бежевой «копейки», за рулем которой сидел совсем уж рязанский типаж — толстячок лет сорока, нос картошкой и губы варениками, весьма заметная лысина зачесана от уха набок. Наверное, на ветру смешно выглядит. Это у меня уже нервное, хотя и тот паренек, и этот мужик — никто: курьеры и водители. Я сзади сел, провожатый — впереди.

Ехали недолго, в какой-то переулок свернули, во дворе сталинки остановились. На четвертый этаж поднялись в древнем лифте, который тут, наверное, с момента постройки был. В котором сначала надо наружную дверцу закрыть, а потом внутреннюю. Ручками. Я бы предпочел пешком пойти.

Помощник товарища Лакобы так и не представился. И у меня имени не спросил. Хотя так себе анонимность, по крайней мере, с моей стороны: в расписке указаны мои ФИО полностью. Судя по голосу, это был тот же крендель, назначивший мне встречу. По-русски он говорил как иностранец, который уже вроде набрал словарный запас и одолел грамматику, а теперь перешел к работе над произношением. В ровную как у диктора радио речь у него время от времени влезали слова с акцентом. Я даже представил себе, как он вечером, освободившись от бандитских дел, ставит на проигрыватель пластинку с лингафонным курсом и старательно повторяет упражнения.

Вид у хозяина был именно такой, какой потом уже, к нулевым, стал стандартным для мафиози средней руки. Никаких железных зубов и наколок с перстнями. Хороший костюм, аккуратная прическа, дорогой парфюм. Только глаза людоедские. Такие, в которых клиент должен свою могилу видеть.

Я изложил проблему и даже показал расписку. Впрочем, абхазский гость на нее не посмотрел.

— Нет, — холодно бросил он, не выслушав «заманчивое» коммерческое предложение.

Конечно, золотое правило торговли — не показывать свой интерес и не соглашаться на первую цену.

— Меньше чем на пятьдесят процентов не соглашусь, — спокойно ответил я.

Хоть и далек от искусства продаж, но знаю, что торг еще не началась. Так, примеряемся. Сейчас он думает, а какие еще обязательные условия можно на меня повесить. Чем его делу может пригодиться простой студент, хоть и пятого курса? Да ничем, в принципе. Это я так считаю. Абхаз еще раз глянул на меня, не мигая. Вроде того охранника в сериале про нарковарщиков. Хороший прием, будь мне двадцать три, как студенту, испугался бы.

Что придумал хозяин, так и осталось тайной. Потому что зазвенел дверной звонок. Протяжно, беспокойно. Вот странное дело, вроде и деренчит всегда одинаково, а эмоции как-то передает. Понятно, что это не пьяный друг задумался, нажав на кнопку, а поганка какая-то стряслась.

Абхаз встал, пошел открывать. Интересно, почему он? Вроде хлопчик-провожатый остался, упорхнул на кухню. Щелкнул замок, забазарили. Хозяин недовольно и чуть встревоженно, прибывший — оправдываясь, быстро, близко к панике даже. Типа «Шеф, всё пропало», только не смешно ни грамма. Говорят на абхазском, естественно.

Через минуту что-то там зашебуршало, еще кто-то вошел, только сильно прихрамывая. Отрывисто, явно командуя, заговорил хозяин. Забегали еще двое, в ванной полилась вода. И только после этого абхаз вернулся ко мне, вытирая руки носовым платком.

— Вот что, дорогой друг, — сказал он, причем, совершенно спокойно, без эмоций — там у нас товарищ один пострадал немного. Поможешь — решим твою проблему.

А что делать? Встал, пошел смотреть товарища. Хорошо, в этой квартире ванная комната просторная, не хрущевка, где и одному тесно. Мужчина, лет тридцати. Типичный южанин, кепки-аэродрома только для полноты портрета не хватает. Бледноват слегка, держится за левый бок, сквозь пальцы кровь сочится, но не очень сильно, терпимо. Хозяин у меня из-за спины что-то рыкнул. Думаю, предупредил, чтобы тот язык не распускал.

До этого момент мой опыт в подпольном врачевании ограничивался капельницами алкашам. Про неофициальную хирургию я больше из фильмов знал. Короче, ничего. С почином, значит. Посмотрим, что там.

— Пиджак, рубаху снимайте, — начал командовать я. И, взглянув на рану, спросил: — Дома есть бинты, вата? Спиртное?

— Чача только, — подал голос паренек, который меня привел. — Больше ничего.

— В аптеку тогда пусть кто-нибудь сбегает, — сказал я. — Сейчас скажу, что брать.

И тут мой пациент побледнел, закатил глаза и начал сползать на пол.

К счастью, у мужика был просто обморок. Наверное, представил, что с ним сейчас будут делать. А куда денешься? В больнице всё произошло бы цивильнее, но там про все травмы автоматом сигналят в милицию. Не спрашивая разрешения. Так что не успеешь отойти от анестезии, а тут уже дознаватель вкрадчивым голосом неприятные вопросы задает.

Пока гонец помчался в аптеку, я готовился на месте. Рана не очень длинная, стежка четыре, пять от силы. В основном, кожу порезали, и мышцы немного, не очень глубоко. И слава богу, не проникающая. Потому что устраивать тут дренажи по Бюлау, хоть и соорудить его реально чуть не из говна и палок, у меня бы квалификации не хватило. Может, пришлось бы вызывать кавалерию. Давида, к примеру. Он, оказывается, со второго курса на кружок ходит, имеет страстное желание стать хирургом. И ему даже доверяли крючки держать. Я представил себе радость своего товарища, если бы его притащили сюда для производства подпольной операции. Лучше не надо. Я один в этот блудняк попал, мне самому и выбираться.

Из инструментов у меня была игла швейная, шелковые нитки красного цвета, тридцать третий номер, и плоскогубцы вместо иглодержателя. И ножницы на все случаи жизни. Нитки тонковаты, конечно, если сильно затянуть, кожу прорежут. Сложу вдвое. Иголки было две, но одну я неудачно сломал, пытаясь согнуть. Все инструменты сейчас кипятились в эмалированной кастрюльке. Нашелся и шприц. Уж не знаю, для каких целей применялся залитый спиртом в металлическом футляре двухкубовый боян, но других не было. В эпоху многоразовых инструментов не в каждом доме найдется. Придется слегка помучиться.

Почему-то вспомнил фильм с Ришаром и Депардье, «Беглецы», где персонажа Депардье лечит псих-ветеринар. Он там еще у пациента нос проверял — мокрый или нет... Я хрюкнул, стараясь не засмеяться, и под взглядом хозяина покашлял в согнутый локоть. Вроде никто не заметил.

Дальше всё просто. Фурацилином промыл, новокаином обколол, в рану флакончик ампициллина высыпал, шовчики наложил, почти ровные, дренаж поставил. Для неспециалиста — просто красота получилась. Сверху салфеточку приклеил — как так и было. Назначил парню пить тетрациклин, следить за повязкой. Очень надеюсь, что дальнейшие процедуры без меня пройдут. Только этого счастья мне и не хватало. Опять же, если люди серьезные, то и свои медики могут быть.