Дележное собрание прошло, так что мне досталась квартира из резерва. Угадайте этаж? Правильно, последний. И не страшно. Лифт работает, а нет — так здоровья пока хватает. И вообще, не понравится — обменяю квартиру на район не такой пафосный, еще и с прибылью буду.

Хороший дом. Вид из окна — на сквер «Памяти борцов революции». Метро рядом, в 5 минутах. Да что там скромничать? Это просто замечательный дом! Офигенный! Думаю, узнай про него Анна Игнатьевна, улыбка у нее сразу выросла бы до ушей, и она со мной не то что в «крокодила» — в подкидного дурака на щелбаны играть села. Орловская лимита-то хорошим «зятем» становится!

— Так у Палыча день рождения сегодня, — у синего «москвича» коренастый мужчина лет пятидесяти уже немного устало в неизвестно который раз повторял свою печальную повесть, теперь милиционеру. — Сорок пять. А он охотник заядлый. Мы все охотники, — он показал на парочку хмурых товарищей примерно одного с собой возраста, топчущихся у багажника машины. — Скинулись, подарили нож... хороший. Он давно хотел такой. Ну выпили ребята немного, грамм по двести, не больше. Я не пил, за рулем же...

Мы уже почти час стояли на обочине у этого «москвича». Непривычно тихий сегодня Харченко подремывал, сидя в кабине, а я всерьез рассматривал возможность прилечь на носилки и тоже придавить массу. День Советской конституции пришелся аккурат на мое дежурство и сразу повалило.

— ...как нож увидел, обрадовался, за пояс засунул. Мы говорили, чтобы в чехол, да кто там слушал, — махнул рукой рассказчик. — А потом и забыли как-то. Сели, поехали, на дачу к Палычу, там жены готовят, шашлыки замочены... Ох, о чем я, какие теперь, к едреней матери... Простите, доктор, вырвалось, — сказал он Томилиной. — Ну вот, а потом на ямку наехали, тряхонуло вроде чутка. Никто поначалу и внимания не обратил, кто-то анекдот рассказывал, что ли...А потом слышим — молчит Палыч. Бросились, а оно вон чего...

Хороший нож мужику подарили. Качественный. На той самой ямке он прорезал бедро Палыча чуть не до кости с внутренней стороны, чикнув бедренную вену с артерией. Мужик истек кровью до изумления быстро.

— Ну что, — у нас всё, везите в судебку, — огласил вердикт милицейский дознаватель. Странно, не ППС примчала, а сразу он.

— У нас смерть до прибытия! — задохнулась от возмущения Томилина. — С какого перепугу мы должны вашу работу делать? Вы за нас на вызов не поехали ни разу. Фамилию свою назовите!

Ого, да тут наезд на дружественную службу! Но Елена во всем права — это ментам надо вызывать труповозку и оформлять все сопроводительные документы. Вот если бы мы успели хоть секунду полечить именинника — тогда наш. А так — смерть зафиксировали, постояли рядом, дальше без нас. Тут тонкостей много. Умер дома — могут в поликлинике выдать справку о смерти, если болел и возраст подходящий. Случилась та же беда хоть и на пороге, даже если ботинок наружу торчит — вези на вскрытие, будь там медкарта толщиной с рукопись «Войны и мира».

Я как-то автоматом отметил, что из приоткрытой задней дверцы «москвича» на асфальт накапала уже неслабая лужа и, взяв валявшуюся в углу салона ветошь, пошел и бросил ее сверху. Мужик, который, судя по извозюканным ботинкам, сидел рядом с покойным Палычем, увидев это, внезапно понял, что завтрак срочно просится наружу по непредусмотренному для эвакуации пути и побежал кричать на чахлый кустик на обочине.

Ну всё, бой закончился за явным преимуществом одной из сторон. Поехали дальше. И следующий тоже порезался. Закон парных случаев, однако. Одно дерьмо,приключившись, тянет к себе похожее. Говорят, статистически это маловероятно, но любой скоропомощник поднимет таких ученых на смех, потому что у нас так.

Приехали. И снова наша любимая рабочая общага. Живописный хрен под два метра ростом сидит посередине комнаты совершенно голый и вещает всей округе, что его хотят похитить, противостояние достигло кульминации и сейчас он начнет крошить всех гадов. И всё это он умудряется сказать с помощью священных для каждого бухого утырка пяти слов. На «х», на «п», на «б», на «м» и на «е». Начал он правильно — с себя, и хорошо порезал предплечье. Левое, конечно, он же правша. Ритуал изгнания похитителей сопровождается орошением окрестностей рабочей кровью. С одной стороны, надо бы парня в травмпункт, но пусть этим занимаются психи. Один хрен им потом болезного в сумасшедший дом везти.

Пошел звонить диспетчерам. Путем краткосрочных переговоров выясняю, что свободных психбригад нет, но как только, так и сразу. Ждите.

Возвращаюсь. Нет, ну нельзя оставлять одних докториц, не прошедших полный курс профвыгорания! Пока меня не было, беременная соседка бравого молодца разжалобила Томилину и та уже уговорила существо по имени Игорёчек поехать с нами в больницу. И что нам делать? Беременная уже собирается организовать трехдневное празднество всей общаги, болезный дает себя перевязать «только вот этому доктору, потому что остальные — враги». Елена бинтует, обожравшееся быдло встает в чем мать родила и соглашается ехать только так, «потому что белье немного несвежее». Да у тебя, козла, вся жизнь несвежая. В итоге приходим к компромиссу в виде простыни и пострадавший Игорёк идет покачиваясь, похожий на загулявшего римского патриция с советским паспортом в руке и сланцах пролетарского черного цвета.

А что делать подневольному фельдшеру? Правильно, только вздыхать и втихаря показывать кулак коллеге. Вот пусть сама с ним в салоне и едет. А у меня сегодня аллергия на запахи немытых алкашей. Сели, я дал отбой психам, поехали в травмпункт. Там мы чудо сдадим на руки настоящим врачам, а они его зашьют и специалистов по доставке в сумасшедший дом вызовут сами. А как же, тут у нас суицидальная попытка. Все понимают, что Игорьку место в вытрезвителе, но его туда не возьмут.

Что-то я задумался чуток, почти до стадии легкой медитации. Но развить просветление путем разгона праны по чакрам, или наоборот, чакр по пранам, не дал пассажир. Мы только тормознули на перекрестке, как патриций возжелал свободы. Резко вскочил и нырком выпрыгнул из остановившегося «рафика». А Томилина так и осталась сидеть с открытым ртом с утешительным призом в виде той самой простынки, в которую Игорёчек завернулся.

— Чего спим? — крикнул я Мише. — Включай стопы, побежали ловить.

Пока я выбрался из машины, свободолюбивый гад домчался до конца скопившихся на перекрёстке автомобилей, сверкая масштабным тылом и грязными пятками. Вряд ли он и сам знал, куда бежит.

Впрочем, свобода сегодня оказалась для Игорёчка в дефиците. Водила «МАЗа», мимо которого он пробегал, в лучших традициях голливудских фильмов открыл перед ним дверцу, и теперь к порезанной руке должна была присоединится наливающаяся багрецом и растущая в виде рога шишка на лбу. Остановивший забег выбрался из кабины и развернул покачивающегося бегунка к себе тылом, а к нам, соответственно, фасадом. Единорог получился немного бракованным — украшение на лбу сдвинулось влево и придавало чувырле вид залихватский и карикатурный.

— Ваш? — спросил наш невольный помощник, едва сдерживая смех. — Забирайте, а то он своими мудями весь народ напугает.

С учетом масштабов водилы, у которого кулаки были размеров с голову алкаша, сопротивление отсутствовало напрочь. Игорька посадили в машину и прикрыли срам на привычный уже древнеримский манер. Как ни странно, паспорт он не потерял — бежал прямо с ним.

Очухался свободолюбивый клоун только в травмпункте. Там он зачем-то начал требовать милицию, чтобы те зафиксировали побои и традиционно обещал всем присутствующим длительные тюремные сроки за похищение советского гражданина. Очевидно, столкновение с изделием минских автомобилистов пробудило в нем глубоко спрятанный интеллект и словарный запас Игоречка начал стремительно приближаться к двум десяткам слов. Протрезвеет, пойдет учиться куда-нибудь.