Союзники в Сенане уже получили указания украсть для него двух дочек Хетан. Он поселит их в своем доме, а когда войдут в возраст — возьмет в жены. Участь Хетан пусть решает кто хочет. Есть еще юный мальчик, истинный сын Имасса — разумеется, его следует убить. Как и Кафала. Положить конец крови Хамбралла Тавра.

Размышления о грядущей славе прервало внезапное появление двух разведчиков. Они несли тело.

Тоже Баргаст, но не его племени.

Марел Эб поднял руку, останавливая боевой отряд, и зашагал навстречу разведке.

Баргаст был скопищем ран. Левая рука отрублена ниже локтя, культя кишит червями. Пламя смыло половину лица, колечки доспеха блестят на груди среди сырого мяса и красной кожи. По висящим на поясе фетишам Марел понял: это человек из младшего клана Змееловов.

Он скривился, помахал рукой, разгоняя мух. — Будет жить?

Разведчик кивнул, сказав: — Но недолго, Боевой Вождь.

— Осторожно положите его. — Марел Эб встал на колени около молодого воина. Проглотив отвращение, сказал: — Змеелов, открой глаза. Я Марел Эб из Барахна. Поговори со мной, скажи последнее слово. Что случилось?

Единственный глаз был залит слизью — желтоватое глазное яблоко слабо заворочалось между вздувшихся век. Рот раскрылся, но слова послышались не сразу. — Я Бенден Ледаг, сын Керавта и Элор. Помните меня. Я один выжил. Я последний Змеелов. Последний.

— Вас подкараулила армия акрюнаев?

— Не знаю, кто нас подкараулил. Но знаю, что меня ждет — проклятие. — Лицо исказилось от боли.

— Открой глаз — смотри на меня, воин! Расскажи о том, кто тебя убил!

— Проклятие, да. Ибо я бежал. Я не остался умирать с родичами. Сбежал. Как испуганный заяц, как травяной тушканчик. — Речь заставила его потерять последние силы. Дыхание стало хрипом. — Беги, Марел Эб. Покажи, как… как выживают трусы.

Марел Эб сжал кулак, желая ударить бормочущего придурка — но заставил себя расслабиться. — Барахны не боятся врага. Мы отомстим за тебя, Бенден Ледаг. Мы отомстим за Змееловов. И пусть души сраженных родичей отыщут тебя.

Умирающий глупец выдавил улыбку: — Буду их ждать. У меня готова шутка, они засмеются — я всегда умел смешить. Но вот у Зервоу не будет причин смеяться — я украл его жену — украл его радость… — Он кашлянул смехом. — Так всегда делают… слабаки. — Взгляд единственного глаза вдруг стал суровым. — А тебя, барахн… я и тебя буду ждать.

Улыбка превратилась в гримасу, лицо исказила боль. Полевой ветер свободно влетел в раскрывшийся рот.

Марел Эб еще несколько мгновений смотрел в незрячий глаз. Потом с руганью выпрямился. — Оставьте его воронам. Трубите в рога, высылайте вперед лазутчиков. Мы встанем здесь, подготовимся — впереди месть, а месть всегда сладка.

Две из шести женщин оттащили останки барышника к краю обрыва, столкнули. Услышав, как в густых кустах на дне оврага зашевелились змеи, торопливо отошли, возвращаясь к остальным.

Хессанрала, вождь этого отряда Свежевательниц, еще раз проверила самодельную упряжь, наброшенную на нового коня, и улыбнулась женщинам (те пучками травы стирали с рук кровь и семя): — Выберите лошадей.

Та, что была ближе, отбросила клок измазанной травы. — Гнездо гадов, — сказала она. — Каждый куст полыни и огнезова ими так и кишит.

— Нас преследуют дурные знамения, — добавила вторая.

Хессанрала оскалила зубы: — Нож тебе в глотку, Релата! — и повела рукой: — Поглядите на богатства. Лошадь каждому и три запасных, мешок монеты, мясо бхедрина, копченое с мятой, три меха воды. И разве мы не потешились с мерзким скотом? Не научили его дарам боли?

— Все верно, — отозвалась Релата, — но я чую тени в ночи, слышу шелест крыльев ужаса. Кто-то крадется за нами, Боевой Вождь.

Услышав такое, женщина — вождь с рычанием отвернулась. Взгромоздилась на коня. — Мы Баргасты племени Акрата. Мы Свежевательницы — кто не боится женщин-убийц из Акраты? — Он сверкнула глазами на остальных, словно ища подобающего одобрения. Казалось, она удовлетворена тем, что они поспешили подъехать ближе.

Релата сплюнула на ладони и ухватила единственную лошадь под седлом — лошадь торговца, которую она потребовала себе как трофей. Именно ее нож первым вошел в плоть барышника. Она вставила носок сапога в стремя, влезла в седло. Хессанрала слишком молода. Это ее первый поход в роли вождя, и она слишком старается быть суровой. Принято, что нового вождя сопровождает опытный воин, чтобы дела не пошли плохо. Но Хессанрала не любит слушать Релату, видит в мудрости страх, в осторожности трусость.

Она поправила кусок морантского хитина, который акраты используют в доспехах, убедилась, что позолоченный нагрудник сидит правильно. Уделила миг носу, вставляя широкие полые костяшки — именно они делают женщин Акраты самыми прекрасными среди Белолицых. Развернула лошадь головой к Хессанрале.

— Торговец, — сказала вождь, чуть слышно заворчав на Релату, — возвращался к сородичам. Мы знаем, ведь мы выслеживали его. Мы видим древнюю тропу, по которой он шел. Пойдем по ней, найдем акрюнайские хижины и убьем всех, кого найдем.

— Тропа ведет на север, — сказала Релата. — Мы ничего не знаем о том, что там находится. Мы можем нарваться на лагерь тысячи воинов Акрюна.

— Релата блеет как новорожденный козленок. Но где же боевой крик ястреба? — Хессанрала оглядела женщин. — Кто из вас слышит крылатого охотника? Никто кроме Релаты.

Релата со вздохом взмахнула рукой: — Мне нечего делать рядом с тобой. Я вернусь на главную стоянку — и сколько женщин откликнутся на зов к Свежеванию? Не пять. Нет, я буду вождем сотни, а может и большего числа. Ты, Хессанрала, ты долго не проживешь… — Она оглядела остальных и с неудовольствием увидела на их лицах смятение и осуждение. Но они все слишком молодые. — Идите за ней на север, воительницы — но вы можете назад не вернуться. Те, что хотят присоединиться ко мне — сделайте это сейчас.

Когда никто не пошевелился, Релата пожала плечами и развернула лошадь. Поехала на юг.

Едва удалившись за пределы видимости отряда, поскакавшего на север, Релата остановилась. Кровь пятерых глупых девчонок может обагрить ее руки. Почти все поняли бы причину, по которой она ушла. Все ведь знают, какова Хессанрала. Однако потерявшие дочерей семьи от нее отвернутся.

Там ждет ястреб. Она уверена. При пятерых девчонках нет ни пастуха, ни овчарки. Некому их охранять. Что же, она станет овчаркой, она прокрадется в траве по их следу. Она будет бдительной и, если ястреб нападет, она сделает все что сумеет.

Она двинулась по следу отряда.

Низкие каменные пирамиды, поставленные в ряд на гребне холма, почти скрылись в зарослях. Принесенная ветрами почва скопилась с одной стороны, в ней успели закрепиться скрюченные деревья и кусты колючего терновника. Остальные бока были покрыты травой. Но Тоол отлично знал, что означают эти каменные груды, древние знаки и приметы, оставленные охотниками — Имассами, и поэтому не удивился, когда за рядом пирамидок их встретил крутой обрыв. Дно оврага покрылось кустами скеля. Он понимал: в почве таятся кости, толстые и длинные — иногда в два или три раза длиннее тела взрослого мужчины. Сюда Имассы сгоняли стада, истребляя зверя во времена сезонных охот. Порывшись под кустами скеля, можно отыскать кости бхедов и тенагов, сломанные рога, бивни, наконечники из серого кремня; можно найти также и скелеты увлекшихся погоней волков — ай, а кое-где и окралов — равнинные медведи любили следовать за стадом бхедов и поддавались общей панике, особенно когда использовался огонь. Поколение за поколением жестокие охоты помогали поднимать дно оврага — пока не исчезли тенаги, с ними окралы и даже ай; ветер стал пустым и гулким, безжизненным — ни рева, ни резких криков быка-тенага. Даже бхеды уступили место меньшим собратьям, бхедринам — они тоже пропали бы, не исчезни прежде двуногие охотники…

А они исчезли, и Оносу Т’оолану хорошо известно, куда и как.