Во рту его слишком сухо, в горле слишком жжет… но ему все равно нечего было бы ответить. Он хорошо знает лишь собственное невежество.

— Оглядись, Гриб. Видишь? Здесь нет даров. Погляди на дурацкие трупы и дурацкие фургоны скарба. Последней и самой реальной для них вещью был огонь.

Его внимание привлекала вздымающаяся туча. Она отсвечивала золотом. Что-то движется по тракту, который пересекает впереди их дорогу. Стадо? Армия?

— Огонь — не дар, что бы ты ни думал, Гриб.

— Без него мы помрем.

— Нужно оставаться на дороге.

— Зачем?

— Чтобы узнать, куда она ведет.

— Но мы здесь помрем!

— Эта земля, Гриб — сказала она, — хранит благородные воспоминания.

Солнце почти успело сесть, когда подошла армия. Колесницы, тяжелые от добычи фургоны. Воины — темнокожие, высокие и тощие, в бронзовых доспехах. Гриб подумал, что их тысяча, а может, и больше. Он видел копейщиков, стрелков и некий тип тяжелой конницы, вооруженной серповидными топорами и короткими кривыми мечами.

Они пересекали дорогу, словно не замечая ее; Гриб вздрогнул, поняв, что всадники и колесницы просвечивают. Это призраки. — Они воспоминания земли? — спросил он Синн.

— Да.

— Они могут нас видеть?

Она указала на колесницу, прогрохотавшую мимо, но начавшую разворачиваться. Человек сзади что-то говорил возчику. — Он жрец. Он нас не видит, но чувствует. Святость не всегда привязана к одному месту. Иногда она проходит мимо.

Гриб задрожал, обхватив себя руками. — Хватит, Синн. Мы не боги.

— Нет, мы не боги. Мы, — усмехнулась она, — скорее божьи посланники.

Жрец спрыгнул с колесницы. Гриб видел теперь старые пятна крови на спицах высокого колеса, видел и места, куда крепятся боевые косы. Массированная атака таких колесниц должна была вызывать ужасные опустошения.

Человек с лицом ястреба подходил все ближе, озираясь словно слепой.

Гриб сделал шаг назад, однако Синн схватила его за руку и удержала. — Не надо, — промурлыкала она. — Пусть коснется божественного. Пусть получит дар мудрости.

Жрец воздел руки. Вся армия замерла. Гриб видел некоего человека на роскошной колеснице — царя или командующего — который сошел наземь и направился узнать, что за странные жесты делает священник.

— Мы не можем дать мудрости, — сказал Гриб. — Синн…

— Не глупи. Просто стой. Жди. Нам вообще ничего не нужно делать.

Вытянутые руки приближались. На ладонях запеклась кровь, а вот мозолей видно не было. Гриб прошипел: — Это не воин.

— Точно. Но кровь любит очень.

Ладони застыли, потом скользнули вперед, безошибочно отыскав их лбы. Гриб увидел, как раскрываются глаза жреца и мгновенно понял: он видит всё, не только дорогу и груды обломков — видит век давно минувший или еще не наступивший, век, в котором существуют Гриб и Синн, живые и реальные.

Жрец отпрянул и завыл.

Смех Синн был жестоким:- Он увидел реальность! Увидел! — Она развернулась к Грибу, сверкая глазами. — Будущее — пустыня! И дорога! И нет конца глупым войнам, безумной резне… — Она снова глядела на жреца, бредущего назад к своей колеснице. — Он верил в бога-солнце! Верил в бессмертие славы и богатства — в золотые поля, в роскошные сады, сладкие дожди и бесконечно текущие сладкие реки! Верил, что его народ — хо, хо! — избран! Они все так верят, понимаешь? Все и всегда! Видишь наш дар, Гриб? Видишь, как мудрость передается ему? Убежище невежества расколото! Сады одичали. Он брошен в море мудрости! Ну разве не божье послание?

Грибу казалось, что в нем не осталось влаги для слез. Он ошибался.

Армия, жрец и царь исчезли, умчались как листья по ветру. Но перед этим появились рабы, сложив стол из камней, заставив его подношениями: кувшины с пивом, вином и медом, финики, смоквы, хлебы. Зарезали двух коз, оросив кровью песок.

Призрачное угощение… но Синн заверила, что оно поддержит их силы. Божественные дары, сказала она, и не дары вовсе. За них приходится платить.

— Он заплатил, Гриб? О да, он заплатил!

Странник ступил в огромную, невозможную комнату. Уже блекли отзвуки приятных воспоминаний, разворошенные беседой беззаботные дни былого стали бесцветными, почти мертвыми. Костяшки держался на шаг позади, как подобало его роли — прошлой и будущей.

Она пробудилась, сгорбилась над россыпью костей. Она поймана играми удачи и неудачи, блестящими и смущающими дарами Сечула Лата, Повелителя Оплота Случая — Сокрушителя, Обманщика, Попирающего Руины. Но она слишком глупа, чтобы понимать: по воле Повелителя он бросает сейчас вызов основным законам вселенной! Хотя они, законы эти, и так гораздо неопределеннее, чем верят смертные.

Странник подошел и подошвой сапога разбросал несказанный узор.

Лицо ее стало маской ярости. Она отпрянула, поднимая руки — и замерла, заметив Странника.

— Килмандарос.

В глазах ее он увидел промельк страха.

— Я пришел, — произнес он, — поговорить о драконах.

То ли ветер принес некий запах; то ли земля задрожала под ногами; то ли сам воздух наполнился чуждыми мыслями, злобными и гневными мыслями — какова бы ни была причина, но К’чайн Че’малле узнали, что их преследуют. Им не терпелось обогнать медлительную Келиз. Ганф Мач сменила походку, хребет ее стал почти параллелен земле, словно за одно утро изменилась форма скелета, мышц и суставов; не успело солнце высоко взойти над головами, как она подхватила Дестрианта, усадив между лопаток, где острые шипы успели сгладиться, а кожа сформировала подобие седла. Так Келиз оказалась всадницей Че’малле — движения были гораздо более мягкими, чем тогда, когда она ездила на лошади, она словно плыла над изломанными пейзажами на скорости средней между рысью и галопом. Ганф Мач пользовалась передними лапами лишь изредка, взбираясь по склону или огибая случайный холм; обычно покрытые чешуйками конечности торчали в стороны, словно лапки богомола.

Охотники К’эл Руток и Кор’Туран бежали по бокам, а Сег’Черок ушел почти на треть лиги вперед — даже со спины Ганф Мач Келиз редко удавалось разглядеть здоровенную тварь. Его местоположение выдавала лишь бегущая тень (шкуры всех К’чайн Че’малле приобрели теперь оттенки пестрой земли и скудной растительности Пустошей).

«И всё же… всё же… они устрашены».

Они боятся не людей-охотников. Те были лишь случайной, временной помехой для миссии. Нет, страх засел в самих внутренностях жутких демонов. Он исходит от Ганф’ен Ацил словно волны по ледяной воде, охватывает каждого из ее детей. Давление все растет, хрустящее, оглушающее.