— До скорой встречи, старший сержант Прыщ.

— И вам спокойной ночи, капитан Добряк.

* * *

«Это был он. Я обманывала себя, стараясь думать иначе. Но кому дано объяснить любовь?»

Она спрятала нож в ножны, раздвинула обвисшие края полога, вышла из шатра и задрожала: легкий бриз почему — то веял холодом. «Темный север высунул язык. Отзвуки нежданного рождения — рада, что я не волшебница. Уж им-то сегодня танцевать не хотелось».

Лостара отошла от шатра командующей. Распоряжение Адъюнкта, выгнавшее ее наружу в разгар ночи, было необычным — «я готовилась спать, чтоб тебя!» — но еще более тревожным был призыв стражи. Пьяный Банашар тоже был изгнан. «Что Быстрый Бен и Бутыл расскажут тебе, Тавора? Будет ли конец твоим тайнам? Развалится ли стена твоей изоляции? Что такого приятного в одиночестве? Твоя любовница стала призраком. Империя, который ты служила, предала тебя. Твои офицеры всё больше молчат, даже между собой не разговаривают.

О змея севера, твой язык не лжет. Ползи сюда. Мы едва дышим».

Ей пришлось остановиться: на пути был шатающийся Банашар. Завидев ее, он тоже попытался встать и чуть не упал. — Капитан Иль, — пробормотал он пораженно, глубоко вздохнул и сипло выдохнул (кажется, все пьяницы так делают, пытаясь собрать растекшиеся мысли). — Приятный вечерок, а?

— Нет. Холодно. Я устала. Не понимаю, почему Адъюнкт всех прогнала — вряд ли ей не хватало места. Или так и есть? Для чего?

— Для чего, именно, — кивнул он, улыбаясь так, будто обнаружил полный кошель сладостей. — Видишь ли, это шкаф.

— Что?

Он покачивался из стороны в сторону. — Платяной шкаф. Так это называется? Да, вроде бы. Не для долгих странствий сделан. Но… и ногда… о чем это я? О, иногда шкаф так велик, что девушка бежит со всех ног и как можно дальше. Именно это я хотел сказать? Я правильно сказал?

— Шкаф.

Банашар уставил на нее палец. — Именно.

— Кто убегает от шкафа? Девушки не…

— А женщины да.

— Не понимаю.

— Всяческий выбор, ясно? Что надеть. Когда надеть, когда не надевать. Если это, то что к нему? Что надеть, капитан Иль. Выбор. Необходимости окружают тебя. Приближаются. Давят. Девушки убегают, и будем надеяться, она сделает так же.

Фыркнув, Лостара Ииль обошла дурака и двинулась вдоль по улице палаток.

«Это был он. Но ты позволила ему уйти. Может, думала — он вернется, или что ты снова его найдешь. Думала, у тебя есть время. Но мир всегда держит оружие наготове; всё, что ему нужно — твой неверный шаг, ложное решение. Ты вдруг ранена, истекаешь кровью. А он внезапно испускает дух и нет времени помешать ему, остается только стоять и смотреть, как развертывается свиток дурных новостей.

Что еще ты можешь сделать?

Это был он, но он ушел и не вернется».

Шаги ее замедлились. Лостара нахмурилась. «Куда я иду? А, правильно. Взять новое точило. Мир вооружен, Адъюнкт. Берегись. Распахни шкаф пинком, девушка, и поскорее натягивай доспехи. Окончены дни веселья, окончены ночи, полные блистающих улыбок, привилегий и прав.

Ты идиот, Банашар. В шкафу всего один наряд. Чего выбирать?»

Лостара почти услышала его ответ: «И всё же она бежит».

Нет, разговор получился нелепый и бессмысленный. Она продолжила путь к кузницам. Встретила морпеха, обменялась приветствиями.

«Сержант. Дальхонезка. Куда, во имя Худа, она идет в самую ночь?

Плевать. Точильный камень. Они так часто изнашиваются… А звук ходящего взад-вперед железного клинка так соответствует словам в голове. Чудесно. Идеально.

Это был он. Это был он.

Это был он».

* * *

Почти все застежки и ремешки доспехов никуда не годились. Тяжелые драконьи чешуи нагрудной и спинной пластин косо повисли на широких плечах. Украшенные шипами наколенники вонзились в почву, когда он склонился в мокрой траве. Он стащил тяжелые рукавицы, чтобы проще было стирать слезы со щек и густые сопли из-под носа. Массивная секира с рукоятью из кости лежала рядом.

Он выл полночи, пока горло не покраснело и голова не наполнилась песком. Где все? Он одинок и, кажется, будет одиноким еще целые годы. Будет скитаться по пустыне. Он видел старые лагеря, заброшенные деревни. Видел заваленную костями и мусором долину. Видел хромую ворону — она смеялась над ним, хотя потом, когда он ее поймал, просила прощения. Тупой! Сердце его размягчилось и он по-глупому ее отпустил, а мерзкая тварь снова захохотала и ухромала прочь. Она кончила хохотать, только когда на нее упал булыжник. А сейчас ему недостает хохотливой вороны и ее забавных прыжков — хотя бы компания была. Тупой булыжник!

День убежал и вернулся, и был он уже не таким холодным. Призрак Старого Горбуна Арбэта сдуло как пыль, и разве это честно? Нечестно это. Итак, он потерян, ищет чего-то, но забыл чего, и желает оказаться дома в Летерасе, веселиться с королем Теолом и заниматься сексом с Шерк Элалле и ломать руки приятелям-гвардейцам во дворце. Ох, где все его друзья?

Унылые, мокрые глаза уставились на секиру. Он скривился. Даже не красивая совсем.

— Лупи, — пробурчал он. — Круши. Ее звать Рилк, но она никогда ничего не скажет. И как ее имя узнали? Я одинок. Все, наверное, померли. Прости, ворона, ты была последней живой вещью! В целом мире! И я тебя убил!

— Прости, не заметил, — раздался голос за спиной.

Аблала Сани встал и повернулся. — Жизнь!

— Разделяю твое восхищение, друг.

— Как холодно около тебя, — сказал Аблала.

— Пройдет.

— Ты бог?

— Более — менее, Тоблакай. Ты испуган?

Аблала Сани потряс головой: — Я уже встречал богов. Они собирают цыплят.

— Пути наши поистине неисповедимы.

— Знаю. — Аблала помялся. — От меня ждут спасения мира.

Незнакомец склонил голову набок. — А я тут подумываю, не уничтожить ли его.

— Тогда я опять буду один! — завыл Аблала, и слезы снова хлынули из вспухших глаз.

— Потише, Тоблакай. Ты напомнил мне, что в мире еще есть нечто ценное. Если ты намерен спасать мир, друг, драконьи доспехи будут отличным пособием, как и оружие у твоих ног. Да, кажется, я помню их.

— Не знаю, — сказал Аблала, — не знаю, куда мне идти, чтобы спасать мир. Ничего не знаю.

— Тогда давай странствовать вместе.

— Боги — хорошие друзья, — кивнул Аблала, обрадованный подобным поворотом.

— И зловредные враги, — сказал незнакомец. — Но мы не будем врагами, так что не тревожься, Владеющий Рилк, Носящий Дра Элк’элайнт. Как твое имя?

Он надул грудь. Ему понравилось зваться Носящим то и Владеющим этим.

— Аблала Сани. А ты?

Незнакомец улыбнулся: — Мы пойдем на восток, Аблала Сани. Меня зовут Драконус.

— О, забавно.

— То есть?

— Это слово выкрикнул дух Старого Горба Арбэта, прежде чем черный вихрь порвал его в клочья.

— Ты должен рассказать, Аблала Сани, как здесь очутился.

— На такие вопросы я отвечать не мастак, Драконус.

Бог вздохнул: — Тогда у нас уже есть что-то общее, друг. Ну, бери Рилк и позволь, я подтяну ремешки.

— О, спасибо. Не люблю узлы.

— Думаю, никто не любит.

— Но цепи еще хуже.

Руки пришельца замешкались на пряжке. Он подтвердил: — Вполне правильно, друг.

Аблала утер лицо. Ему сразу легко зашагалось. Солнце встало и вообще, подумал он, все снова хорошо.

Каждому нужен друг.

Глава 20

Пусть солнце день согреет
когда все краски в свете
смешались — их единство
мы чистотой считаем
что выше компромиссов
шаги твои как камни
отягощают землю
а ветер мягкой гривой
по кругу облетает
твой лик кристально-строгий
пусть солнце день согреет
все отразив сомненья
щитом бесспорной веры
оттенок не обманет
не скроет мыслей дымка
зря тучи обложили
край низкий горизонта
и каждый шаг — по грани
и новый день родится
прими тепло от солнца
оно любви сильнее
оно стирает краски
в его посулах вечность
пыль к жизни поднимают
лишь золотые слитки
забытых кладов света
на новое не зарься
ведь новое всё — ветхо
поношено, измято
пусть солнце день толкает
ты шел по этим тропам
и хищники таились
в траве, кружили в небе
любители жрать мертвых
вновь армии на марше
вокруг встают дозоры
девицы и владыки
в тени грядущей вьются
то, что мы потеряли
вернулось…
«Песня о раненой любви», Рыбак