Этот урок клеймом впаян в воспоминания любого К’чайн Че’малле. Его горький вкус отдает пылью Пустошей и земель к востоку, великой равнины, на которой некогда стояли большие города и слышалось дыхание сотен тысяч К’чайн Че’малле. Теперь там остались лишь расплавленные обломки и раздавленные кости; ветры ищут, но ничего не находят, и потому обречены на вечные скитания.

Кор’Туран был молод. Единственное преступление Охотника К’эл. Он не принимал глупых решений. Он не стал жертвой излишней дерзости и чувства собственной неуязвимости. Он просто оказался не в том месте и не в то время. Его гибель стала такой потерей… Пусть Дестриант говорит благородные слова, являя неожиданную, непредвиденную уверенность и смелость — но и Сег’Черок, и Ганф Мач понимают: искание провалилось. Вряд ли им суждено дожить до вечера.

Сег’Черок отвел взгляд от Ганф Мач, страдавшей при трансформации. Густое масло капало с ее шкуры, словно струйки крови.

Гу’Ралл пропал, возможно, погиб. Все попытки коснуться его мыслей неудачны. Разумеется, Ассасин способен экранировать разум — но зачем бы ему? Нет, двух защитников больше нет. А крошечная женщина стоит, на лице выражение, которое Сег’Черок научился считать вызывающим; глаза устремлены на южный горизонт, как будто одна ее воля способна призвать к жизни несравненных Смертного Щита и Надежного Меча. Смело. И… неожиданно. Дары Матроны уходят от этой женщины, но она сумела найти источники силы внутри себя.

Только напрасно. Все они умрут, и очень скоро. Разодранные, изломанные тела останутся лежать тут, потерянные, и никто уже не узнает, какие великие дерзания ими двигали.

Сег’Черок пошевелил головой, втягивая воздух, и уловил слабый запах врагов. Близко. Всё ближе. Чешую омочили масла тревоги. Он изучил горизонты и застыл, глядя на запад, туда, где пал Кор’Туран.

Руток сделал то же; даже голова Ганф Мач повернулась.

Дестриант заметила их внезапное оживление. Оскалила зубы. — Стражи, — сказала она. — Похоже, нам нужна ваша помощь и не когда-либо в будущем, а сейчас. Кого вы сможете прислать? Кто среди вас решится встретиться с врагом, которого мои спутники боятся даже показать мне?

Сег’Черок не понимал, о чем она бормочет. К кому обращается. Это безумие Матроны, или сама Келиз обезумела?

Чуть не шатаясь от страха, Дестриант пошла к Ганф Мач, а та помогла женщине влезть в уродливое «седло» позади лопаток.

Сег’Черок посмотрела на Рутока. «Охотник. Задержи их».

Руток раскрыл пасть так широко, что затрещали суставы, и соединил острия клинков. Они мелодично звякнули. Взмахнув хвостом, оставив на почве густые капли масла, Охотник К’эл пустился бежать, низко, как при атаке, наклонив голову. На запад.

— Что он делает? — крикнула Келиз. — Отзови его, Сег’Черок!

Но он и Ганф Мач тоже побежали бок о бок; когтистые лапы все быстрее толкали их вперед, пока земля не стала размытым пятном внизу. На юг.

Дестриант вопила — маска решимости упала с ее лица, обнажая полное понимание всего предстоящего им ужаса. Крошечные кулачки стучали по плечам Ганф Мач; на миг показалось, что Келиз спрыгнет со спины Единой Дочери — но скорость была слишком высокой, риск сломать руки, ноги или даже шею поборол ее импульс, заставив крепче ухватиться за шею Ганф Мач.

Они преодолели треть лиги, когда в черепах взорвалось дикое шипение Рутока, кислотой плеснуло озверение внезапно вспыхнувшей схватки. Лезвия находили цель, от силы ударов сотрясались кости. Ужасный хрустящий звук — и кровь хлынула из тела Охотника К’эл. Раздирающий вопль, неверные шаги, мучительная боль… недоумение, онемение… под Рутоком подкосились ноги… Затрещали ребра. Он упал на землю, завертелся — острые камни прорвали мягкую шкуру живота.

Но Руток еще не сдался. Смерти придется немного подождать.

Он перекатился, извернулся, ударяя клинками. Концы оружия задевали доспехи, прорубали их, глубоко впивались в плоть.

Хлынула слизь и кровь, обжигая глаза Рутока — внезапный образ, жестокий в полной своей ясности — опускается тяжелая секира, заполняя поле зрения слева… Белая вспышка.

Смерть заставила оставшихся К’чайн Че’малле пошатнуться. Миг, другой — неукротимая воля помогла им собраться. Шкуры блестели горем, воняли боевыми маслами.

Дестриант плакала, роняя своё масло — жидкое, соленое, единственное, которым обладает. Она заставила Сег’Черока устыдиться. Стала ли его шкура скользкой от горя, когда он убил Красную Маску? Нет, не стала. Горькой от разочарования, вот и всё. Но тем сильнее он гордился тогда суровостью своего суда. Они с Ганф Мач стали свидетелями того, как люди убивали друг друга. Огонь битвы ярился со всех сторон. Было ясно: людская жизнь невысоко ценится — даже среди самих людей. Если мир кишит сотнями миллионов ортенов, есть ли потеря в гибели десятка тысяч?

Но это хрупкое, чуждое им существо рыдает. По Рутоку.

Он мог бы мгновенно развернуться. Сделать то же, что сделал Руток. Хотя не совсем то же. Мало пользы в попытках убить. Калечить — вот более ценная тактика. Он ранил бы как можно большее число врагов, чтобы немногие могли преследовать Ганф Мач и Дестрианта.

Он мог бы использовать умения, которых Руток не обрел и уже никогда не обретет. Сег’Черок уступает Солдату Ве’Гат, но удивить врага способен.

— Ганф Мач.

«Да, любимый».

Сег’Черок лязгнул лезвиями.

— Нет! — завопила Келиз. — Не оставляй нас! Сег’Черок — я запрещаю!

— Дестриант. Я преуспею там, где не справился Руток. Моя жизнь купит вам день, может, два дня. Постарайтесь использовать их.

— Стой! Я молилась! Ты что, не понимаешь? Они сказали, что ответят!

— Не знаю о чем ты говоришь, Дестриант. Слушай внимательно. Гнездо Ацил умрет. Матрона обречена, как и все в Укорененном. Ганф Мач несет мое семя. Она станет новой Матроной. Найди же Смертного Меча и Надежного Щита. Вы трое станете Часовыми Дж’ан Ганф Мач, пока она не сумеет родить собственных.

Ганф Мач освободит вас.

Это не ваша война. Это не твой конец — только наш.

— Стой!

Сег’Черок решил поговорить с ней еще раз, хотя ему было все труднее. Хотел сказать, что восхищен ей. Что верит в нее — и сам поражается, что испытывает подобное чувство к человеку. Люди — слабые создания, слишком мелкие, чтобы вмещать хоть какой- нибудь дар, но он…

Фигуры далеко впереди. Не враг. Не потомство матрон. И — понял вдруг Сег’Черок — не люди.

Стоят, готовят разнообразное оружие.

Всего их четырнадцать. Подробности стали различимы, когда Сег’Черок и Ганф Мач подбежали ближе. Тощие даже в почерневших, покореженных доспехах. Странные шлемы с ниспадающими, выступающими у подбородков боковыми пластинами. Рваные черные кольчуги. Толстые, покрытые пятнами и прорехами плащи, когда-то окрашенные в ярко-желтые оттенки, отороченные серебристым мехом.

Сег’Черок увидел, что семеро чужаков держат в скрытых перчатками руках длинные узкие мечи синеватой стали с полукруглыми гардами и резные щиты. Двое других вооружены тяжелыми топорами, а круглые их щиты обшиты рваными шкурами. У троих окованные железом копья с широкими наконечниками; двое остальных приготовили пращи.

Их окружает, ползет вниз с бугорка, на котором они встали, сверкающий на камнях и земле иней.

Неверие поразило Сег’Черока словно удар молота.

«Это невозможно. Это же… беспрецедентно. Невозможно. Что привело сюда чужаков? Они враги или союзники? Нет союзниками они быть не могут.

Ведь всем известно: Джагуты всегда остаются в стороне».

— Вот! — указала пальцем Келиз. — Я молилась! Вот — бегите к ним, скорее! Стража Врат!

— Дестриант. Услышь меня. Эти нам не помогут. Они ничего не сделают.

— Ошибаешься!

— Дестриант. Это Джагуты. Они…

… невозможно…

Однако Ганф Мач изменила направление бега, спеша к поджидающим воинам. Сег’Черок побежал следом, все еще недоумевая, не понимая…

И тут они с Ганф Мач уловили идущую от Джагутов, вырывающуюся из ледяного круга вонь.

— Дестриант, берегись! Это неупокоенные мертвецы!