Буян вздрогнул.
— На тебе чары, адъютант.
Буян поднял глаза. — Я капрал, Верховный Маг.
— А я взводный маг, точно.
— Вы были взводным магом, как я — кажется — был адъютантом, но теперь вы Верховный Маг, а я капрал.
Быстрый Бен пошевелил плечами под дождевиком, натянул его поплотнее. — Вначале я думал, это Царапины придали тебе такое свечение. Но потом увидел, как оно мерцает… словно под твоей кожей пламя, Буян.
— Вы умеете видеть. Идите пугайте кого-нибудь другого.
— Где Геслер?
— Откуда мне знать? На другой барже.
— Пламя пылает в Пустошах.
Буян вздрогнул, уставился на Быстрого Бена: — Как это?
— Прости?
— Вы вроде сказали насчет пламени.
— Того, что у тебя под кожей?
— Нет, в Пустошах.
— Без понятия, мичман. — Быстрый Бен отвернулся, вдруг до странности помрачнев, и ушел прочь. Буян смотрел вслед, жуя губу и усы, на которых остался привкус похлебки. Желудок бурчал.
Они не значились в списках, а значит, никакой залитый чернилами клерк не мог наказать их. Сержант Восход трижды благословил Странника. Он нежился на куче скаток и чувствовал себя почти пьяным от свободы. И близости друзей. Он уже успел полюбить всех солдат роты; мысль, что он стал продолжением знаменитой малазанской роты, заставляла его гордиться. Он желал доказать, что достоин. Как, знал он, и многие новобранцы.
Мертвый Еж оказался, на его вкус, идеальным командиром. Человек, брызжущий энтузиазмом и бездонной энергией. Рад вернуться, предполагал Восход. Из того мертвого места, куда попадают мертвые, умерев. Это был долгий путь, так рассказывал Еж, подгоняя их во время долгого пути к реке. «Думаете, здесь плохо? Попробуйте пошагать по равнине, заваленной костями до самого горизонта! Попробуйте убегать от Дераготов» — ну, кто бы они ни были, звучит страшно — «и соседствовать со злобной Т’лан Имассой!» Восход не знал, кто такие Т’лан Имассы, но Еж сказал, они такие злобные, что он будет рад никогда больше с ними не встречаться.
«Смерть, славные солдаты, просто другой садок. Знаете, что такое садок? Боги, вы что, в глинобитных хижинах живете?! Садок, друзья, похож на ряд кувшинов на стенке бара. Возьмите один, вытащите крышку и пейте. Вот что делают маги. Выпейте слишком много, и это вас убьет. Возьмите достаточно, и сможете пользоваться магией. Это топливо. В каждом садке особое — разные вкусы, разная магия. Ну, есть некоторые, вроде нашего Верховного Мага, которые могут пить изо всех — но это потому, что он сумасшедший».
Восход гадал, где находится этот бар, потому что хотел бы попробовать из кувшинов. Но спросить боялся. Наверное, нужно особое разрешение, чтобы там оказаться. Конечно, выпивка всегда доставляла ему неприятности, так что, вполне вероятно, Садочный Бар находится где-то в далеком Малазе. К тому же там полно магов, а маги Восхода нервируют. Особенно Верховный Маг Быстрый Бен — кажется, он по какой-то причине зол на Мертвого Ежа. Зол? Скорее взбешен. Но Мертвый Еж только хохочет, ведь ничто не может вогнать его в дурное настроение надолго.
Капрал Ромовая Баба подковыляла, тяжело вздыхая, и села на брус. — Что за работенка! Можно подумать, эти солдаты никогда не держались за достойную женщину!
— Хорошая ночка?
— Мой кошелек вспучился, а сама я истекаю потом и чем угодно.
Он сбросила вес, как и подружка ее, Шпигачка. Переход чуть их не доконал. Однако они оставались крупными, по-прежнему имея такой вид, будто могут проглотить мужика целиком. Многим, похоже, нравится. Лично он предпочел бы настоящее тело, а не весь этот жир. Еще месяц маршей — и они станут идеальными.
— Я намерена брать деньги с тех, кто подглядывает. Почему это должно быть даром?
— Ты права, Ромба. Ничего не нужно делать задаром. Но в этом мы, летерийцы, отличаемся от малазан. Мы видим истину, и все спокойно. А малазане жалуются.
— Хуже всего куча брачных предложений. Они не просят меня прекратить работу, всего лишь просят выйти за них замуж. Свободомыслящие люди, зуб даю. Для малазан почти все годится. Не удивляюсь, что они завоевали полмира.
Шпигачка подошла с другой стороны палубы. — Вялый стручок Странника, я ходить не могу!
— Расслабь ходули, сладкая, — предложила Ромовая Баба, махнув пухлой рукой на другой брус, лежавший около фонаря.
— Где Соплюк? — спросила Шпигачка. — Слышала, он хотел потолковать с Боссом. Насчет испробования новых бамбасов…
— Припасов, — поправила Ромовая Баба.
— Точно, припасов. Я о том, что мне дали меч, а что с ним делать? Меня как-то связали и пытались побрить налысо, так я увидела их мачете и бегом к Хозяйке жаловаться. Острые лезвия меня в дрожь бросают — слишком легко ими порезать что не надо, если ты понимаешь.
— С теми, что сделал Баведикт, ничего делать нельзя, — сказал Восход. — Пока не сойдем с баржи. Да и потом мы будем работать в тайне. Босс не желает, чтобы хоть кто о них знал. Поняла?
— А почему? — удивилась Шпигачка.
— Потому, любимая, — пробурчала Ромовая Баба, — что есть другие саперы, верно? В Охотниках. Они увидят, что смастерил Баведикт, и захотят себе. Глазом не моргнешь, как порошки и растворы кончатся, нам самим ничего не останется.
— Жадные ублюдки!
— Поэтому заставь себя молчать, ладно? Особенно когда работаешь.
— Слышу тебя, Ромба. Не беспокойся — за всеми этими брачными предложениями я рта раскрыть не успеваю.
— Тебе тоже? Почему они так торопятся, вот интересно.
— Дети, — сказал Восход. — Они хотят детей и побыстрее.
— И почему бы? — удивилась Шпигачка.
Восходу на ум приходили лишь мрачные ответы, поэтому он молчал.
Вскоре Ромовая Баба громко вздохнула: — Шары Странника! Они все думают, что помрут.
— Не самое хорошее настроение, — подумала вслух Шпигачка, доставая самокрутку и склоняясь к фонарю, стоявшему слева. Когда кончик задымился, она затянулась, раздувая огонек, и села поудобнее. — Духи подлые, всё болит.
— Давно пила? — поинтересовалась Ромовая Баба.
— Неделю назад и больше. А ты?
— То же самое. Забавно. Все становится яснее.
— Да, забавно.
Восход тихо улыбнулся, видя, что Шпигачка пытается разговаривать с малазанским акцентом. «Они так говорят „да“, как будто у слова много значений. Не только „да“, но и „ладно“ и „так его“ и даже, пожалуй, „угодили мы в кашу“. Не слово, а полная характеристика малазан». Он тоже вздохнул и оперся головой о борт. — Да-а, — сказал он.
И все кивнули. Он это понял, даже открывать глаза не понадобилось.
«Мы сплачиваемся. Как и говорил Мертвый Еж. Да, как он говорил».
— Прохлаждаешься без дела, солдат. Возьми тот сундук и за мной.
— Я тут разузнал, старший сержант, чем вы заведуете, и вам моя помощь во-вовсе не нужна.
Прыщ чуть не подпрыгнул: — Дерзость? Неподчинение? Мятеж?!
— Продолжайте, сэ-сэр, и мы закончим по-по-кушением на го-го-сударство.
— Ладно, — сказал Прыщ, вставая прямо перед здоровенным, лыбящимся ублюдком. — Никогда не считал тебя говоруном, капрал. Какой взвод, кто сержант?
Правая щека мужчины вздулась (малазане стали перенимать отвратительные местные привычки); он не сразу сумел ответить: — Восьмой легион, Девятая ро-рота, Четвертый взо-во-вод, сержант Скри-ри-рип. Капрал Тар-ар-р. Не к ва-вашим услугам, старший сержант.
— Крутым себя вообразил, капрал?
— Крутым? Я дерево, так его, а вы ветер, вам меня не сду-дуть. Сейчас, видите, я пыта-та-юсь встать, ведь моя-я очередь в дозор. Хотите дурака, которо-рый буде-дет краденое таскать, ищите друго-го-го.
— Что у тебя во рту?
— Рилиг, так наз-з-зывают. Д’рас. Чтобы быть тре-зез-зезвым.
Прыщ видел, как у капрала блестят глаза, как лицо мелко дергается. — Уверен, что нужно жевать целый шар?
— Ту-тут вы-вы навер-вер-но пра-вы-вы-вы.
— Выплю-плю-нь, капрал, пока голова не взорвалась.
— Не-не-не мо-гу-гу, старш-марш-парш-шант. До-ро-ро-го-го сто-сто…