Сержант Восемнадцатого оказался около Кенеба. — Кулак. Плохие тут новости.
— Так я слышал, Впалый Глаз. Ну-ка, найдите всех сержантов, которым подчиняются эти солдаты. Хочу, чтобы их здесь не было. Хочу, чтобы они подготовились к дневному переходу. Скажите, если я отсчитаю сто ударов сердца и увижу толпу на прежнем месте — лучше бы им оказаться под пяткой Худа. Понятно, сержант?
Уроженец Генабариса моргнул: — Да, Кулак. — Отдав честь, он ворвался в толпу, сразу же начав выкрикивать приказы.
Капрал Ребро ухмыльнулся: — Остальные не понадобятся, сэр. Кулак, никогда не видел я сержанта злобнее.
— К делу, капрал.
— Да, Кулак.
Кенеб подошел к пестрому сборищу — о, все эти слишком хорошо знакомые лица, унылые мины… глаза Адъюнкта пусты, рот поджат, она слушает речи Блистига. Не успел Кенеб услышать разговор, как Тавора подняла руку в перчатке, прерывая Блистига.
— Кулак Блистиг, — сказала она, — разве время для просьбы об увеличении порций рома?
— Адъюнкт, Восьмой легион, похоже, готов сломаться. Я просто желаю обеспечить свой…
— Достаточно, Блистиг. Немедленно возвращайтесь к легиону.
— Хорошо, Адъюнкт. Но… кто бы мог подумать, что дезертируют даже эти двое. — Он отдал честь — и был вынужден так и стоять с поднятой рукой, ибо Тавора не реагировала. Глаза ее были по-прежнему пусты и безжизненны. Когда пауза стала слишком уж неудобной, она ответила, превращая салют в какой-то пренебрежительный жест, словно отрясала соринку с плаща.
Побледневший Блистиг резко развернулся и отошел к лошади — чтобы обнаружить, что животное ушло прочь, ведь никто не позаботился держать его под уздцы.
Кенеб хмыкнул, глядя на его растерянность: — Вот это рапорт.
— Не мой легион, — бросил тот. — А тебе нужно потолковать с солдатами о правилах приличия.
— Малазанская армия прежде всего требует приличий, но ожидает уважения. Потеряйте уважение — и приличия тоже куда-то пропадут.
— Помни, я за тобой слежу.
— Лучше поймайте лошадь, Блистиг.
Адъюнкт поманила Кенеба. — Кулак. Кажется, охрана нашего лагеря оказалась прорвана.
— Они точно пропали, Адъюнкт?
Женщина кивнула.
— Не могу представить, как кто-то проник в лагерь так глубоко. Или это были свои — но тогда где трупы? Не понимаю, Адъюнкт.
— Верховный Маг утверждает, что нападавший был ассасином Ши’гел из К’чайн Че’малле.
— Кем?
— Иногда, — вмешался Быстрый Бен, — они отращивают крылья. Они личные убийцы Матроны, Кулак. И один упал с неба и украл обоих.
— Ради чего? Чтобы съесть? Почему никто не издал и звука?
— Они были избраны. Нет, не имею понятия почему.
Кенеб пытался хоть что-то понять. Поглядел на Скрипача. Сержант выглядел жалко. Ну, ничего нового… — Геслер и Буян, — проговорил он, — были совсем не обычными морпехами.
— Не ближе к Властителям, — сказал Быстрый Бен, — чем любой в армии.
— Тогда крылатый ассасин придет за другими? — спросил Кенеб, обращаясь сразу ко всем стоявшим перед ним.
Скрипач хмыкнул. — Проклятие, первый разумный вопрос. Вы правы. Почему ограничиваться ими?
— Проблема в том, — сказал Быстрый Бен, — что мы не имеем понятия, зачем Че’малле Геслер и Буян.
— И не знаем как узнать, — добавил Бутыл.
— Понимаю. Ну, как нам защититься от грядущих нападений? Верховный Маг?
— Поглядим, что мне удастся придумать, Кулак.
— Один в каждом взводе будет дежурить с арбалетом всю ночь, — сказал Кенеб. — Может, это бесполезно, но хотя бы что-то для начала. Адъюнкт, если солдаты будут думать, что каждый может пропасть в любой момент и против этого нет защиты… начнется мятеж.
— Верно, Кулак. Я прослежу, чтобы все получили такой приказ. — Тавора повернулась. — Капитан Ииль, скачите к летерийцам и сообщите о наших потерях. Ничего не утаивайте от командора Брюса Беддикта. Доложите и о наших догадках.
Когда Лостара уже разворачивалась, Быстрый Бен сказал: — Капитан, позаботьтесь, чтобы присутствовала Атри-Цеда Араникт.
Она кивнула и ушла.
Адъюнкт подошла к Кенебу ближе. — Кулак. Нам нанесена рана. Она может оказаться глубже и опаснее, чем мы способны вообразить. Будьте уверены, я приложу все старания к поиску Геслера и Буяна, но понимайте также, что поход должен продолжаться. Нужно удержать армию от распада.
— Да, Адъюнкт. Но у нас есть другая проблема. Она, прямо скажем, недавно здесь побывала.
Ее взор был твердым. — Я понимаю, Кулак. Я знаю также, что вследствие этого на вас упало дополнительное бремя. Вопрос будет решен очень скоро. А пока что нужно позаботиться, чтобы утихли слухи о дезертирстве Геслера и Буяна. Правда настолько неприятна, что никто не подумает, будто мы лжем. Созовите ваших офицеров, Кулак. — Она поглядела на мага. — Сделайте что можете для нашей защиты.
— Сделаю, Адъюнкт.
— И найдите их, Быстрый Бен. Мы не можем потерять других опытных солдат.
«Не нужно и говорить, что тогда армия порвет цепи при первом опасном мгновении. Даже сейчас порыв холодного ветра способен нас повалить.
Геслер и Буян, вы проклятые идиоты. Наверное, кости кидали в своей прокисшей палатке — вы же непутевые, как двое братьев. А теперь вас нет, и в моей роте морской пехоты образовалась огромная дыра. Не могу и надеяться, что она заполнится».
Адъюнкт и Верховный Маг удалились. Скрипач с Бутылом подошли поближе к Кенебу.
— Огонь, сэр.
Кенеб нахмурился на Скрипача: — Простите?
— Это огонь. Через который они прошли. Хорошенько подумав, я засомневался, что крылатый ящер сюда вернется. Утверждать не стану… но есть такое чувство, что мы его больше не увидим. Их — тоже.
— Вы сказали Адъюнкту?
— Всего лишь чувство, сэр. Этой ночью пошлю Бутыла. Поглядим, что он найдет.
Казалось, Бутыл оцепенел от подобной перспективы.
— Сообщите, что он откроет, сержант. Немедленно — не ждите утра. Все равно мне не уснуть.
— Знаю такое чувство, сэр. Как только, так сразу.
— Хорошо. Идите же. Я прикажу распределить людей Геслера… кстати, почему бы не взять одного и вам? Выбирайте, Скрип.
— Подойдет Курнос. У него за толстой костью спрятан ум.
— Уверены?
— Я послал его вызвать нескольких человек в определенной последовательности. И повторять дважды не пришлось, сэр.
— Но он из тяжелых?
— Да, но иногда тяжелые пехотинцы не так плохи, как выглядят.
— Я над этим подумаю, Скрипач. Ладно, берите его. Свободны.
Вестовой Хенар Вигальф шел по широкому проходу между аккуратными рядами палаток летерийцев. Хотя он был кавалеристом, земля содрогалась при каждом его шаге; вряд ли возникли бы споры, кто самый высокий и широкоплечий солдат в войске Брюса. Шествуя к штабу, он привлекал заинтересованные взгляды. Он ведь не на своем громадном коне, не скачет буйным галопом, заставляя людей разбегаться; один вид пешего Вигальфа вызывает потрясение, не говоря уже о том, что он направился в сердце лагеря. Вигальф всегда ненавидел толпы. Вероятно, вообще ненавидел людей. А может, и весь мир.
В двух шагах за ним тащился корнет-улан Оденид, приписанный к отряду командующего как почтарь. Уже давно единственной задачей его стало отыскивать различных солдат и волочить к Брюсу Беддикту. Командующий вел с ними долгие, напряженные беседы. Были вовлечены все подразделения армии. Оденид слышал, что чаще всего Брюс расспрашивает о Пустошах, собирая слухи, старые сказки и смутные легенды. Сильнее всего удивляла невероятная память Брюса Беддикта на имена и лица. В конце дня он призывал писца и диктовал полный список обслуги и солдат, с которыми говорил. Называл возраст, место рождения, подробности послужного списка и даже семейной истории, о которой расспрашивал, добавлял всё, что солдат знал (или считал, что знал) насчет Пустошей.
Братья Беддикт, думал Оденид, совсем не люди. Похоже, обоих боги коснулись.
Не вернулся ли Брюс из мертвых? Не он ли единственный, кроме того Тартенала, победил Императора Тысячи Смертей?