— Алёна, я вот что хотел сказать. Выйди замуж за Юрия Григорьевича, а? Ну какие мы с дедом опекуны, сама подумай? А он хороший. И как человек и как командир.

— А ты откуда знаешь? Ну, про командира?

— А я с ним воевал. Ну, можно так сказать.

— Что-что?

— Да, это правда! Воевал! Не веришь!?

— Тебе приснилось, Андрюша, не смеши меня.

— Ты не знаешь. Я чемпион по разным компьютерным симуляторам. По самолётам: чемпион области, по подводному бою — второе место по СССР в этом году. Нас стали последнее время привлекать к реальным операциям. Когда мы громили флот поддержки Югославской группы войск америкосов, то этой операцией командовал Юрий Григорьевич. Я был оператором одного из роботов-сборщиков. Обычно выдавали задания на сбор датчиков америкосов в определённом районе. А в тот раз нам честно сказали, что будем реально воевать. Я всё видел. Весь бой. Нам на тактическую карту приходила вся информация. Юрий Григорьевич — очень хороший командир. Всего одной подготовленной стаей «Дельфинов» и небольшим количеством подсобных материалов, типа меня, он уничтожил больше тридцати больших боевых кораблей. Это было очень трудно. Юрий Григорьевич придумал пару трюков, и мы справились. Сначала я на него злился: частично он виноват в смерти брата. Я первый узнал, ещё тогда. Точнее догадался. Но потом простил. Не было другого нормального варианта. Точняк! Гадом буду — не было!

До этого момента Алёна не слишком задумывалась о своей дальнейшей судьбе. Нельзя сказать, что она хотела замуж за Журавлёва или не хотела. Она просто ещё не оттосковала по Вите. Жрец-то приказал закончить траур через полгода, но сердцу не прикажешь. Звучит банально, но это так и есть. Большая разница в возрасте не позволяла ей быть равной. Она принимала на себя роль младшей подруги Светы. На Журавлёва Алёна смотрела как на командира мужа. Даже когда Витя стал побратимом Журавлёва — ничего не изменилось. Её Витя был молодой парень, только-только ставший мужчиной. Ему были присущи все типичные черты молодости: резкость в действиях, мыслях, максимализм, фанатичное следование идее, бурное проявление чувств. Совсем другое — Журавлёв: зрелый человек, повидавший жизнь, сделавший трудный выбор по жизни. И характер другой: степенный, неторопливый, рассудительный, консервативный во всём, основательный в быту. Какой он на службе, она не видела, но Витя слегка рассказывал, в рамках того допуска, что был у Алёны. Теперь ещё Андрюха добавил информации. Лучше б молчал! Теперь нужно выцарапать глаза мужу своей подруги! Чёрт! Обидно-то как! На заднем плане бродили призраками мысли, что она преувеличивает, что не может судить о характере боя. Не мог Журавлёв отправить Витю на убой. Но полузадушенные эмоции выплеснулись наружу. Вся её боль утраты сублимировалась в слепую ненависть к предполагаемому виновнику смерти мужа. Схватила себя за волосы и давай их рвать. Боль несколько отрезвила. Ну, не-ет! Так просто мы не сдадимся. Что же делать? Выйти за Журавлёва замуж и отравить ему жизнь? А как быть со Светой? Она ей симпатична — о лучшей подруге можно и не мечтать. А дети причём? Саша так хорошо играет со Славиком… Убить? Нет, это слишком, как-то, не так, не так. Что же делать? Буду думать. Нужно пока себя чем-то занять, чтобы не сойти с ума до приезда Журавлёва.

— Сашенька, радость моя, один ты у меня остался, крошка моя.

Дома его встречали две женщины и куча детей. С детьми всё было ясно. Галдели, шумели, путались под ногами. Саша, сын Виктора, поначалу дичился, прятался за мать — но это быстро прошло. Щедрин посоветовал купить грамм сто конфет и положить в карманы — мудрый мужик! Страх и недоверие Саши растаяли. Славик же приколол: «Мама, сто это за дядя плисол?»

— Какой я тебе дядя? Я твой папа! Вот, мелочь пузатая! Стоит на полгода уехать — уже забыл.

— Юрочка! Я борщ сварила, мы ждали тебя. Щедрин позвонил, сказал, что ты скоро будешь.

— Ох уж, этот Щедрин! В каждую дырку залезет! Сюрприз испортил, ну да ладно, где ваш борщ?

— Света, я одену малышей и пойду на улицу выгуляю их.

— Алён, не надо, потом.

— А потом мы не успеем — им спать будет надо.

За последний месяц Алёну рвали на части сильные чувства и дурные мысли. Сначала Андрей взорвал, сам не зная, её равнодушие к Журавлёву. Потом не было предмета её ненависти. Затем, мысли выкристаллизовались, а чувства немного успокоились. Теперь она знала, чего хочет, вроде бы. А вот он приехал — и снова стало непонятно. За время общения со Светой, Алёна прониклась её ожиданием и любовью. И вот теперь, Алёна с удивлением обнаружила, что тоже рада видеть Юрия Григорьевича живым и здоровым. Пусть даже он жив только для того, чтобы она ему отомстила! Приехало и несколько павших смертью храбрых… Щедрин привез несколько ваз с останками, с пеплом. Завтра будет церемония. Возможно, и мы все поедем развеивать пепел над Днепром. Как и её Вити пепел… Где мой платок?

— Свет, что это она? Что у вас тут случилось?

— Не знаю, может, даёт нам возможность побыть наедине? Можно прогнать старших к Ваське и…

— Нет, я серьёзно.

— И я тоже. Тебя, между прочим, полгода не было…

— Нет, тут что-то не то. Алёна на меня очень непонятно смотрела. Раньше я наблюдал спокойную доброжелательность. А сейчас… Я так и не понял. То ли ударить хотела, то ли изнасиловать. Что скажешь?

— Ничего не заметила. С детьми она ласкова, по работе очень старается, перенимает мою науку, да и вообще, работает как проклятая. Я сперва думала, что специально урабатывается, чтоб тоску развеять. А последний месяц она стала несколько другой. Много интересуется тобой, нашими отношениями. Спрашивала, как познакомились, как жили и всё такое.

— Может быть, стала оттаивать?

— Не знаю. Может быть.

— Свет, знаешь, всю вахту думал. Давят на меня, чтоб вторую жену заводил. Прикинь, у нас на вахты ушли в этот раз командир и начштаба. После Суэцкой бойни дефицит кадров. Все морячки до сих пор на Диктатора косо смотрят. Ладно. У нас на этот раз был курорт: под радиацию подставляться буржуи не желают. Штук десять израильских посудин утопили. И ещё потом подранков, но эти — не в счёт, они были не бойцы. А вот с Индийского и с Атлантического ребята пришли с потерями. На меня молодняк косо смотрит, не только старики. Считают чем-то вроде дезертира. Я смотрю, Алёнка у нас прижилась?

— Да, более чем. Мне было реально легче тебя дожидаться. Живая душа рядом. Хотя… Она, как напоминание мне, что тебя тоже могут убить.

— Ну, Светик, что за грустные мысли? Перестань, я советуюсь по важному вопросу. Ты, хоть, не дави на нервы, своё слово скажи.

— Я интересовалась. Все начальники, начиная с определённого ранга, имеют по две-три жены. Беседовала и с женами. И с первыми, и с третьими. У всех всё нормально, все привыкли, большинство довольно. Встретила одну знакомую из Северодвинска, на заводе работала табельщицей, в девяносто третьем вернулась в Запорожье. У неё мать умерла, квартиру тут оставила. Она русский язык в нашей школе преподаёт. Ты не знаешь её. Ну, так вот… Она вернулась с мужем. Тот был хорошим сварщиком на Севере. Но выпивал крепко. Там на это закрывали глаза. Тут быстренько понизили рейтинг, отселили от семьи на время лечения. Вышел, напился, отлупил Томку. Опять реабилитация. На этот раз в шахту загнали на полгода. Вышел — в запой. Принудительно развели, Томке предложили несколько вариантов. В результате она сейчас вторая жена у начальника СМУ. Это то СМУ, что наш военный городок строило, наш дом, где мы живем. Их СМУ работает по военным объектам, поэтому они живут в нашем городке. В соседнем подъезде. Томка довольна, говорит: «Лучше второй женой у нормального человека быть, чем единственной у алкаша». Сейчас ты можешь увильнуть, а лет через пять будешь локти кусать, что карьеру загубил.

— И ты туда же…

— В этом монастыре свой устав, Юр. Если учесть все плюсы и минусы — мне тут нравится намного больше. Давай подчиняться порядкам, а?