— Выходит, Алёну нам бог послал. По-любому пришлось бы кого-то искать, а так…
— Если бы не такая большая разница в возрасте, я бы сказала, что мы сдружились. Просто, она мне что-то среднее между подругой и старшей дочерью, за которой нужно смотреть. Решать тебе, Юра. Я согласна на Алёну. Только, учти, обмануть тут никого нельзя. Если у жены, неважно у какой: первой или третьей, нет детей больше трёх лет после очередных родов — семью берёт на контроль родовая комиссия. Это считается, что мы, бабы, дезертируем со своего фронта. Мне через полтора года нужно уже быть беременной. Так что, понарошку взять вторую жену ты не можешь.
— Блин, всё время узнаю что-то новое о тутошних порядках. Когда-нибудь это кончится?
— Алёна, как поиграли?
— Нормально, надо купать обоих. Они песок друг другу на головы сыпали.
— Маша, покупайте малых!
— Алёна, нужно поговорить. Я был побратимом Виктора. Ты знаешь. Будет правильно, если ты станешь моей второй женой. Света согласна. Саше нужен отец. Как ты на это смотришь?
— Отрицательно, Юрий Григорьевич. Вы меня не любите. Позаботиться обо мне сможет и государственный муж. Буду каждый день какой-нибудь гвоздик вырывать. Так, глядишь, за пару месяцев и пришлют подходящего. А во-вторых, так предложения не делают. Вы бы ещё на свалку меня отвели, или бы дождались, когда я туалет бы мыть начала. Я, между прочим, женщина, романтику люблю.
— «Вот те и раз, подумал Штирлиц», — всплыла в голове Журавлёва прибаутка из анекдота. Но сказал он совсем другое, — хорошо, романтика так романтика. Давайте поедем все в парк?
— Нет, малышне спать пора.
— Юра, едь с Алёной сам, поговорите, познакомитесь лучше…
День в парке пролетел, как миг. Смеялись, шутили, поиграли в волейбол с другими людьми, покормили лебедей, покатались на лодке. Сели на катер, обогнули остров Хортицу. Алёна, кокетничала, дразнила Юру. И глазки строила, и намеки давала, провокационные вопросы задавала, — пустила в ход весь арсенал доступных ей средств. Как ни крути, а есть и главный козырь: молодость.
Юрий Григорьевич держался несколько скованно, неуверенно, был не в своей тарелке. А Алёна, наоборот, демонстрировала раскованность и бесшабашность. Впрочем, некоторая искусственность в её поведении была, но Журавлёв не заметил. Если сначала он подходил к вопросу повторной женитьбы, как к посещению стоматолога: неприятно, но необходимо. То к исходу дня, состояние души было уже совершенно другое. Как-то даже лучше прочувствовал прошлую измену Светы. С одной стороны: бесперспективный военный моряк, с другой стороны: обеспеченный материально, холёный, довольный жизнью бизнесмен. Плюс, новизна ощущений. Да-а, с Алёной новизны — хоть отбавляй. То, со всей серьёзностью школьной учительницы просвещает по Ведам, по порядкам и законам СССР. Тут же мгновенный переход в девочку, почти дочку, милую, непосредственную, кое в чём — наивную. Нельзя сбросить со счетов и полугодовое вынужденное воздержание. Журавлёв даже разок подумал, что напрасно не воспользовался предусмотрительной услужливостью Алёны — надо было отправить старших детей из дому и помиловаться со Светой. Теперь — поздно. Во время танцев на площадке уд-предатель показал своё предназначение. Теперь отойти от Алёны — перед людьми неудобно, хоть шляпой прикрывайся. Так, и нет у него шляпы… Продолжать танцевать дальше — а как прижиматься к партнёрше? Жуткий неудобняк. Глаза Алёны его будоражили. Выражение было непонятное и необычное. Фантазия рисовала желаемое: влюблённость. «Блин, изменяю жене с будущей женой, вот же ж ситуация!» Говорят, если глубоко дышать и сосредоточить внимание на этом процессе, то… Через несколько танцев Журавлёв справился со своим организмом, и парочка отошла на скамейку. Как-то так вышло, что голова Алёны покоилась у Юры на плече. Он не заметил: то ли сам положил эту нежную, благоухающую головку на плечо, то ли девушка доверилась ему. И смотрела она, как всегда, загадочно. Ох, эти губки, как притягательны! Полная потеря контроля: совершенно не помню, как начали целоваться. Если бы так было на войне — «спалился» бы тут же.
Такая идиллия длилась уже пятый день. Перерыв был сделан только в день похорон ребят. Традиционно развеяли пепел по Днепру. То каток, то театр, то объёмное кино, то совместный поход в парк со всеми детьми и Светой. Похоже, что любовь покорила его старенькое сердце. Притом, чувства к Свете не претерпели никаких изменений! Неужели возможно любить сразу двух женщин? Может, постель что-то изменит? Чёрт его знает. Вот, сейчас идём с Алёнкой, едим мороженое, а мысли о Свете и детях. И ничего, нормально, душа не рвётся, вроде так и должно быть. Может, Диктатор не такой уж и самодур?
— Алёна, есть один факт, который ты должна знать. Я прямолинейный и честный человек. Обычно, это выходило мне боком, но я по-другому не могу. Ты мне вскружила голову. Даже если бы тут не было многожёнства, я бы очень серьёзно задумался, а не жениться ли на тебе. Но сейчас — не об этом. Раньше, чем сделать тебе повторно предложение, считаю нужным рассказать одну историю. Подробно не могу — это секретная информация. Но на суть детали не повлияют. Это я послал твоего Витю на последнее задание. Да, на то самое, где он погиб. Причём, не скрою, это было очень опасно, я это знал заранее. Это была самая опасная часть операции. Точно ничего высчитать нельзя, но так, навскидку, у него было процентов двадцать уцелеть. Если бы у него под командой были хотя бы нормальные «Дельфины»… Он пытался до конца спасти всю стаю, их загнали на мелководье — и всё. Закидали глубинками. У меня был выбор: я мог пойти на эту часть операции сам. Но от успеха этой операции зависело значительно большее количество жизней. Намного большее, чем было всех нас, участников той операции. Практически, нам было приказано остановить американцев любой ценой. Это значит: если будет нужно — лечь там всем. Я послал Витьку в пекло, только потому, что у него были лучше способности. Он более раскованно мыслит, быстрее принимает решения, чем я. Тьфу ты, говорю «мыслит», а его уже нет. Он идеально выполнил свою часть дела, тем самым обеспечил не только успех всей операции, но и значительно меньшие потери у основного состава нашей группы. Теперь, когда ты всё знаешь, трижды подумай: хочешь ли ты быть моей женой.
Алёна разревелась. Ничего не говорила, просто рыдала. Долго. Начиналось всё, как игра. Она хотела влюбить Юру в себя, а потом жёстко отказать. Унизить. Растоптать его чувства своим презрением. Вот такую месть придумала. Постепенно план начал трещать по швам. Злость постепенно растаяла, появился интерес, потом симпатия. Может, молодость, гормоны сказывались. Теперь он её добил окончательно. Она чувствовала: он не врёт. Даже в мелочах его рассказ совпал с информацией Андрея. Значит, совесть у Юры чиста — он делал то, что был должен. Вышло — как вышло. Афоризм, блин! Как теперь быть? Он, ведь, мне нравится? Нравится. Я заслуживаю счастья? Да. Будет ли он хорошим отцом моим детям? Несомненно. Чего ж я, дура, реву? Витенька, родненький, сам выбрал его в побратимы. Он что, заранее всё продумал? А если бы Юра погиб, то Витя бы на Свете женился. Детей бы его своими считал. А если бы оба погибли… Нет!!! Ужас… Славься Макошь! Хоть этого уберегла. Светлые боги! Витя! Благословите меня!
— Я согласна. И ещё, я знала про тот бой с флотом США. Знала и про стаю отвлечения, знала про привлечение уборщиков, не имеющих боевого опыта. Это из-за них он погиб?
— Частично. Они не обладали должными навыками и опытом. Плохо уходили от глубинок, медленнее выполняли манёвры. Все там и полегли. И ещё. Витёк слишком долго уводил охранение в режиме шума. Увёл далеко, нам потом вольнее работалось. Называется: сознательный риск. А откуда ты знаешь? Это же секретно!
— Так вышло; его брат, Андрюха, рассказал.
— Интер-р-ресно!
— Он тоже в том бою был под твоим началом. Управлял каким-то роботом-сборщиком.
— Да-а-а!?
— Пойдём домой, Юр. Что-то грустно стало.