— Я не пойму: кто кого должен уговаривать? То — ты просишь помочь, то — мутишь чего-то. Ссышь воевать? Так и скажи.

— Нет! Что вы, что вы! Это я от радости ерунду говорю. А Лиза?

— Жениться будешь?

— А можно?

— Ты еврей?

— Нет… А! Ну да. Буду! Тащ начальник, а почему вы мне пошли навстречу? Такого, ведь, не бывает… Это слишком похоже на сказку.

— Не бывает. А кого мне ещё поощрять? Ты за несколько месяцев стал лучшим работником, сделал несколько рацпредложений и одно изобретение. Показатели в твоей бригаде — лучшие по всей области. На вечерних курсах осваиваешь сетевые технологии. Я так подозреваю: хочешь поближе к операторам оказаться?

— И вы уверены, что я раскаялся?

— Дурак ты, Литвин, хоть и способный. Ты — головорез и убийца. Нет в тебе ни капли раскаяния. Но ты можешь опять стать частью большой семьи: русского народа. И сейчас нужны твои таланты. Без кавычек. Будешь работать по профилю: убивать. Только не наших людей, а наших врагов.

— Всё равно — не верю. Я на это не рассчитывал. Есть какая-то лажа, но вы мне не скажете.

— Ладно, скажу. По вам всем особый запрос пришёл. Диктатор лично заинтересовался всеми, кто имел отношение к установке Тюрина. Поэтому есть шанс вас вытащить, хоть и небольшой. Можешь со своими поговорить. Но учти: врать — нельзя. Шанс есть только у реальных участников изобретения.

Диктатор прилетел на аэродром Донецка на Су-27, на, выделенной местным КГБ, машине доехал до ИВЛ-12. Для лагеря это было: как снег на голову. Встречать выбежало немногочисленное старшее лагерное начальство: начлаг, замначлага по женской зоне, два «кума»: мужской и женский, начальник отдела рейтингового надзора.

— Здравия желаю товарищ Диктатор, во вверенном мне ИВЛ всё штатно, полковник Гаврилов!

— Вольно. Всем — вольно. Полковник, что вы знаете об изобретении вашего Тюрина? Имею в виду человеческий фактор. Кто участвовал, кто знал?

— Седьмая бригада, бригадир: Олег Литвин. Тюрин, это ясно. Может, ещё кто, из ремонтников. Всё.

— Точно?

— Ну… Может ещё женщины… У них, у половины бригады — любовь. Редкий случай.

— Соберите их всех, где-нибудь в нормальной обстановке. Кто это у вас сегодня кол украшает?

— Да, насильник из «возвращенцев». Обычное дело. Можно — в актовом зале.

— Нет, прозаично. Гляньте: какая погода хорошая.

— В парке — подойдет? У нас там цветы, беседка есть.

— Идеально. Вы их собирайте, а я полчасика по территории поброжу: в столовку, туда-сюда. В качестве гида я беру с собой начальника надзора.

— Есть!

По ходу осмотра порядка, режима, дегустации еды, Диктатор успел опросить начальника отдела рейтингового надзора об обстановке в лагере и поведении интересующих его зэка.

— Огромное подспорье оказывает программное обеспечение. Великолепно работает анализатор мимики: высокая чувствительность на крайние эмоции позволяет стабильно выявлять конфликты и другие проблемные ситуации, минимальное количество ложных срабатываний. Слабо проявила себя программа распознавания речи по губам. Необходимо дорабатывать. Процент привлечения в сомнительных ситуациях внешних психологов: ноль целых тридцать две сотых процента. Наши психологи неоднозначно оценивают одно правило: квоту, один раз в год, на просмотр своего личного дела зэка. С одной стороны, это правильно, они не должны играть, притворно показывать улучшения в векторе совершенствования, без фактического перевоспитания. С другой стороны, среди зэка есть целые категории, которые потеряли ориентиры и, ввиду этого, опустили руки вовсе, не пытаются совершенствоваться. От деградации их сдерживает только кнут, а пряник почти не работает. В этих случаях наша система, с точностью до декораций, вырождается в старую, «отбывательную».

— Есть мысли по усовершенствованию?

— Отдел склоняется к мысли, что нужно открыть зэка часть их рейтинговой таблицы. Поставить по одному монитору в каждое общежитие, пускай в любой момент подходят и смотрят: как изменился рейтинг и за что им вчера начислили штраф или приз. Пара психологов настаивает на разъяснении векторов исправления. Но как бороться с «театром» они тоже не знают. Вообще, действующая система достаточно плохо работает для заключенных с большими сроками. Желательно сильнее учитывать поправку вектора совершенствования. Зэка её называют «исправления», что не совсем верно.

— Что по седьмой бригаде и компании? Есть что-то, чего я не мог прочесть в отчётах?

— Хм. Ничего существенного. Есть единственный бездоказательный момент, буквально, на грани ощущений. Катализатором их локальной нетипичности выступает Литвин. Ему чего-то надо, он, как бы, не смирился со своей участью, не смотря на столько убийств, на огромный размер штрафного рейтинга. Горит сам и зажигает окружающих. Заражен слабой степенью мании величия и собственной исключительностью. И несколько выбивается из общей канвы Финкерман Алла. Тесты показывают исключительный прагматизм, приземлённость её поведения, векторов целей. Своё открытие Тюрин совершил вскоре после тесного общения с Финкерман. Но я сильно сомневаюсь, что: вследствие. Вот, если бы она знала, что Тюрин чего-то изобретёт, что это что-то будет столь ценно для страны, что заинтересует самого Диктатора… Но это допущение принципиально непроверяемо. Ещё. По Чёрному. Последний срез психотипа не вызывает никаких сомнений: обычный наш, русский человек. Но ранние срезы допускают двоякое толкование. Рекомендую проверить его биографию по четвёртому уровню. Наполеоны в нашей практике встречаются чаще, чем американские диверсанты, но мало ли… Всё.

— Благодарю, майор, вы мне очень помогли. На таких профессионалах, как вы, страна держится.

«Герои дня» стояли кучками и оживлённо общались, когда Диктатор пришёл в парк. Начлаг не стал играть в таинственность, сказал им, что на них хочет посмотреть сам Диктатор. Все, кроме Литвина, несколько робели. Увидев подходящего Диктатора, начлаг построил заключённых в одну шеренгу.

У Диктатора была новая «игрушка»: задавать вопрос на программный уровень и получать оттуда ответ. Сейчас он подходил к каждому, мысленно спрашивал у Прави: «Степень полезности для нашего народа». Затем очищал голову от мыслей и «проявлял» цвет. Шкала была от красного до фиолетово-черного. Красный — самый полезный человек, фиолетовый — очень вредный. Это было дальнейшее развитие сидхи стратегической опасности. Общие принципы общения с программным уровнем, которые были заложены в волошбе Светозара, понемногу открывали свои тайны для Александра.

У Лизы — салатный цвет, что говорит: обычный человек, родит нескольких детей умеренной полезности, всё. У Маши — зелёный, со слабой голубизной. Это говорило об умеренном вреде, что полностью соответствовало её психотипу и личному делу. Александр их дисциплинированно прочёл перед вылетом из Большого Гнезда. Мало ещё Маша в нашей зоне, не перевоспиталась. Выпусти её сейчас в Россию — опять по форточкам будет лазить и по «малинам» развлекаться. Что с ней делать? Её рыцарь, Витя, светился слегка оранжевым — уже можно выпускать. Бледно-алым цветом «отметились» Тоня и Иван Чёрный. Олег Литвин был красным. А Тюрин светил вишнёвым, что было неслыханно. Саня вытянул свою руку вперёд и вывел на визуализацию свою полезность. Лишь слегка темнее!

— Слушай, Тюрин, а давай тебе другую бабу подберём? Моложе, красивее, будет физику и математику знать в пять раз лучше этой хитрой училки? И детей любить будет. Готовить будет лучше? А?

— Как? Зачем? Мы любим друг друга… Э-э, если вас действительно интересует моё мнение по данному вопросу, то ответ: «нет».

— Ясно. Захомутала. Финкерман и Комарова, отойдём на пару слов. Остальные: на месте.

— Слушай внимательно, прошмандовка хитрожопая. Если хоть в чём-нибудь у Тюрина с тобой будут проблемы: голова не вовремя разболится, запах тебе не понравится, детей на него сбросишь, когда он творить будет, в магазин за кефиром вечером послать срочно решишь — будешь умирать как Прометей: вечно. Хоть в чём-нибудь — вечно. Поняла? Теперь ты, Лиза. Работа тебе будет такая: быть подругой этой… Помогать ей слегка, для виду, но главная задача будет: следить, за каждым чихом-дыхом её следить. Ты её к Тюрину подвела — тебе теперь и отвечать.