Это отдельная история. ПАУК вооружен МДР — магнитодинамическим резаком. Этот резак рвёт направленным магнитным полем химические связи в кристаллах. Тонкий эластичный щуп делает рез, из зоны реза по трубочке насосом откачивают разрушенную породу в виде молекулярной пыли. Вредная гадость: даже водяной фильтр работает недостаточно эффективно. А потом обычным отбойным молотком, на месте второй руки робота, идёт обычная работа. При работе с мягкими породами, ПАУК-и выигрыша дают мало, но при работе с твердыми — много. Да, хотел рассказать вам о придумке Тюти. МДР не берут только металлы. Почему — пусть учёные головы ломают. Тютя сумел из десятка расфокусированных МДР-головок сделать ловушку для поля. До того он хныкал, жаловался, что-то талдычил о стоячих волнах, резонансном отражении и поляризационном возбуждении. Я его вежливо послал ёжикам голову морочить, додекаэдрами всякими. За вежливость штрафные очки не начисляют. А Тютя убежал как ошалелый: «Гениально! Ежики! Как же я сам не додумался!» И на следующий день он предоставил на испытания новый пресс: со спеканием породы. Как он это сделал — пусть этой чепухой учёные мозги себе парят. А для меня было важным другое: его алюминиевый коробок пресса спекал в монолитный блок куски колотого базальта офигительной твёрдости, при этом ничего в шахте не загоралось и не взрывалось. Тютя «пел», что это теперь не пресс, а декристаллизатор. Мне — пофиг. Я на «де» знаю только «дебил» и «денатурат».

Из этих кубиков мы и стали делать крепь. С одной стороны: денежная экономия, нам это тоже зачлось. С другой — трудовая: крепи не нужно подвозить и подносить. Всё делается на месте. Что тут началось! Замначлага по производству пришёл, глянул, пальцами потыкал, в затылке почесал, работать по новой технологии разрешил, но наверх «отстучал»: «так, мол, и так, есть такая рацуха, почти изобретение». Через неделю приехал кто-то из начальства, тоже пальцами тыкали, пару блоков забрали с собой, на сувенир, наверное. Ещё через неделю шось у лиси здохло: к нам в забой спустились яйцеголовые: пара очкариков и начлаг. По каменной роже начлага было ясно: крутые перцы, эти «ботаники». Их, кстати, значительно больше заинтересовала установка нашего Тюти, а не блоки. Языками мололи что-то — не понять. Тютя в сто раз понятнее всю эту заумь объясняет.

Олег думал. Думал, думал, думал. Думал, как выбраться из зоны. Своё личное дело он видел. Там был и российский приговор суда за рэкет: три доказанных эпизода. Были и данные по двум убитым ментам в самом начале его наклонной плоскости. Были и промежуточные ограбления, были и недоказанные эпизоды. Только пары его дел не знал начлаг. Так, мелочёвка. Один раз на пику посадил фраера, возле кабака. Скорее всего — не насмерть. И ещё разок тачку угонял покататься. Выпил слегка — вот и куражился. Но пальчики стереть не забыл. А все остальные художества были. Возле каждого стояло число: вероятность истинности. Где-то 95, где-то — 70 процентов. Забавно, что по тем эпизодам, за которые его суд России посадил, стояла вероятность 85 %! Эти вероятности умножались на тяжесть содеянного и плюсовались, плюсовались, плюсовались… И доплюсовались до семисот с чем-то тысяч штрафных очков. Как уже Олег представлял: это около ста лет обычной отсидки.

«Только этими эквивалентами пользовались не всегда. Заслужишь — смягчат режим или отпустят. Не исправишься — за разбитый нос будешь сидеть до конца дней. Вот, к примеру, Конец, заключённый Наконечный. Мы, кстати, заключённые, а не осужденные. Потому что большинство сюда попадает не через суд, а по решению общин, старост. Часть — из стран бывшего СССР, «возвращенцы», как я. Да, про Наконечного. Он выгуливал свою собаку. Был выпимши. Слегка. Но этого «слегка» хватило, чтобы не прибрать какашки. А тут, как назло, староста дома шёл, сделал замечание. А Конец дал команду: «Фас». Собака — человек тупой: сказано — сделано. Ногу погрызла слегка. Конец уже четвёртый год в шахте кайлует. Суда, кстати, не было. Через детектор лжи староста один раз в год проходит. А потом использует свою власть на полную катушку. Я этих порядков ещё не нюхал. Да, про Конца. Он норму хронически не выполняет, своему бригадиру грубит, матерится. Каждое слово из словаря добавляет одну сотую штрафного очка. Сто раз за день ляпнул недозволенное — день пропал. Что в словаре? Да, фигня всякая. «Фигня», кстати, тоже есть. Матюги, феня, иностранизмы. Я там тока половину знаю. Опять отвлёкся: продолжаю про Конца. Ага! Клички тоже канают! Такой парадокс: погоняла есть, а используют их редко, чаще в шахтах, в новых штреках, где камер нет. Ещё Тютя что-то гундел про газетчиков: «Безличные тезисы: учёные открыли, психологи утверждают, сторона заявила». Но мне это пофигу: где — я, а где — газеты? У Конца этих штрафных набралось, как у матёрого мокрушника. Загнётся он тут. А есть в роте и другой пример. Инженеришка один, не из нашего взвода, Хохлов, что-то не так посчитал: стена у дома просела. Убытки и вину на него повесили. Дали тридцать одну тысячу штрафных очков. А он быстренько какую-то рацуху накарябал, на волю кому-то послал. Через неделю за ним приехали и взяли на поруки, перевели штрафные в условные. Как у Сталина: полезен — в шарашку, нет — на лесоповал. Впрочем, как теперь уже знаю: выход из зоны — это ещё не списание штрафных очков. У того инженеришки ещё долго будут поражения в правах.»

— Литвин, следующий раз сможешь глянуть дело через год.

— Погоди, начальник. Ещё один вопрос. Понимаю: не положено. Но войди в моё положение: влюбился. Сильно. Сколько Комаровой Лизе сидеть?

— Правильно. Не положено. Скажу только: такими темпами, как она сейчас работает над собой, через год-полтора на поселение четвёртого уровня перейдёт.

— Это в село?

— Нет. Не обязательно. Жить можно хоть в столице. Ограничения будут по режиму, ряд ограничений по правам. Но это уже не зона. Ты можешь найти информацию в библиотеке.

— Начальник, дай совет. Может, есть какой короткий путь на волю? Может, почку можно продать?

— Да ты двенадцать человек, только наглухо, замочил, Олежек. И это только то, что мы знаем. А может, есть и ещё что.

Олег поёжился.

— Тебе, голубчик, и сотни почек не хватит расплатиться.

— Начальник. Не могу сидеть. Если б не Лизка — тарахтел бы спокойно свои сто лет. А так… Хочется семьи, детей. Она — как свет в окошке.

— А ты знаешь, что она сидит за брошенного младенца?

— Знаю. Но то — совсем другое дело. Я ж не такой гад, как её первый хахаль.

— Хэх, Ромео и Джульетта! Редкий случай. Обычно зеки хотят перепробовать баб побольше и получше. А ты семью хочешь создать. И сколько б ты детей завёл, если б выгорело?

— Нас было трое. У меня есть ещё младшие брат и сестра. Я бы тоже хотел троих. Своих. И ещё Лизыного первого нужно будет найти. Мечты…

— Да ты романтик, Литвин.

— Хорошо вам издеваться, гражданин начальник. А у меня — душа болит. Я, ведь, прошу только совета, а не поблажек.

— Не верь, не бойся, не проси. Ну-ну… А знаешь, есть один способ. Знаешь, как в 42-м, у Сталина, смыть кровью? Сейчас тоже есть такая возможность. Повоевать не желаешь?

— А как же штрафные очки?

— Неужели ты всерьёз считаешь, что можно вежливыми словами и хорошими оценками по физо отработать душегубство? Мне пришла свежая директива: разместить монитор общего пользования с доступом всех зэка к их рейтингу. Ну и что? Кого из могилы поднимут ваши старания? Нельзя вину искупить. Нельзя отбыть наказание. Ерунда это всё. Можно только измениться. Это моё мнение. Есть один шанс. Если, конечно, не струсишь. Как у тебя с огневой? Тут в личном деле про это нет.

— Нормально. Из автомата нормально стрелял.

— Добро. Рискну здоровьем, подам прошение на имя Диктатора. Попрошу тебя определить в спецназ. Пойдёшь?

— Рискуете, товарищ полковник.

— Сбежишь?

— Нет. Но как вы можете мне в душу заглянуть? Вдруг, что не так пойдёт? Вам потом по шапке дадут.