Время тянулось очень медленно. Николь слышала, как бьется ее сердце. Когда миновала, казалось, целая вечность, она услышала шум над головой. В амбаре, похоже, толпилась куча народа. Николь глубоко вздохнула и попыталась успокоиться. И через секунду сердце ее буквально проваливалось в пятки, когда негромкий голос где-то возле нее начал читать стихотворение:

Наконец Николь сообразила, что голос принадлежал роботу Жанне, читавшей знаменитые стансы Бениты Гарсиа о страхе, написанные во времена, когда та прониклась интересом к политике, потеряв работу в отчаянную пору Великого хаоса. Знакомый голос робота и памятные строчки на время пригасили панику в сердце Николь. На какое-то время она успокоилась, хотя шум над головой становился сильнее. Но когда над входом в ее укрытие принялись двигать огромные мешки с цыплячьим кормом, страх вернулся. «Вот оно, — сказала себе Николь. — Сейчас меня вновь арестуют».

Николь подумала, не убьют ли ее полицейские сразу как только обнаружат. Услыхав громкий металлический стук у входа в ее подземелье, она не смогла усидеть на месте. Приподнявшись, Николь ощутила, как в груди два раза болезненно кольнуло, ей стало трудно дышать. Что это? — подумала она, услыхав голос Жанны.

— После первого обыска, — проговорил робот, — Макс решил, что недостаточно надежно замаскировал вход в твою комнату. И однажды ночью, пока ты спала, устроил над входом сток из курятника, а над тобой развел повсюду отводные трубы. Этот шум означает, что кто-то стучит по трубам.

Николь на мгновение задержала дыхание, когда над головой неясно загудели голоса. Через минуту она вновь услышала шорох мешков с кормом. «Старый, добрый Макс», — подумала Николь, несколько расслабившись. Боль в груди отступила. Спустя несколько минут шум над головой стих. Николь тяжело вздохнула и опустилась в кресло, однако смогла уснуть лишь тогда, когда в комнате вновь зажегся свет.

Робот Алиенора возвратилась в подземелье к тому времени, когда Николь пробудилась. Она объяснила Николь, что в ближайшие несколько часов Макс собирается разобрать сток и ей надлежит оставить убежище.

Выбравшись наружу, Николь с удивлением обнаружила возле Макса Эпонину.

Обе женщины обнялись.

— Са va bien? Je ne t'ai pas vue depuis si longtemps,[1] — сказала Эпонина Николь.

— Mais mon amie, pourquoi es-tu ici? J'ai pense que…[2]

— Вот что, девушки, — перебил их Макс. — Вам еще хватит времени, чтобы возобновить знакомство. А сейчас нам следует поторопиться. Мы уже запаздываем относительно графика, потому что я слишком долго провозился с этим поганым желобом… Эп, отведи Николь в дом и переодень ее. Там и расскажешь ей все за делом… мне тоже нужно еще побриться и переодеться.

Женщины в темноте направились из амбара к дому Макса, и Эпонина рассказала Николь о том, каким образом будет устроен ее побег из поселения.

— За последние четыре дня Макс припрятал возле озера Шекспир подводное снаряжение. Второй полный комплект он припас на складе в Бовуа на случай, если кто-нибудь заметит твою маску или баллоны со сжатым воздухом. А пока мы с тобой будем на празднике. Макс проверит, все ли в порядке.

— На каком празднике? — в смятении спросила Николь.

Они уже вошли в дом, и Эпонина расхохоталась.

— Конечно, — сказала она. — Я забыла, что у тебя не было календаря. Сегодня — последний день карнавала перед постом. В Бовуа устроили большой бал, другой состоится в Позитано. Почти все сегодня вечером будут там. Правительство велело всем веселиться. Наверное, для того, чтобы люди отвлеклись от неурядиц.

Николь очень странно поглядела на свою приятельницу, и Эпонина вновь рассмеялась.

— Ты не понимаешь? Сложнее всего нам переправить тебя через всю колонию до озера Шекспир — так, чтобы нас не заметили. В Новом Эдеме тебя все знают в лицо. Ричард тоже согласился, что другой разумной возможности у нас не представится. Ты будешь в костюме и в маске…

— Итак, вы разговаривали с Ричардом? — спросила Николь, начиная осознавать контуры плана.

— Косвенно, — ответила Эпонина. — Макс связался с ним через маленьких роботов. Кстати, он-то и предложил устроить над тобой сток и тем сбил с толку полицию во время последнего обыска. Он все боялся, что тебя обнаружат…

«И еще раз спасибо тебе, Ричард, — подумала Николь, пока Эпонина продолжала говорить. — Теперь я обязана тебе собственной жизнью по крайней мере трижды».

Женщины вошли в спальню, где на кровати было разложено великолепное белое платье.

— На празднике ты будешь наряжена английской королевой. Я целую неделю шила это платье. В маске, в длинных белых перчатках и чулках ни волосы твои, ни кожа не будут заметны. Но мы не станем задерживаться на балу более часа, поэтому ты не успеешь ни с кем поговорить. Если будут интересоваться, кто ты, назовешься Элли. Она будет сидеть дома вместе с твоей внучкой.

— А Элли знает, что я бежала? — спросила Николь несколько секунд спустя. Ей так хотелось увидеть дочь и маленькую Николь, которую она еще ни разу не видела.

— Возможно, — проговорила Эпонина. — Во всяком случае, ей известно, что подобная попытка предпринималась… Мы с Элли помогали устраивать твой побег и отнесли на Центральную равнину все необходимое для тебя.

— Выходит, ты не видала ее с тех пор, как я оказалась за стенами тюрьмы?

— Нет же. Но мы не говорили о тебе: Элли должна сейчас вести себя чрезвычайно осторожно. Накамура следит за ней, словно коршун.

— А кто-нибудь еще занимался этим делом? — спросила Николь, приподнимая платье, чтобы посмотреть, подойдет ли оно.

— Нет, — ответила Эпонина. — Только Макс, Элли и я… и, конечно, Ричард с его маленькими роботами.

Николь несколько секунд простояла перед зеркалом. «Итак, я все-таки стала английской королевой, по крайней мере на час или два. — Она не сомневалась, что идею костюма предложил Ричард. — Никто, кроме него, не мог бы придумать чего-либо более подходящего». Николь поправила корону на голове. «Будь у меня белая кожа, — подумала она, — Генри, безусловно, сделал бы меня своей королевой».

Николь погрузилась в воспоминания… Когда Макс и Эпонина появились из спальни, она расхохоталась: Макс был облачен в зеленые сети, а в руках держал трезубец Нептуна, морского царя. Эпонина изображала соблазнительную русалку.

— Оба вы просто великолепны! — объявила королева Николь, подмигнув Эпонине. Через секунду-другую она добавила с легким ехидством:

— Вот это да, Макс. А я и не знала, что ты у нас такой мохнатый.

— Тебе смешно, — пробормотал Макс. — А я зарос шерстью повсюду: на груди, на спине… даже на ушах, даже на…

— Только вот здесь жидковато, — вставила Эпонина, снимая с него корону и поглаживая по темечку.

— Вот чертовка! Теперь ты понимаешь, почему я не стал брать к себе в дом женщину… ну что же, пошли. Кстати, сегодня вечер опять прохладный. Прихватите себе шаль или жакет, пока мы будем ехать в багги.[3]