— Пошли, мальчики, — проговорил Патрик. — Пора домой.

— Сегодня уже третий раз, — сообщил Патрик Николь, когда они следом за Кеплером и Галилеем вошли в дом.

— Синий Доктор утверждает, что в городе гасят огни, когда какой-нибудь из геликоптеров поднимается метров на двадцать над вершинами деревьев. Октопауки не хотят рисковать и бояться выдать людям место положения Изумрудного города.

— Как по-твоему, Арчи и дядя Ричард все-таки сумеют встретиться с Накамурой? — спросил Патрик.

— Я сомневаюсь в этом, — ответила Николь. — Если бы он хотел встретиться с ними, то давно бы уже сделал это.

Эпонина и Наи приветствовали Николь и обняли ее. Три женщины недолго поговорили о затемнении. Эпонина держала маленького Мариуса, круглого и счастливого младенца, обитавшего в основном у нее на руках. Она вытерла его лицо платочком, чтобы Николь могла поцеловать.

— Ага, — услышала она за собой голос Макса. — Наша хмурая королева целует слюнявого принца.

Николь повернулась и обняла Макса.

— Что еще остается хмурой королеве, — непринужденно ответила она.

Макс вручил ей стакан с какой-то прозрачной жидкостью.

— Вот, Николь, попробуй: не текила, но ничего лучшего октопауки по моим описаниям сотворить не сумели… Выпей, быть может, чувство юмора вновь вернется к тебе.

— Ну довольно, Макс, — проговорила Эпонина. — Ты хочешь, чтобы Николь решила, что и мы тоже замешаны в этом… Идея в конце концов твоя. Мы с Патриком и Наи согласились с тобой лишь в том, что Николь у нас последнее время приуныла.

— А теперь, миледи, — Макс обратился к — Николь, — я хочу предложить тост… за всех нас, абсолютно не властных над собственным будущим. Чтобы мы любили друг друга и были веселы — до конца… каким бы он ни был и когда бы он ни пришел к нам.

Николь не видела Макса пьяным после того, как оставила тюрьму. По его настоянию она пригубила. Горло и пищевод ее обожгло, и глаза ее заслезились: зелье вышло крепкое.

— Ну а перед обедом, — Макс жестом драматического актера развел руками, — у нас будут сельские анекдоты. Они позволят нам наконец расслабиться. Вам, Николь де Жарден-Уэйкфилд, как нашему предводителю по праву предоставляется первое слово.

Николь ухитрилась улыбнуться.

— Я не знаю сельских анекдотов, — запротестовала она.

Эпонина с облегчением увидела, что поведение Макса не задело Николь.

— Это так, Николь, — проговорила Эпонина, — никто из нас не знает… Но познаний Макса хватит на всех.

— Жил да был, — начал Макс несколько мгновений спустя, — фермер в Оклахоме, у которого была толстая жена по имени Свистушка. Звали ее так потому, что, занимаясь любовью, в последний миг она закрывала глаза, складывала губы бантиком и свистела.

Макс рыгнул. Близнецы захихикали. Николь обеспокоилась: наверное, детям не следует выслушивать откровения Макса. Впрочем, Наи следила за своими мальчиками и хохотала вместе с ними. «Расслабься, — велела себе Николь. — Ты действительно стала хмурой королевой».

— Словом однажды ночью, — продолжал Макс, — у этого фермера со Свистушкой вышел крупный междусобойчик — то есть драчка, если по-вашему, ребята, — и она отправилась в кровать рано и в ярости. Фермер остался за столом, попивая подлинную текилу. Вечер шел, и он раскаялся в том, что вел себя как распоследний сукин сын, и начал извиняться громким голосом.

— Тем временем Свистушка, теперь уже рассердившаяся снова, так как фермер разбудил ее, поняла, что, когда муж закончит пить, он отправится в спальню и попытается принести извинения в постели. Когда фермер опустошил бутылку текилы, Свистушка выскользнула из дома, направилась в свинарник и притащила с собой в спальню молодую и маленькую свинку.

— Ближе к полуночи пьяный фермер ввалился в темную спальню, распевая свои любимые песни. Свистушка следила за ним из уголка, а в постели была свинья. Фермер снял одежду и заполз под одеяло. Схватил свинью за уши, поцеловал в пятачок. Свинья взвизгнула, и фермер испуганно отодвинулся. «Свистушка, любовь моя, — проговорил он, — неужели ты сегодня забыла почистить на ночь зубы?» Тут его жена выскочила из угла и принялась обрабатывать фермера щеткой…

Все хохотали. Собственная шутка так развеселила Макса, что он не смог усидеть. Николь огляделась. «Макс прав, — подумала она. — Нам это нужно. Мы все так встревожены».

— …Мой братец Клайд, знал больше деревенских шуток, чем кто-либо другой. С их помощью он ухаживал за Виноной; во всяком случае утверждал это. Клайд все говаривал: дескать, смеющаяся женщина придерживает трусы только одной рукой… Словом, когда мы ходили с ребятами стрелять уток, мы никогда не приносили ни одной поганой крякуши. Клайд заводил истории, а мы смеялись и пили… и скоро забывали о том, что нужно подниматься в пять, а потом сидеть на холоде.

Макс умолк, и в комнате на миг наступила тишина.

— Черт, — продолжил он после недолгого молчания. — Мне вдруг померещилось, что я опять в Арканзасе. — Он встал. — А я даже не знаю, в какую сторону глядеть на этот Арканзас, не говоря уже о том, сколько до него миллиардов километров… — Макс покачал головой. — Иногда, когда мне снится сон — что-нибудь земное, — я думаю: вот она истина, и я опять в Арканзасе. А потом просыпаюсь и все… несколько секунд мне кажется, что сон — это жизнь, которую мы ведем в Изумрудном городе.

— То же самое случается и со мной, — вступила в разговор Наи. — Две ночи назад мне приснилась, что я совершаю свою утреннюю медитацию в хонгпра в доме моей семьи в Лампанге. И когда я произносила мантры,[18] Патрик разбудил меня. Он сказал, что я заговорила во сне. Несколько секунд я не могла узнать его… это было ужасно.

— Ну, хорошо, — произнес Макс после затянувшегося молчания. Он повернулся к Николь. — Итак, мы готовы выслушать сегодняшние новости. Что ты сообщишь нам?

— Сегодня квадроиды показывали странные вещи, — ответила улыбающаяся Николь. — Первые несколько минут я даже решила, что попала не в ту базу данных… кадр за кадром — то свинья, то цыпленок, то пьяный оклахомский фермер, пытающийся ухаживать за красоткой… на последней картинке этот фермер пил текилу, ел жареного цыпленка и занимался любовью со своей милой в одно и то же время… Кстати, цыпленок — вещь неплохая. Быть может, кроме меня здесь найдется еще один голодный?

— Думаю, что слова Верховного Оптимизатора их несколько ободрили, — сказала Николь Синему Доктору. — Макс, конечно, сомневается… Он не верит, что забота о нас будет иметь для вас важное значение, даже если ситуация действительно сделается безнадежной.

— Подобный вариант едва ли возможен, — ответила октопаучиха. — Всякое новое проявление враждебных действий со стороны людей будет встречено мощным противодействием… Большая группа оптимизаторов уже почти два месяца работает над планами.

— Но если я правильно поняла, — спросила Николь, — любой представитель вашего вида, принявший участие в составлении плана военных действий и их исполнении, будет терминирован, когда война завершится?

— Да, — проговорил Синий Доктор. — Однако они умрут не сразу… сперва их известят о занесении в терминационный список… тем временем новый Верховный Оптимизатор наметит точную схему терминации в зависимости от потребностей колонии в возобновлении ее членов.

Николь и ее подруга октопаучиха завтракали в госпитале. Утром они безуспешно пытались спасти жизнь двоим шестируким работникам, раненным во время работы на каком-то из немногих зерновых полей, еще уцелевших к северу от леса.

Пока они завтракали, в зал вползла биот-многоножка. Синий Доктор заметила вопросительное выражение на лице Николь.

— Когда мы только высадились на Раме и еще не успели создать весь комплекс обслуживающих животных, нам приходилось пользоваться биотами для рутинных заданий… Теперь нам снова понадобилась их помощь.

— Но как вы даете им распоряжения? — поинтересовалась Николь. — Мы так и не сумели вступить с ними в контакт.