— Алло?

— Кристина? Это Дженна. Я поговорила с директором насчет этого мальчика. Она сказала, что жалоб не было. Ни от учеников, ни от учителей.

— Ты объяснила?

— Я попыталась.

— И что она сказала?

— Попыталась обставить дело так, будто проблема во мне. Сказала, что кухни разных этнических групп пахнут не так, как наша, и мы должны относиться к этому с пониманием. Пыталась выставить меня расисткой какой-то. — Дженна рассердилась. — Ноги ее не будет в моем клубе! Вон!

Кристина не поверила своим ушам.

— Еда не так пахнет? Это не какая-нибудь экзотическая приправа, которую можно унюхать только когда он открывает свое ведерко с обедом. От него же через дорогу прет, как будто в серной бане насрали.

— Как будто я не знаю. — По голосу Кристина поняла, что она улыбается. — Насрали в серной бане? Неплохо, неплохо.

Кристина улыбнулась сама себе.

— Да, неплохо. Но от него и правда так пахнет.

Дженна вздохнула.

— Ну что же, тогда нам придется сидеть дома, закрывать двери и окна, и ждать, пока он не пройдет мимо.

— Придется, — согласилась Кристина.

И все же, дома она сидеть не стала. Просто не могла. Было в этом мальчике что-то странным образом притягательное, так что на следующее утро она сидела на крыльце с газетой в руках. Так ведь заведено в пригородах, да? Выходить на свежий воздух в хорошую погоду?

К соседнему дому подъехала машина Дженны, и они с Сэм вышли. Видимо, отвозили детей в школу. Увидев Кристину, они помахали ей и подошли.

— Привет.

— Доброе утро, — поприветствовала Кристина.

— Угадай, кто идет! — поддразнила Дженна.

— Мы видели его по пути, — сказала Сэм.

Тут, как по сигналу, показался мальчик — сегодня он шел по их стороне дороги, всего лишь в каком-то футе от ее двора. С такого расстояния она смогла разглядеть, что он и вправду выглядит по-ближневосточному — темная кожа, пестрая рубашка со странными узорами. Дул легкий ветерок, но, — слава, тебе, Господи, — в другую сторону, так что запаха она сегодня не почувствовала. Но с виду мальчик был чумазый. Даже учебники в его руке были покрыты слоем грязи. Проезжавший рядом на велосипеде школьник швырнул ему персик в голову, мальчик увернулся, и персик покатился по тротуару.

Кристина не могла сдержать улыбку.

Мальчик посмотрел на нее — словно почувствовал, что она находит произошедшее смешным. На секунду они встретились взглядом. Она видела ненависть в его взгляде, и, не выдержав, отвернулась. Да как ты посмел злиться, это от тебя воняет на всю улицу, черт возьми! Она повернулась вновь посмотреть на него, но он уже ушел.

— Как грубо! Вы это видели?

— Вот бы он сделал нам одолжение и сдох. — Сэм выпучила глаза и прикрыла рот рукой, словно поразившись собственным словам, и внезапно прыснула от смеха.

Дженна тоже засмеялась.

— Утонул в бочке духов.

Сэм расхохоталась до слез.

— Простите! Простите!

— Не извиняйся, — сказала Дженна. — Мы все об этом думали. И, наверное, не мы одни.

— Кроме нашей директрисы, — вставила Кристина.

— Ага, — сказала Сэм. — И кто ее в жопу клюнул?

Она снова выпучила глаза, и вновь расхохоталась.

Как и ее подруги.

На следующее утро он пошел в школу пораньше. Кристина была дома и увидела его в окно. Детей было немного, но откуда-то к мальчику с улюлюканьем подбежали две девочки, повалили его на землю, и побежали дальше. Кристина усмехнулась, наблюдая, как он возился на земле — из-за тяжелого рюкзака он был похож на перевернутую черепаху, пытающую встать на ноги. Потом он встал, осмотрелся, и уставился на ее дом.

Ах ты ублюдок мелкий, подумала она.

Через день он вышел позже. Улица опустела — взрослые уже ушли на работу, дети — в школу, а домохозяйки уже попрятались по домам. Кристина вышла отдохнуть от расстановки мебели, и сажала кустик хризантемы, подаренный Дженной на новоселье. Она унюхала мальчика раньше, чем увидела, — этот отвратительный смрад, донесенный легчайшим порывом ветра, и первое, что она подумала — мальчик опоздает в школу. Ну и хорошо! Осмотревшись, она подпрыгнула, увидев его на тротуаре прямо перед собой.

Она испуганно ахнула, и мальчик повернулся к ней. Что это у него на лице? Презрение? Гнев? Ненависть? Неважно, что это было, потому что тут он споткнулся о черенок ее лопаты, лежавшей на тротуаре, и упал вперед, слишком внезапно, чтобы хоть как-то закрыться. Грохнулся головой в бетон, все так же сжимая книжки в безвольно повисших руках.

Послышался настоящий хруст!

Кристина подскочила. Инстинктивно, она должна была помочь, но вместо этого подумала — засудят ее или нет. Прежде чем проверить, в порядке ли мальчик, она оттащила лопату и бросила ее на газон, — так, на случай, если кто-то будет проезжать мимо, то подумает, что мальчик просто потерял равновесие, а не споткнулся об ее садовый инвентарь. Чтобы обезопасить себя еще больше, она развязала шнурки на одной из его туфель, так что можно будет повесить все беды на них.

Он не вставал — плохой знак, но стонал, а значит, был жив. Вонь стояла невыносимая, но она не обращала внимания и наклонилась, чтобы осмотреть его внимательней. Он свалился лицом вперед, но как-то выкрутился в падении, так что теперь полулежал на боку. Под головой медленно разрасталась лужица крови. Он смотрел на нее с нескрываемой ненавистью, и у нее в голове мелькнула мысль прибрать следы своих садовых работ, уйти домой, и оставить все как есть.

Но как только его откачают, мальчик все расскажет. Может быть, ей удастся убедить всех, что от удара у него повредился рассудок, может быть, ей все сойдет с рук — а может быть и нет.

Нет, она не сядет в тюрьму только за то, что этот гаденыш не смотрит под ноги.

Он все так же не отрывал от нее глаз, и она, не задумываясь, схватила его за волосы.

Подняла его голову.

И отпустила.

Снова что-то хрустнуло, и теперь стоны прекратились. Мальчик не шевелился, и взгляд стал совсем стеклянный.

На всякий случай, она снова подняла голову и снова отпустила.

А потом пошла в дом и позвонила в 911.

Как она собиралась рассказать об этом Кенту? Что сказать? Надо было позвонить сразу, как все случилось. Тело забрали быстро, но полиция немного задержалась — вот тогда и надо было рассказывать. Можно было даже позвонить сразу после их ухода. Но вместо этого она осталась на улице — поболтать со столпившимися перед домом соседями, снова и снова пересказывая им одну и ту же историю, а потом пошла домой, приготовила поесть, и весь остаток дня провела за телевизором, смотря CNN, словно ждала, что смерть мальчика покажут в новостях.

Кент зашел домой, хлопнул дверью, и с жутким акцентом, как у Рикки Рикардо[66] провозгласил: «Я дома!»

Кристина вздрогнула. Нахмурившись, она посмотрела в окно и удивилась, что не слышала, как «лексус» мужа подъехал к дому.

— Где машина?

— Там грузовик стоит. Пришлось припарковаться на улице.

Так и есть — перед домом стоял белый грузовик городской коммунальной службы, а человек в оранжевом костюме как раз спускался в люк перед машиной. Вслед за мужчиной в люк змейкой пополз толстый желтый шланг.

— Чинят там что-то. Видать, с канализацией проблемы. Поэтому, наверное, и запах такой жуткий.

Сердце Кристины застучало. Нет. Она бросилась к двери, распахнула ее, и глубоко вдохнула, втянув хорошо знакомую отвратительную вонь.

К горлу подступила тошнота. Ноги отказывались слушаться. Приникнув к дверной раме, она посмотрела туда, где упал мальчик. Там оставалось темное пятно — полиция не смыла кровь. Видимо, подумала она, это дело оставили мне.

— Дорогая, что случилось? — Кент положил ей руки на плечи.

— Я чувствую его запах, того мальчика, — сказала она.

— Так ты об этом запахе говорила?