— Лорэйн, прекрати! — громогласно приказал отец. — Я вижу, что ты в плохом настроении, но мы такого отношения не заслуживаем.

Рэйн, хихикая, пересекла просторный офис и уселась на гигантский кожаный диван в углу.

— Разве? Ты действительно хочешь обсудить, чего вы заслуживаете, а чего нет? Лично мне кажется, тебе не придется по вкусу то, что я назвала бы достойной расплатой за ваши действия.

Мать издала свой фирменный трагический вздох:

— Господи, Лорэйн, у меня нет времени на эти игры. Если ты хочешь что-то сказать, просто скажи. Мне надо готовиться к приему.

— Ах да. Нельзя позволить семье встать впереди твоих драгоценных канапе.

Отец, обойдя свой стол, открыл было рот, чтобы ей ответить, но Рэйн подняла руку:

— Нет. Хоть раз в жизни оба помолчите. Говорить буду я.

Внутри Рэйн бушевал гнев, и она сжала руки на коленях, сдерживая дрожь. Ни один из сценариев, которые она представляла себе в последние дни, не мог подготовить ее к реальному моменту разговора с родителями о прошлом. Ей нужно было держаться за свою злость, потому что если она позволит острой всепоглощающей боли прорваться наружу, то просто не сможет говорить и расплачется.

— Я даю вам последний шанс рассказать мне о том, что произошло, когда Макс уехал в Лос-Анджелес. Хотя даже один шанс — это слишком щедрое предложение.

Оба смотрели на нее широко раскрытыми глазами, и Рэйн почувствовала, как ей становится нехорошо. Какой-то частичкой своей души она все-таки надеялась, что ее родители не могли быть так жестоки, что они не разрушили ее будущее и не втоптали в грязь ее мечты намеренно.

Тишина, воцарившаяся в комнате, была оглушительной и душераздирающей.

— Мы сделали то, что считали нужным, — сказала ее мать, расправляя плечи. — Ты была слишком мала, чтобы заводить такие серьезные отношения.

— Правда? — Рэйн передвинулась на краешек дивана и пристально посмотрела на родителей. — Сколько раз он звонил, мам? Как скоро после отъезда он начал пытаться связаться со мной?

Мать пожала плечами:

— Я не помню, Лорэйн. Это было так давно, что я вообще забыла об этом.

В горле Рэйн стоял ком, но она усилием воли заставила себя не сдаваться.

— Правильно ли я понимаю, что вы забыли об этом, как будто о походе в магазин? Вы разрушили мою жизнь! Вас это совсем не волнует? Вы вообще замечали, что я плакала каждую ночь? А когда я обнаружила, что беременна? Вам никогда не приходило в голову сказать мне правду?

— Нет.

Короткий ответ отца заставил Рэйн замолчать и сделать глубокий вдох. Что это за люди? Да, они никогда ее не поддерживали, но как можно быть такими бессердечными и жестокими? От одной мысли о том, что кто-то мог бы так же обращаться с Эбби, Рэйн затошнило.

Она поднялась.

— Я просто хочу знать: почему? Не то чтобы это было важно теперь, но почему вы специально портили мне жизнь?

— Потому что Макс гнался за своей иллюзорной мечтой, и весьма вероятно было, что он ничего не добьется, — ответил ее отец. — Мы хотели чего-то большего для нашей дочери. Понимаешь?

Рэйн рассмеялась, хотя ей хотелось плакать.

— Я понимаю, вы думали, что управлять моей жизнью — это нормально. Что, если забрать мои деньги, я поступлю по-вашему. Что ж, к сожалению для вас, мне плевать на ваши деньги и на ваши идиотские ожидания.

— Ты поймешь нас, когда Эбби вырастет, — сказала ее мать. — Ты тоже будешь хотеть для нее лучшего.

— Да, это правда, — согласилась Рэйн. — Я буду стараться оградить ее от неприятностей, но при этом позволю ей совершать собственные ошибки и не встану на пути ее мечты. Может, если бы вы хоть когда-нибудь испытали малую толику тех чувств, которые я испытывала к Максу, вы были бы рады видеть, что ваша дочь счастлива и влюблена.

— Рэйн, ты не была влюблена, — вмешался ее отец. — Ты просто увлеклась Максом. Вы сошлись, потому что вам нравилось вместе идти против желаний своих родителей. И ты думала, что побег на другой конец страны позволит тебе сохранить свою маленькую фантазию.

— Нет, мы понимали друг друга, — возразила она. — Мы доверяли друг другу, потому что знали, как важны наши мечты. И мы не были друг для друга обузой.

— Он оставил тебя беременную, Лорэйн. — Ее мать вскочила и скрестила руки на груди. — Он гонялся за своей мечтой, пока ты тут унижалась.

— Да как ты смеешь?! — произнесла Рэйн угрожающе низким голосом. — Макс ничего не знал об этом, в противном случае, уверяю тебя, он бы остался со мной.

Отец тоже встал и, вздохнув, покачал головой:

— Ты думаешь, Макс Форд отказался бы от своей мечты жить в Лос-Анджелесе и сделать блестящую актерскую карьеру в обмен на жизнь в Леноксе с маленьким ребенком?

Рэйн пристально посмотрела на него и стиснула зубы до скрипа.

— Я знаю, что он поступил бы именно так. Он любил меня. И он лучше кого-либо понимает, что это такое — вырасти среди людей, которые тебя не любят.

— Ты очень наивна, если полагаешь, что он вернулся ради тебя, — сказала ее мать. — Он приехал только из-за своей матери и скоро уедет. Не ставь себя в уязвимое положение, Лорэйн. Тебе теперь нужно думать об Эбби.

— Я сама знаю, как воспитывать свою дочь.

— Милая моя, она не твоя дочь, — тихо сказала мать, как будто это могло смягчить жестокость ее слов.

— Нет, она моя дочь. Я собираюсь ее удочерить. И как только судья подпишет документы, она будет моей дочерью во всех смыслах этого слова.

Рэйн видела, что этот разговор ни к чему не приведет — она была слишком зла. Направляясь сюда, она втайне надеялась, что родители хотя бы извинятся перед ней. Теперь она знала, что их заботил только собственный имидж. Они не могли допустить, чтобы она запятнала их безупречную репутацию, будучи беременной и при этом не замужем.

— Теперь, когда я знаю правду, думаю, мы будем редко видеться, — сообщила она родителям.

— Ты просто пока злишься на нас. — Отец двинулся к ней с распростертыми объятиями.

— Нет. Я буду злиться и годы спустя. И не собираюсь менять свое мнение. Вы из кожи вон лезли, чтобы заставить меня смотреть на вещи вашими глазами, но я никогда не стану похожей ни на одного из вас. — Она прерывисто вздохнула. — И меня не заботит, чем мне могут быть полезные другие и как далеко я продвинусь в жизни, если буду лгать и обманывать.

Рэйн обогнула отца и направилась к двери.

— Можете считать эту нашу встречу последней — если, конечно, вы не решите, что способны любить меня ради меня, а не ради того, чтобы выглядеть заботливыми родителями в глазах ваших друзей.

Максу очень хотелось себя пожалеть: после сомнительно успешной процедуры смены подгузника он был весь в слюнях и пах детской присыпкой. Уложив Эбби в кроватку, чтобы она немного поспала, Макс думал о Рэйн и о том, как проходит ее разговор с родителями. Но прежде чем он смог углубиться в эти мысли, Эбби издала громкий вопль, причина которого была Максу неясна. Он заглянул в кроватку, девочка смотрела на него с явной обидой: ее подбородок дрожал, а лицо покраснело.

— Хорошо, малышка, — произнес Макс, снова поднимая ее на руки. — Ты же знаешь, я в этом деле новичок. Думаешь, что тебе удастся заставить меня носить тебя на руках все время, пока не вернется мама, да?

Эбби немедленно перестала капризничать. Макс рассмеялся и погладил ее по спине. Эбби прильнула к его груди, и он глубоко вздохнул.

Она просто вила из него веревки, но Макс был совсем не против. Он не мог вынести мысли о том, что Эбби чем-то расстроена. Да, она еще маленькая, да, маленькие дети плачут. Но она уже поселилась в той особой части его сердца, которая была зарезервирована для заботы о собственной семье.

Макс подошел к креслу-качалке, стоявшему возле окна. В комнату лился мягкий утренний свет. Он поудобнее устроил Эбби у себя на руках и принялся качать ее. Она закрыла глазки, засунула в рот свой маленький пухлый кулачок и тут же уснула, зная, что Макс не даст ее в обиду.