Жила среди поросших лесом холмов прекрасная смертная девушка. Она пленила сердце бога Вердона, повелителя всех лесов мира. Вердон взял ее в жены, и она родила ему дитя, крепкого белокурого младенца по имени Валдис. И все смертные, жившие в лесных землях, радовались этому союзу, породнившему их с богами.

Это история Вердона и Валдиса, так она была рассказана первым эззарийцам, когда они пришли в леса.

Я не Провидец. Я не имею ни малейшего понятия о том, что ждет меня впереди. Я верю… надеюсь… и это все. Шестнадцать долгих лет я находился на грани помешательства, ибо был тогда рабом и считал, что жизнь и любовь потеряны для меня навсегда. Но позже решил, что боги просто смеются над нами. Как только я ступил на путь разума и чистоты, мой мир начал распадаться на куски, и, единожды ступив на путь саморазрушения, я не мог найти способа остановиться.

– Сиди спокойно, – произнесла тоненькая строгая девушка, обрабатывающая мое кровоточащее плечо. Она наложила на глубокую рану ткань, пропитанную теравином, едким снадобьем, изобретенным, вне всякого сомнения, каким-нибудь дерзийским палачом. У нее были удивительно сильные руки для такой хрупкой женщины, но я уже знал, что ее хрупкость и изящество сравнимы с хрупкостью и изяществом стальной занозы.

– Все, что мне сейчас необходимо, – глоток воды и собственная постель, – ответил я, отмахиваясь от ее навязчивой заботы и поднимая с пола серый плащ. Оранжевый свет догорающего костра отражался в гладких плитах пола. – Кровь больше не идет, Исанна позаботится об остальном.

– Едва ли можно надеяться, что королева станет обрабатывать даже не перевязанную рану, полученную во время битвы с демоном. Она точно не станет этого делать, пока не родится ее ребенок.

– Что ж, тогда я сделаю это сам. Я не стану подвергать риску ребенка – нашего ребенка.

Не слишком приятно проводить все дни в обществе человека, у которого ты вызываешь только отвращение. И наверное, мне было бы легче не замечать Фиону, если бы она делала все хотя бы немного хуже. Но девушка проявляла исключительные способности и изобретательность, создавая заклинания, и ни на шаг не отступала от законов и традиций. Каждое движение ее руки, каждый взгляд, каждое произнесенное слово были укором моей собственной порочности. Я постоянно чувствовал себя виноватым за свое вечное раздражение и разочарованность.

– Но рану необходимо перевязать, прежде чем ты уйдешь из храма. В законе говорится…

– В рану не попало ни капли яда, Фиона. Ты прекрасно все промыла, я благодарен тебе, впрочем, как всегда. Но сейчас глубокая ночь, я провел три сражения за три дня и, если потороплюсь, еще смогу поспать перед новым сражением на чем-то более удобном, чем этот каменный пол. Тебе тоже необходимо отдохнуть. Мы не можем пренебрегать сном.

– Как пожелаете, мастер Сейонн, – ответила юная особа, презрительно сморщив свой тонкий носик и неодобрительно поджимая губы. Она убрала свои мешочки с травами и прочие медикаменты, чистые бинты и плоскую деревянную коробочку, куда я уже положил серебряный кинжал и овальное зеркало, необходимые для битвы с демонами. – Я завершу обряд очищения и произнесу все необходимые заклинания.

Ей снова удалось пристыдить меня настолько, что я едва не остался помочь выполнить все, что эззарийская традиция требовала от Смотрителя и Айфа. Ритуал выполнялся для того, чтобы ни малейшего следа демона не проникло в храм. Я почти физически ощущал, как список моих прегрешений в глазах Фионы разрастается, но возможность расстаться с ней значила для меня гораздо больше всех лишенных смысла обрядов. Рано или поздно наступает момент, когда ты больше не можешь притворяться, даже если понимаешь, что сделанный тобою выбор сильно испортит жизнь. Я очень устал.

Пылая праведным гневом, Фиона кинула на догорающие угли горсть листьев яснира, и сладкий навязчивый запах проводил меня до дверей, открытых в дождливую ночь.

Несмотря на висящую в воздухе изморось, на поздний час и огромное желание оказаться в теплой постели рядом с женой, я медленно брел по тропинке. Глубоко вдыхал свежий воздух, бальзамом проливавшийся на мои раны и синяки и врачующий мое ноющее сердце.

Дождь… молодая трава… плодородная черная земля… дым от горящих дубовых листьев. Мелидда, настоящая волшебная сила, в каждом листике и стволе. Эззария. Наша благословенная земля. Каждый раз, когда я просто брел по лесным тропам или сидел на вершине зеленого холма, неустанно возносил благодарности дерзийскому наследному принцу.

Я ни разу не разговаривал с Александром с ночи его помазания. Мои дни были заняты переездом всех нас в Эззарию и возобновившейся войной с демонами, а его обязанности вынуждали находиться в отдаленных областях огромной Империи. Прошло почти два года с того момента, как мы объединили его волю с моей силой, чтобы побороть Гэ Кайаллета, Повелителя Демонов, и раскрыть заговор келидцев, мечтающих посадить на Львиный Трон императора с демоном в сердце. Я едва удерживался от улыбки, вспоминая когда-то грубого и жестокого принца; наверное, этот его облик и был самым странным в нашем необычном приключении. Часто ли раб любит своего хозяина как брата, часто ли хозяин отвечает на любовь, даря рабу свое обновленное сердце да еще и самую чудесную в мире землю в придачу?

Тропинка привела меня на вершину холма. Я смотрел вниз, в заросшую деревьями долину, в темном бархате которой драгоценными каменьями переливались огоньки.

Я мог бы помчаться вниз и уже через четверть часа оказался бы возле огня, под теплыми одеялами, чувствовал бы объятие любящих рук и видел темно-каштановые волосы, золотящиеся в свете очага. Но, как и всегда, когда шел этой дорогой, я вскарабкался на отвесный камень, белым зубом торчащий из челюсти холма, и уселся на нем. Хотя уже не помышлял, что могу сражаться один (я научился принимать помощь во время испытания в душе Александра), мне необходимо было немного побыть в одиночестве после сражения. Требовалось время, чтобы огонь заклинаний перестал бушевать в моей крови. Время перестроить чувства, необходимые для преследования демонов, на нормальные человеческие. Время, чтобы бушевавшая во мне ярость (пусть даже преследующая благую цель) улеглась. К тому же после шестнадцати лет в оковах, когда мог позволить себе жить только настоящим, я теперь испытывал наслаждение уже от самой возможности просто сидеть, смотреть на огни и предчувствовать счастье, ждущее меня впереди.

Еще я использовал эту небольшую передышку, чтобы полностью очистить себя от гнева, разочарования и беспокойства, прежде чем вернуться домой к Исанне. Почти половина жизни прошла в рабстве, после того как напавшие на наши земли дерзийцы захватили меня в плен. Все эти годы, полные боли и мучений, я жил таким образом, что мои соплеменники сочли бы меня нечистым. Эззарийцы были уверены, что моя испорченность станет дорогой для вторжения демонов. Даже после того, как Александр вернул мне свободу, меня продолжали считать мертвым… несуществующим. Ни один эззариец не говорил со мной, не замечал, не слышал произносимых слов, чтобы моя испорченность не осквернила его и не нанесла вреда ведущейся нами тайной войне. Лишь уверенность внучки моего покойного учителя и упорство моей жены, королевы Эззарии, заставили остальных примириться с тем, что обстоятельства моей битвы с Повелителем Демонов были столь поразительны, что я заслуживаю снисхождения, являясь исключением из правил.

Осенью первого года моей свободы мы обосновались в далеких южных землях, которые Александр вернул нам, дав такие права, о существовании которых наши соседи даже не подозревали. Я снова стал Смотрителем, входящим в захваченные души по пути заклинаний, созданных моим Айфом, чтобы сразиться с демоном, доводящим человека до безумия и растущим на его пороках. Так в тридцать пять лет я обрел жизнь, утерянную в восемнадцать.