— Цыплят по осени считают. — А Тиаре сказал: — На фоне этой помады твоя кожа выглядит так, будто у тебя желтуха. — Он сделал паузу. — А еще ты похожа на шлюху.

Ви Питер ничего не сказал.

Нанетт тут же затеяла спор с Джеромом. Большинство ее нелепых аргументов сводились к тому, что нечестно иметь двух вампиров в одной команде, а также к утверждению, что настоящего победителя можно определить только игрой из пяти партий. Джером добродушно передаивался с ней. Он был так горд нашей победой, будто каждый шар бросил самолично. Остервенение Нанетт было для него как глазурь на торте.

— Ну, — сказал он в какой-то момент перепалки, — мы могли бы сыграть еще две партии, но твоя команда выглядит уж слишком изможденной. Возможно, когда они восстановятся умственно и физически, мы могли бы…

Тут Джером замолк и вздернул голову, будто услышал музыку, которая слуху остальных была недоступна. На лице его появилось странное выражение.

— Черт, — сказал наш босс.

— Что? — спросила Нанетт. Кажется, она поняла, что внимание Джерома поглотило нечто отличное от боулинга. Рядом со мной стоял Картер, он тоже притих.

— Мне надо идти, — сказал Джером.

И ушел, как это делают демоны, — испарился. Я быстро огляделась, но, кажется, никто из смертных ничего не заметил. К счастью, в этой половине зала никого, кроме нас, не было. И все же телепортироваться в публичном месте — это крайне необычное поведение для бессмертного высокого ранга. Даже самым отмороженным бессмертным хватало ума не исчезать на глазах у людей.

— Ну, — сказала Нанетт. — Полагаю, честных победителей тут нет. Спортивная честь — это изжитое понятие.

Думаю, из нее таким образом выходило напряжение, особенно после тирад, которые отпускала ее команда. В действительности вскоре все они набросились с обвинениями один на другого, и каждый апеллировал к Нанетт, объясняя, что в поражении виноват не он.

— Джорджина, — сказал Картер, отвлекая меня от этой сцены. Улыбка, вызванная нашей победой, сошла с его лица. — Думаю, тебе лучше пойти домой.

— Почему? — спросила я. — Мы должны отпраздновать победу. — В первый раз с момента разрыва с Сетом я почувствовала, что мне хорошо с друзьями. — Надо и Романа позвать.

— Поехали ко мне, — предложил Питер. — Я могу мигом организовать целый стол закусок.

— Отлично. Отлично, — сказал Картер, бросая взгляд на Мэй. Она, не покидая своего стула, пыталась следить за всеми разговорами одновременно. — Давайте поскорее уйдем отсюда. Я вас телепортирую со стоянки.

Я попыталась возразить, но Картер настаивал, чтобы мы убрались отсюда. Через минуту наша команда была на пути к стоянке. Мы шумно обсуждали победу и прославляли Питера как истинного героя этого вечера.

— Джорджина?

Я оцепенела. Рядом с моей машиной стоял Сет. Даже в резком свете стояночных огней его черты казались мягкими и зовущими: растрепанные волосы, то, как он стоял, засунув руки в карманы; стая чаек на рубашке, которую я едва могла разглядеть сквозь вырез фланелевого пиджака.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я, подходя на несколько шагов ближе. Мои приятели в неуверенности остановились позади. Они все знали, в каком состоянии находятся наши с Сетом отношения, и нервно наблюдали за мной.

Сет посмотрел на мою группу поддержки, потом на меня.

— Я… Я хотел поговорить с тобой.

— При нашей последней беседе ты утверждал обратное, — сказала я. Резкие слова вырвались раньше, чем я успела сдержать их. Я понимала, что должна хвататься за любую возможность поговорить с Сетом, раз уж он наконец сам захотел этого… но раненое сердце ответило первым.

— Знаю, — сказал Сет. — Возможно, я не заслужил этого. Но… я о многом передумал, и потом, происходят странные вещи, которых я не понимаю… например, моя мать переезжает к тебе? И… ты не знаешь, откуда берутся эти пони у дверей Терри?

— Почему бы тебе не поехать с нами и не поговорить с ней по душам там? — вмешался Питер. — Разговор пойдет лучше под хумус и вино.

Глядя на Сета, я почувствовала боль в сердце. Вот оно, как сказал в Новый год Картер: мы с Сетом непременно будем вместе. Я сглотнула, испытывая одновременно страх и нетерпение. — Может, с вами, ребята, мы встретимся позже, — сказала я. — А сперва сходим куда-нибудь с Сетом и поговорим.

— Джорджина, — тревожно сказал Картер, — тебе действительно нужно…

Вдруг из ниоткуда вынырнула машина. Принимая во внимание, как все происходило в моем мире, можно считать, что произошло именно так. Знаю только одно: какое-то мгновение мы все стояли кружком в темноте на автостоянке, а потом появилась машина, которая ехала прямо на нас или, скорее, на меня. Я не могла определить марку машины или разглядеть, кто за рулем. Возможно, я все равно не узнала бы его или ее. Я видела только быстро приближающиеся фары; они двигались туда, где стояла я, в пространство между Сетом и моими друзьями.

Когда машина врезалась в меня, я ощутила боль — она пронзила все тело, — а потом не чувствовала ничего. Точка зрения изменилась, я будто смотрела вниз, на свое распростертое тело, друзья бежали ко мне, а машина быстро удалялась. Кто-то пытался заговорить со мной, кто-то звонил 911, остальные обменивались отрывочными фразами. Сцена начала растворяться, превращаясь в темноту. И не только сцена. Я сама растворялась, оставляла плоть, превращалась в ничто.

По мере того как я исчезала и мир исчезал, до меня донеслись несколько слов, сказанных моими друзьями, а потом их голоса смолкли.

— Джорджина! Джорджина! — Это Сет повторял мое имя, как заклинание.

— Она не дышит, — говорил Коди. — У нее нет пульса. Хью! Сделай что-нибудь. Ты же врач.

— Не могу, — тихо сказал Хью. — Это выше моих сил. Ее душа… ее души здесь нет.

— Да нет же, она здесь! — не соглашался Коди. — Душа остается с бессмертным.

— Не в этом случае, — ответил Хью.

— О чем ты говоришь? — воскликнул Сет надломленным голосом. — Картер! Удержи ее. Ты можешь. Ты должен спасти ее.

— Это не в моей власти, — сказал Картер. — Мне очень жаль.

— Но кое-что ты можешь сделать, — сказал Хью. — И ты это сделаешь.

— Да, — согласился Картер полным печали голосом. — Я приведу Романа…

И потом они все ушли.

Я умерла.

Темнота начала рассеиваться и превращаться в вихри света, который концентрировался в линии и формы вокруг меня. Я огляделась, мир принимал определенные очертания, и скоро я ощутила почву под ногами. Тело снова обрело плоть, свет и ощущение пустоты исчезли. Ко мне вернулась способность чувствовать и двигаться; какое-то мгновение я думала, что случившееся на автостоянке мне привиделось.

А потом меня оглушило чувство неправильности.

Прежде всего, когда я проморгалась и зрение сфокусировалось, стало ясно — я нахожусь не рядом с залом для боулинга, а внутри комнаты с высоким сводчатым потолком и без окон. Как оказалось, это был зал суда с отсеком для присяжных и судейской кафедрой. Все убранство зала было выполнено в черных тонах: на полу и на стенах — черный с красными прожилками мрамор, отделка мебели — из черного дерева, стулья обтянуты черной кожей. Все блестело от лоска новизны и стерильной чистоты.

Следующее, на что я обратила внимание: я пребываю не в том теле, в каком находилась только что. Я смотрела на мир с большей высоты. Вес тела тоже ощущался иначе. Одета я была в простое льняное платье, а не в рубашку команды «Нечестивых роллеров». Хотя у меня не было возможности взглянуть на себя со стороны, я прекрасно понимала, что это за тело: мое первое, смертное, то, в котором я родилась.

И все же неправильным было не тело и не незнакомое помещение, где я оказалась. И то и другое стало для меня неожиданностью, но к таким сюрпризам я легко могла привыкнуть. Неправильность происходила от чего-то неосязаемого. Это ощущение, скорее, было разлито в воздухе, но пронизывало каждую клеточку моего тела. Сводчатый потолок не делал комнату просторной, она казалась тесной и душной, будто в ней совсем не было циркуляции воздуха. И хотя не чувствовалось посторонних запахов, ощущение застоя и распада не покидало меня. Кожа покрылась мурашками. Мне было душно от теплого влажного воздуха, и одновременно холод пробирал до костей.