Встряхнул ее грубо, еле сдерживаясь, чтобы не обратиться, не показать ей как умею терзать.

— Я не понимаю, что за игру ты затеяла, но мое терпение на исходе.

— Мне нечего терять Бекетов. По твоей вине, я уже давно не живу, а лишь влачу жалкое существование, мечтая подохнуть.

— Могу устроить запросто.

— Я готова, — пожала плечами, и я понимаю, что ей действительно нечего терять. Она пустая, — ты знаешь, что такое Царецветка?

В душе не ведаю что это. И мне наср*ть. С каждой секундой зверею все больше.

— Маленькая травка, что растет на Алтае, возле ледников. Красивая, нежная, но коварная, как гремучая змея, — засунув руку в затертый карман, достала маленький пузырек с бурой жидкостью, — ни один оборотень не учует ее следов. Даже такой как ты.

Смотрел на этот пузырек, и ощущение надвигающейся катастрофы поднималось горячими волнами из глубины души. Отведенная минута давно вышла, а я так и не выгнал эту полоумную, слушал ее бред, уже понимая, что ее слова, будут роковыми.

— Твоя волчица так беспечна, когда счастлива, когда со своими подружками сидит в кафе, — бросила липкий взгляд в сторону побелевшей Наташи, — можно узнать много интересного, просто сидя за соседним столом, да и в сумку подбросить маячок не составит труда. А потом просто ждать, когда она окажется одна, не под твоим чутким присмотром. Я специально ждала твою пару в торговом центре. Ходила за ней следом, наблюдая, как она выбирает подарок любимому мужчине… тебе, — хмыкнула она, вызывая практически непреодолимое желание свернуть ей шею, — как светятся ее глаза. Она была такой счастливой! Такой доброй, такой отзывчивой. Она естественно не могла пройти мимо пожилой женщины, еле стоящей на ногах. Твоя волчица была так добра, сама предложила помощь. Переживала, удобно ли ей, не тяжело ли.

Каждое ее слово, комком льда падало за шиворот, вымораживая изнутри.

— А потом она так же учтиво донесла эти сумки до квартиры, в захудалом районе. Такая умница. Как же было не угостить ее свежим, ароматным чаем? — демонстративно покрутила пузырьком перед моими, наливающимися кровью глазами, — и девочка поплыла, не понимая, что с ней происходит. И молодого оборотня, который пришел спустя нужное время, не прогнала. А я смотрела на них, упиваясь происходящем, приходя в дикий восторг от мысли, что это конец. Твой конец. Каково это, почувствовать на любимой запах другого, а? Ты ведь озверел, контроль потерял? Там уж не до выяснения обстоятельств было, да? Убивать хотелось?

Наталья, стоявшая неподалеку с тихим всхлипом зажала себе рот рукой, и в огромных карих глазах сестры светился такой ужас, что дышать не получалось. Сам я не воспринимал происходящее, не мог, не хотел верить словам чужой волчицы.

Она снова полезла в карман и извлекла оттуда серую флэшку с исцарапанным корпусом:

— Держи, посмотришь на досуге, — бесцеремонно запихала ее мне в карман, — я надеюсь, теперь ты сдохнешь, от осознания произошедшего. Ты считал себя Богом? Считал, что в праве ломать чужие судьбы? Лишать других самого дорогого? Вот теперь сам барахтайся в этом дерьме! Наслаждайся! Она ни в чем не была виновата, разве что в излишней доверчивости. А ты ее изодрал, изгнал из стаи. Каково это, знать, что сам все испоганил, наказал невиновного? Знать, что свою собственную пару вышвырнул из своей жизни не за что?

Мне казалось, будто на меня небеса упали, придавив к земле, пронзая острыми осколками, размазывая по земле.

Сказать бы, что эта тварь бредит, несет околесицу. Но это не так. Чувствовал, что каждое ее слово это гребаная правда. Уродливая, жестокая, отвратительная.

Я ведь тогда, год нащад, ни на секунду не сомневался! Ни на миг! Вынес приговор «виновна» даже не пытаясь разузнать подробности! Все казалось таким очевидным, таким гадким! Таким….



Твою мать!

— Доходит да? По глазам вижу, что доходит! — злобствовала она, наслаждаясь каждым своим ядовитым словом.

Не удержавшись, схватил ее за горло, сжимая безжалостно, наблюдая как краснеет ее лицо, как судорожно открываются вульгарно накрашенные губы.

Убью тварь!

— Руслан! — ко мне подскочил Кирилл, вцепившись мертвой хваткой в мою руку, — не надо!

Я не слышал его, не понимал. В голове пульсировало лишь одно. Мою девочку подставили! Заставили всех поверить в ее вину. Вынудили меня собственноручно выступить в роли палача!

— Остановись! Если ты ее сейчас убьешь, мы не узнаем, кто еще за всем этим стоял! Не найдем остальных!

Капли здравого смысла просочились в мой разум, заставляя разжать пальцы.

Волчица упала к моим ногам, некрасивыми руками хватаясь за шею, громко хрипя. Бульканье в ее горле переходит в сиплый надрывный смех, похожий на воронье карканье:

— Ради того чтобы увидеть тебя вот таким, без вечной ублюдской заносчивости, снисходительности, не жалко и умереть. Надеюсь, ты сдохнешь в том аду, который сам для себя устроил! Сам!

Снова шагнул к ней, намереваясь свернуть шею, но на моем пути встал Кирилл:

— Не смей! Она нам нужна!

Сука! Сука! Сука!

Внутри колотило, так что дыхание сбивалось. Тварь!

— Все разошлись, живо! — прорычал, окинув бешеным взглядом соплеменников, которые тут же начали расходиться, смущенно отводя глаза в сторону, и вид у них был такой растерянный, придавленный. Они тайком переглядывались между собой, молча, опасаясь моего гнева.

— Отвезти ее в Синеборье, — просипел, скидывая с себя руки Кирилла, — бросить ее в подвал! Не убивать! Я хочу знать все! Каждое имя! Каждую фамилию!

Кирилл лишь кивнул, и, нагнувшись к ней, подхватил под локоть, грубо вздергивая кверху безумно хохочущую женщину. Полы халата распахнулись, являя миру дряблое тело, в застиранном белье, но она даже не обратила на это внимания.

Не было сил на это смотреть, поэтому, резко развернувшись, бросился в дом. Сбежал. Кир за моей спиной отдавал распоряжения подоспевшим, бледным как смерть, охранникам.

Ворвавшись в гостиную, не мог больше сдерживаться. Перекинувшись, начал крушить все, что попадалось на пути, бросался на стену, грыз, сдирая зубы. Что угодно лишь бы заглушить тот ад, что полыхал в душе. Думал до этого что хреново? Ничего подобного, то был легкий дискомфорт по сравнению с нынешним ужасом. Словно кожу содрали живьем, бросив в чан с серной кислотой.

Я сам все сделал! Сам! Не разобравшись, не проверив! Повелся на происки безумной карги!

Черт с ним со мной! Что тогда чувствовала Татьяна, когда вместо поддержки получила мою ярость. Лютую, неприкрытую. Я старался сделать ей как можно больнее, чтобы заглушить свою собственную боль.

— Руслан! — от дверей послышался настороженный голос беты. Он смотрел на погром, что я учинил, на руины, в которые превратил гостиную. Пристально смотрел на меня, наблюдая за каждым движением, зная, что в таком состоянии, как сейчас, я опасен для окружающих, в том числе и для него.

— Прекращай! Этим, — обвел комнату рукой, — ты делу не поможешь. Мы все виноваты. Никто ей не поверил, никто не поддержал, вся стая от нее отвернулась, не сомневаясь в виновности.

Бедная моя! Как же ей, наверное, было страшно, одиноко, больно. Все были на моей стороне, и никого рядом с ней.

— Надо что-то делать. Нет времени на сожаления, на самобичевание.

Нет времени??? Его давно нет, как и меня самого. Уже целый год. С тех пор, как сотворил жуткую ошибку, за которую пришлось дорого расплачиваться, и не мне.

Но Кир прав. Некогда. Надо исправлять, хоть что-то. Внутри зашлось от отчаяния. Что исправлять? Я для нее превратился в чудовище, в безжалостного равнодушного палача, которого не интересует правда.