Кое-как обернулся обратно, замер посреди комнаты, пытаясь отдышаться, взять своего зверя под контроль. Сейчас нельзя идти у него на поводу.

— Я поеду в Синеборье сам. Мне нужны ответы на все вопросы. — я намеревался сам все из нее вытрясти, как прайм, чтобы не терять время на долгие расспросы, — А ты…найди ее.

— Это не сложно, но что дальше?

— Привези ее.

— Как я это сделаю, Руслан? — мрачно поинтересовался он, — Таня не захочет сюда возвращаться. Не захочет видеть никого из нас…особенно тебя.

Он прав. Тысячу раз прав. Но отступить не могу.

— Вези!

— Предлагаешь силу применить? Опять?

— Вези, Кирюх. Как хочешь, вези, — выдохнул, с силой сжав переносицу, потому что голова попросту гудела, — главное, доставь ее сюда, а дальше — мое дело.

Я поручал ему это дело, потому что никому другому доверить ее не мог, и сам не мог. Меня Таня хотела видеть меньше всего.

Он постоял еще немного, флегматично рассматривая учиненный мной беспорядок, потом кивнул:

— Хорошо, — и направился к дверям, — Найми кого-нибудь, пусть порядок наведут, до нашего приезда. Незачем ей это видеть.

Он ушел, а я стоял посреди руин, которые остались от моего дома, от моей жизни и пытался понять, что делать дальше. Как исправлять последствия.

Сердце бухало как ненормальное, дыхание, словно десяток километров пробежал, и внутри кипело все, бурлило, обжигая ядовитыми парами.

Мать его!

Аж, затрясло.

Вот же суки!

У меня нет слов, одни эмоции, от которых крышу сносило. Разрывало от желания ринуться за Таней прямо сейчас, хлопнуться ей в ноги, прощение вымаливая. На коленях готов за ней ползать. Да только кому это на хер надо? Уж точно не грифельной волчице, от которой все отвернулись, которую лично наказывал, зверея от вкуса крови.

Этим уродам не удалось заставить меня убить ее, но цели своей они добились. Подыхал, горел в ядовитом пламени, и весь мой мир в клочья разлетался.

Бл*дь, ну как так то? Какого хрена я повелся, как слюнявая дворняга? Где мозги мои были? Почему потом ничего не пытался выяснить, когда успокоился?

Взгляд упал на пузырек, валяющийся на полу.

Гребаная отрава.

Открыл его, принюхиваясь к бурой жидкости. Вообще нет запаха, ни намека. Капнул на ладонь, лизнул — горькое.

Таня тогда говорила, что еда горькой была…

Неужели вот эта жижа способна затуманить волчьи мозги, превращая хищника в тупорылую овцу? Да не может этого быть! Я бы знал! Все бы знали!

Но я точно знаю на ком проверю это чертово варево! Эта сука у меня все выпьет, до последней капли!

Кулаки сжал крепко, так что хруст раздался жалобный. Только сейчас понял, что кроме проклятого пузырька в руках флешку держал, которую волчица чужая всучила.

Горечь во рту, когда смотрел на нее. Страшно. Мне до одури страшно от того, что могу там увидеть.

Должен! Потому что прятаться и закрывать глаза не имел права. Я должен сам все увидеть, своими глазами. Увидеть и сдохнуть! Заслужил.

Включил каким-то чудом уцелевший во время моего срыва ноутбук, вставил флешку.

На ней одна папка с циничным названием «для самого умного», а в ней десяток видео файлов. Я смотрел каждый из них, не позволяя себе прикрыть глаза, отвернуться.

Вот они зашли в убогую халупу. Старуха кряхтела и охала очень натурально, а Таня вокруг нее суетилась: сумку перехватила, тапки вонючие подала, и кухню проводила.

Затем видео, как на кухне сидели. Таня ела неспешно, видно, что невкусно, но воспитание не давало сморщиться, отказаться. Так и хотелось заорать: брось это немедленно! Наверное, даже заорал, но она не услыхала моих криков.

Следующий ролик. Другая комната. Бабка, которая до этого ноги едва передвигала, прошла мимо камеры бодрым, легким шагом. Открыла старый секретер, достала пузырек, типа того, который рядом со мной сейчас лежал. Откупорила его, и, отсалютовав мне в камеру, будто бокалом вина, сделала несколько глотков. Сморщилась, зажмурилась. Ее передернуло неслабо. После чего вытерла тыльной стороной ладони бледный, старческий рот, сжала пузырек в руке и вернулась обратно.

В очередном ролике крупным планом увидел, как она вылила это дерьмо в Танину кружку.

Проклятие, как же хреново наблюдать за тем, как она себя губила, ничего не замечая, не чувствую подвоха. Какая же она доверчивая! Зачем пошла с этой тварью?

Остальные ролики вымораживали своей циничной безжалостностью. Смотрел их и от собственной беспомощности удавиться был готов.

Оборотень пришел молодой, но уже какой-то обрюзгший, неприятный. Взглядом у старухи спросил, все ли в порядке, и та с довольным видом большой палец ему показала и громко произнесла: «тут твой муж пожаловал».

Растерянность Тани, когда его увидела. Ее изумленное: «Руслан, что ты здесь делаешь», меня словно огнем опалило.

Господи, она действительно не видела подмены, не понимала что перед ней кто-то другой. Неужели оно вот так действует? Достаточно слов, чтобы перестать соображать?

Еле дыша, открыл следующий ролик и, закусив кулак, смотрел на то, как м*дак этот к ней лапы тянет, а она, как ребенок, смотрит на него влюбленными глазами, называет моим именем.

Дальше смотреть не смог. Слабак! Затошнило, потому что знал, что там будет. Они вместе. Моя волчица, уверенная, что рядом с ней родной муж, и неприятного вида оборотень, который с самого начала сальными взглядами ее лапал.

Сука!

Оскар за лучшую режиссуру и сюжет. До печенок пробирало своей необратимостью, невозможностью ничего изменить.

И мне медаль с титулом «долбо*б года». Надо же так налажать!

Последний ролик все же открыл, справедливо полагая, что там должно быть финальное послание, финальные аккорды драмы.

На камере постель со спящей, довольной Таней. Урода подставного уже нет, зато в поле зрения появилась страшная, растрепанная волчица. Она с наигранной заботой поправила одеяло, на худеньких плечиках, с циничным умилением погладила Татьяну по щеке, а потом направилась к камере.

Склонилась, демонстрируя свою опухшую, уродливую физиономию и голосом похожим на воронье карканье произнесла:

— Надеюсь, ты сдохнешь, когда увидишь это, — потом рассмеялась гадким бл*дским смехом и выключила камеру.

* * *

Сидел, смотрел на черный экран, и не мог пошевелиться. Я не то, что сдох, а развалился на кровавые ошметки. С ободранной кожей в чан с кипящей щелочью нырнул.