Марианна терпеть не могла наглость, бесцеремонность и вульгарность. Она даже с трудом допускала существование иных вкусов, кроме своих собственных. К тому же все эти дни она находилась в дурном расположении духа, которое не позволяло ей не только более или менее близко сойтись с сестрами Стил, но даже признать наличие у них некоторых достоинств. Именно этой холодностью, которая неизменно пресекала все их изъявления дружбы по отношению к Марианне, Элинор объясняла предпочтение, которое вскоре обе начали оказывать ей. Особенно старалась Люси, которая не упускала случая вовлечь Элинор в беседу или расположить к себе непринужденной откровенностью.

Люси была умна, ее ремарки казались часто меткими и забавными, поэтому порой на полчаса Элинор находила ее вполне приятной собеседницей. Но она не получила должного образования, была невежественна и не любила и не хотела читать. Ей не удавалось скрыть от мисс Дэшвуд то, насколько мало она осведомлена в самых обычных вещах, и то, что она недостаточно образованна, как она ни старалась выставить себя в самом выгодном свете. Элинор видела, что образование могло бы развить способности, которыми пренебрегла Люси, и жалела ее, но она также видела, притом без всякой жалости, отсутствие утонченности, нравственных устоев и уважения к себе, которое ее раболепство, лесть и угодливость перед жителями Бартон-Парка выдавали ежеминутно. Поэтому она не находила удовольствия от общества этой особы, в чьей душе фальшь и невежество соседствовали друг с другом, чья необразованность мешала им беседовать на равных и чье поведение с остальными делало знаки уважения и внимания, оказываемые ей, бессмысленными.

– Полагаю, вам мой вопрос может показаться странным, – сказала однажды Люси, когда они шли из Бартон-Парка в коттедж, – но, прошу вас, скажите, вы знакомы с матерью вашей невестки, с миссис Феррарс?

Элинор, бесспорно, сочла этот вопрос странным, что ясно отразилось на ее лице, когда она ответила, что незнакома с миссис Феррарс.

– Неужели! – воскликнула Люси. – Странно, ведь, казалось, вы должны были ее видеть в Норленде. В таком случае вы не можете мне рассказать, какая она?

– Да! – ответила Элинор, остерегаясь выразить свое истинное мнение о матери Эдварда и не желая отвечать на вопрос, который мог быть вызван только вульгарным любопытством. – Я ничего о ней не знаю.

– Я уверена, вы сочли странным способ, при помощи которого я навожу о ней справки, – сказала Люси, вглядываясь в лицо Элинор, – но, возможно, у меня на это есть причины… Если бы я осмелилась… Но я все-таки надеюсь, вы поверите, что это не просто праздное любопытство.

Элинор ответила, что ей это и в голову не приходило, и некоторое время они шли молча. Первой заговорила Люси, которая вернулась к прежней теме, сказав немного робким голосом:

– Мне невыносимо думать, что вы сочли меня вульгарной. Я готова сделать все что угодно, только бы не выглядеть так в глазах человека, чье хорошее мнение столь дорого стоит. Я бы вам доверила все без огласки, поверьте. Ваш совет, что делать в подобной ситуации, в которой я очутилась, был бы неоценим. Однако надоедать вам я не могу. Жаль, что вы незнакомы с миссис Феррарс!

– И мне жаль! – изумленно сказала Элинор. – Если бы мое мнение могло помочь вам. Но я не знала, что вы знаете эту семью, а потому, признаюсь, была немного удивлена вашим вопросом о характере миссис Феррарс.

– Конечно, конечно! Я все понимаю. Но если бы я посмела вам все рассказать, вы бы не были столь удивлены. Миссис Феррарс сейчас для меня никто, но, может быть, придет время… Все это зависит от нее… Когда мы окажемся в родстве…

При этих словах она стыдливо потупилась, бросив быстрый взгляд на собеседницу, чтобы посмотреть, какое они произвели на нее впечатление.

– Боже мой! – воскликнула Элинор. – Что вы имеете в виду? Вы знакомы с Робертом Феррарсом? Разве такое возможно? – Она не слишком обрадовалась мысли иметь такую родственницу.

– Нет, – ответила Люси, – не с мистером Робертом Феррарсом. Я его ни разу в жизни не видела. Но с его, – добавила она, устремив взгляд на Элинор, – старшим братом.

Что почувствовала Элинор в этот момент? Удивление, которое могло быть столь же болезненным, как и сильным, если бы сразу не появилось недоверие. Она обернулась к Люси в немом недоумении, не понимая причины или цели подобного признания. Хотя выражение ее лица не изменилось, недоверие ее росло с каждой минутой, поэтому она не боялась, что заплачет или упадет в обморок.

– Да, сильно вы, должно быть, удивлены, – продолжила Люси, – откуда вам было знать? Думаю, он и словом не обмолвился об этом ни вам, ни вашим близким. Ведь это было решено держать в тайне, и до этого момента я свято ее соблюдала. Никто из моих родственников, кроме Анны, не знает об этом, и я никогда бы вам не рассказала, если бы не знала, что вы сохраните секрет. И я подумала, что мои расспросы про миссис Феррарс могли показаться вам странными, поэтому решила объяснить их причину. И, думаю, мистер Феррарс не будет недоволен, когда узнает, что я вам доверилась, ведь я знаю, какого он высокого мнения о вашей семье, что он смотрит на вас, мисс Дэшвуд, и двух других барышень как на сестер… – Она замолчала.

Элинор некоторое время хранила молчание, так она была поражена. Но затем она заставила себя заговорить, тщательно подбирая слова. Она поинтересовалась со спокойствием, которое хорошо скрывало ее удивление и горечь:

– Могу я узнать, как давно вы помолвлены?

– Уже четыре года.

– Четыре года!

– Да.

Элинор, как ни была потрясена, поверить в это все еще не могла.

– Я только недавно узнала, что вы вообще знакомы.

– Тем не менее знакомы мы уже достаточно давно. Видите ли, некоторое время он был поручен заботам моего дяди.

– Вашего дяди?

– Да. Мистера Прэтта. Разве он никогда вам не рассказывал о мистере Прэтте?

– Кажется, что-то упоминал, – ответила Элинор с большим самообладанием, которое укреплялось по мере того, как росло ее волнение.

– Он четыре года жил у дядюшки в Лонгстейпле, недалеко от Плимута. Именно там мы познакомились, ведь мы с сестрой часто гостим у дяди. Там же была заключена наша помолвка, не прошло и года, как он перестал быть учеником. Но он все равно постоянно приезжал к нам. Как вы можете себе представить, я очень не хотела действовать тайком, без согласия его матушки, но я была слишком молода и без памяти влюблена, чтобы послушать голос разума, как надо было поступить. Хотя вы и не знаете его так же хорошо, как я, мисс Дэшвуд, но все же, думаю, вы должны были заметить, как легко он может завоевать женское сердце.

– Конечно, – ответила Элинор, сама не зная что. Однако после минутного колебания она добавила, все так же веря в любовь и честность Эдварда и вновь убедив себя в лживости своей собеседницы. – Помолвлены с мистером Эдвардом Феррарсом! Признаюсь, ваши слова так меня удивили, что я… Прошу меня извинить, но тут, должно быть, какая-то ошибка. Вероятно, здесь либо ошибка в имени, либо есть еще один мистер Эдвард Феррарс. Просто невозможно, чтобы мы имели в виду одного и того же человека.

– Почему же невозможно?! – воскликнула Люси с улыбкой. – Я говорю о мистере Эдварде Феррарсе, старшем сыне миссис Феррарс, которая живет на Парк-стрит, и брате вашей невестки, миссис Джон Дэшвуд. Согласитесь, я не могу ошибиться в имени человека, от которого зависит мое счастье.

– Странно, – ответила Элинор в мучительном недоумении, – что я ни разу не слышала, чтобы он упоминал ваше имя.

– Нет, принимая во внимание нашу ситуацию, ничего странного. Важнее всего было сохранить нашу помолвку в тайне. Вы ничего не знаете ни обо мне, ни о моей семье, а поэтому у него не было причины упоминать мое имя в разговорах с вами. Он всегда очень боялся, что его сестра может что-то заподозрить, и одного этого достаточно, чтобы он остерегался называть мое имя.

Люси замолчала. Уверенность Элинор пошатнулась, а самообладание нет.