– Да, вроде того.

Дима оглядел мужичонку. Похоже, он из тех перекати-поле, что пробавляются случайными заработками и вечно по мелочи нарушают закон – и тем очень похож на среднестатистического русского мужичка.

– Пошли, – скомандовал парниша. Чувствуя нерешительность клиента, он немедленно взял инициативу в свои руки.

– Не гони, – осадил его Дима. – Мне лодка нужна не сейчас, а вечером. Часиков в девять.

– Эй, парень, а зачем так поздно? – забеспокоился мужичонка. – Что-то противозаконное?

– Абсолютно ничего, – на голубом глазу соврал Полуянов. – Просто поедем кататься.

– А что у тебя за акцент? Ты из Европы?

– Я – русский.

– О, русские – богатые люди, – наполнился энтузиазмом хмырь.

– Не все, – усмехнулся Дима.

* * *

К владениям миссис Полы Шеви они подошли уже в полной темноте.

Лодка Хэнка – так представился мужичонка – оказалась грязной ржавой посудиной с подвесным мотором.

Пару раз на протяжении пути мотор глох. Хэнк ковырялся в нем – Полуянов подсвечивал ему фонариком.

Невероятно, но старинный механизм оживал.

Как Дима понял, Хэнк очень походил, по своей внутренней сути, на нашенских "бомбил", автослесарей, дальнобойщиков. Мелкий авантюрист, непоседа, жуликоватый ловчила.

Полуянов умел брать с такими верный тон.

По пути Дима рассказал ему свою историю. Душераздирающую историю. Как ни странно, она походила на правду Он, русский, познакомился с бабой-американкой по Интернету. Прилетел к ней в гости. Баба оказалась красивой, немолодой, но богатой. Он, бедный русский, греб ее в течение месяца. Хорошо греб. Очень она его греблей была довольна. А потом у них вышла ссора.

И он захотел поучить ее уму-разуму, "как принято у нас в Сибири": намотал волосы на левый кулак, а правым кулачищем дал по башке. А она, бичевка, пригрозила полицией и выкинула его из дома. И не дала ни цента денег. И ничего не подарила. И даже вещи его собственные, стервозина, прикарманила. И он остался в Америке в одной паре джинсов, с одной парой носков и парой сотен долларов в кармане. И за десять тысяч миль от собственного дома.

Он пытался хотя бы выручить у нее свою одежку – но она не отвечала на его телефонные звонки. И на порог не пускала. Сучка.

– Ну, и чего ты хочешь? – полюбопытствовал Хэнк, качаясь на корме.

– Забрать шмотки. И плюнуть ей в рожу.

– А вот "плюнуть", друг, это не надо. Копов вызовет.

Я мою вторую законную тоже хотел поучить, а она полицию взяла и вызвала. Загорал ночь в участке… А правда, – переменил тему американец, – что вы, русские, собак едите?

– Что? Нет, не правда. Собак не едим. Только кошек.

– Серьезно?!

– Шучу, шучу Мы едим такую же пищу, как вы. Пиццу там, макароны, мороженое, бифштексы. Только гамбургеры не любим.

– Это вы зря, – огорчился Хэнк. – А в России очень холодно?

– Нет, нормально. Примерно как у вас. Ну, чуть холоднее.

– Правда?! – не поверил американец. – Да ты, парень, настоящий русский? Может, ты француз? Или чех?

– Хочешь водки?

– А у тебя что, с собой?

– Имеется.

Дима вытащил из внутреннего кармана фляжку. Протянул спутнику. Тот зажал руль под мышкой, опасливо отвернул пробку, понюхал.

– И правда водка. Нет, я не буду.

Вернул фляжку журналисту.

– Ну а я остограммлюсь, – сказал Полуянов и картинно, словно на сцене, опрокинул в себя содержимое стопятидесятиграммовой фляги. С каменным лицом выдохнул, занюхал кожаным рукавом. Хэнк следил за ним с восхищением. Дима, рисуясь, перевернул фляжку вниз горлышком – оттуда на дно моторки упала одинокая капля.

– Bay, – сказал Хэнк.

– Русские обычно в таких случае говорят: "Ни хрена себе". Повтори!

– Ни хирэна сиб'ье, – пробормотал по-русски Хэнк. – Это прилично?

– Нет.

– Тогда надо запомнить. "Ни хирэна сиб'ье".

– Правильно.

После водки теплая волна поднялась снизу от желудка, ударила Диме в голову. Сразу стало жарко и беззаботно. И моторка, и Хэнк, и волны, и огонек на берегу казались теперь частью забавного приключения. Вообще-то он планировал выпить водку позже, но коли к слову пришлось…

– А ты, это, насчет своей богачки не заливаешь? – усомнился Хэнк.

– Хочешь, расскажу, где у ней родинки?

Как ни странно, этот аргумент подействовал. Хэнк замолчал, о чем-то долго размышлял, потом сказал:

– За ночное время надбавить надо бы. Еще полторы сотни.

– Ты с ума сошел, Хэнк! У меня на все про все сто баксов осталось!

Сошлись на семидесяти пяти.

Так, за разговором, и коротали время в дороге. Невидимые волны били в борта. Лодчонка плюхалась на легкой волне. Луна удрала в тучи. Более благоприятное время для задуманного трудно было представить.

Наконец, после часа маетного, укачливого пути Хэнк бросил якорь. Вроде бы напротив Полиного особняка.

Но в темноте казалось – до берега еще чертово расстояние. Мили и версты черной холодной воды.

– Давай, Хэнк, подгреби еще.

– Нет, командир, дальше не пойду. Опасно.

На берегу светилось одно окно. Вроде бы это дом Полы. Вроде бы окно горит наверху, в спальне. Трудно было поверить, что всего три ночи назад Дима находился там, внутри – в теплом и безопасном помещении. Рядом с красивой обнаженной женщиной.

Полуянов снял куртку, рубашку. Положил вещи в большой полиэтиленовый пакет. Хэнк боязливо смотрел на покрывающееся гусиной кожей голое мускулистое тело Дмитрия.

Журналист стащил с себя кроссовки, носки, джинсы.

Сунул в тот же пакет. Остался в одних трусах. "Crazy guy" <"Псих ненормальный" (англ., разг.).>, – восхищенно пробормотал спутник.

Океанский бриз холодил плечи и туловище. Под ногами на дне моторки хлюпала вода. Дима обмотал пакет с одеждой скотчем крест-накрест. Потом еще раз. Уложил сверток во второй полиэтиленовый пакет. Надул его через горловину воздухом. И накрепко перевязал горловину тем же скотчем. Получился воздушный пузырь.

Затем журналист положил в другой, маленький, пакет бумажник. Крепко-накрепко перетянул скотчем и его.

Засунул маленький сверток себе в трусы "DIM". Взял со скамейки бутылку с подсолнечным маслом. Плеснул на руки. Принялся натирать себя – лицо, руки, плечи.

Хэнк, со сдержанным восхищением наблюдающий за этими манипуляциями, вдруг опасливо спросил:

– Слушай, парень, а ты не шпион?

– Ты шпионские фильмы видел? Видел, какая у них экипировка? Так что не смеши. Лучше разотри мне плечи.

– Ладно. Но учти, парень, я сматываюсь. И я тебя не знаю – ты меня тоже не знаешь.

– О'кей.

Хэнк растер своими корявыми мозолистыми пальцами Димины плечи и спину.

– Спасибо, друг. Ну, я пошел.

И Полуянов, схватив пакет с одеждой, долго не раздумывая, шагнул вниз, в черную воду.

* * *

Холодная вода сразу охватила журналиста – будто бы под дых ударили. Дима стал хватать ртом воздух.

Он упустил пакет. Холод пробрал его до костей. Нет, находиться в воде невозможно. Все инстинкты его мощно возопили: "Вернись!!"

Дима беспомощно оглянулся на лодку Она серела в темноте. Хэнк уже выбрал якорь и возился на корме с мотором.

– Хэнк, подожди!! – заорал Дима.

Его голос потонул в треске мотора. Он отчаянно замахал рукой. Хэнк сидел на корме спиной к нему и его призывов не видел – или притворялся, что не видит. Лодка рванула с места и пошла прочь от него.

Дима посмотрел на берег. До огней в доме, кажется, чудовищно далеко. Ледяная вода пробирала его не то что до костей – будто до самого сердца.

Рядом на воде плавал белый пузырь – пакет с одеждой. Журналист еще раз беспомощно оглянулся. Моторка Хэнка ушла уже далеко. Черный силуэт весело удалялся по серым волнам.

Диме ничего не оставалось делать – только плыть.

Плыть к берегу.

Он взял пакет в левую руку. Правой рукой попытался грести. Темная вода, охватывающая его, казалась ледяным адом. Он представил себе: каково ему будет лежать там, внизу, на дне. Содрогнулся и поплыл в сторону берега.