Спросонья Наде казалось, что американское утро ничем не отличается от российского: сквозь неплотные шторы билось солнце, под окном газовали машины, и так сладко спалось, что не хотелось выбираться из-под одеяла. Надя, традиционно подремав и понежившись, наконец вылезла из постели и пошлепала в ванную набирать воду для кофе. Часы показывали: время покопаться у нее еще есть.

Полуянов с утра пораньше отправился "по делам".

Насчет его дел Митрофанова иллюзий не питала – наверняка расслабляется где-нибудь в зачуханном баре. Ну и пусть расслабляется. Алкаш. Без него спокойнее.

…Все происшедшее три дня назад в особняке у Полы Шеви теперь казалось Наде сном – дурным сном. И в этом сне перемешались: бесконечное стояние на коленях под дулами пистолетов… Два недвижимых тела – мистера Стивена Макфарлина и русского херувима Николая, – что раскинулись на полу гостиной миссис Шеви… Кровь, растекавшаяся по полу, и бессвязные рыдания Пьера… Резкие звуки полицейских сирен: все ближе, ближе, ближе…

А потом: многочасовой допрос – его вели с Надей наедине двое рослых детективов… Помнился адвокат с мягкими манерами доктора Айболита (потом выяснилось, что за услуги этого лучшего в Степлтоне защитника по уголовным делам миссис Шеви платила по тысяче долларов в час)…

И – зал американского суда, предварительное слушанье и вердикт судьи: "Невиновны! Убийства совершены в порядке самообороны!" – и деревянный стук молотка по столу…

А затем – толпа репортеров, что "ждала их пятерых (Полу, Пьера, Игрека, Диму и Надю) на ступенях суда..';

Бесчисленные фотовспышки, слившиеся в сплошной магниевый свет, телекамеры, протянутые к ним десятки микрофонов и монотонный голос адвоката: "Без комментариев! Без комментариев!"… И пара служителей суда прокладывает им путь в толпе – к спасительной машине…

Обо всем этом не хотелось вспоминать. Как всегда, когда в ее жизни случались события, вызывающие сильные эмоции, Надя решила: "Я разберусь во всем позже.

Потом". Так было легче жить, и когда наступит это "потом", она не знала.

Вот и сегодня с утра она неспешно прихлебывала кофе, закусывала резиновыми американскими чипсами.

Полуянов пытался приучить ее заказывать по телефону пиццу и пончики, но Надя к американскому стилю – just call and order! <Просто звони и заказывай! (англ.).> – не приспособилась. Смущало ее общение с посыльными-рассыльными, лучше уж спокойно погрызть чипсов, без всяких заказов.

Впрочем, в этом мотеле все равно никакого покоя.

Едва Надя покончила с кофе и направилась в ванную умыться и причесаться, как в дверь застучали. Она взглянула на часы – только половина одиннадцатого, а Полуянов обещал зайти за ней в двенадцать. "Не открою! Достали!" – малодушно подумала Надя и затаилась на постели.

Стук повторился. Из-за двери донеслось: "Would you please open!" <Пожалуйста, откройте! (англ.)> "Фигушки", – ответила про себя Митрофанова. Она никого не ждет и открывать – нечесаная и неумытая – не собирается.

Однако в дверь все стучали и стучали. Голос просил открыть все жалобней и жалобней. "Черт бы с вами!" – подумала она и вскочила с кровати.

– Кто? – строго спросила через дверь.

– Служба экспресс-почты, – ответил с акцентом тонкий мальчишеский голосок. Надя приоткрыла дверь, не забыв накинув цепочку.

Из-за двери ей чуть не в пояс поклонился парнишечка-азиат в форме: то ли кореец, то ли японец.

– Вам письмо, мисс, – сказал он, еще раз поклонившись. Протянул сквозь отверстие в двери планшет с документами. Показал, в очередной раз согнувшись в поклоне, где следует расписаться. Она поставила две закорючки, и паренек передал ей изящный конверт.

– Приятного дня, мисс! Всех вам благ! – залучился благожелательностью парнишка.

Надя даже не успела сообразить, следует ли ему давать на чай или нет, а когда решила, что следует, – того и след простыл.

Она захлопнула дверь, повертела в руках письмо.

Да, в самом деле письмо – но какое! Конверт плотный, кремовый, мерцающий – будто в бумагу вплетены крошечные жемчужинки. Изящный герб, благородные виньетки и золотые уголки его смотрятся в убогом интерьере мотеля как послание с другой планеты. Планеты по имени Красивая Жизнь.

Кроме штемпеля экспресс-почты, других помет на конверте не имелось – за вычетом того, что в графе "адресат" каллиграфическим почерком было выведено:

"Ms. Nadya Mitrofanova".

Ножичка для вскрытия писем – как, впрочем, и иных почтовых принадлежностей – в бедном номере не нашлось. Надя не поленилась снова набрать воды, включить кипятильник и отпарить конверт над стаканом кипятка – не рвать же такую красоту!

На колени выпал листок плотной бумаги. Тот же каллиграфический почерк, что и на конверте, – но, кажется, писано все не от руки, а, распечатано на дорогом принтере (эх, ей бы такой!).

Дорогая Надя! Я была бы несказанно рада, если бы изыскали возможность нанести мне визит – скажем, сегодня, около полудня. Я пришлю за вами машину в половине двенадцатого. Если в это время Вы будете заняты, пожалуйста, сообщите – и мы перенесем встречу на любой удобный для Вас час или день.

Искренне Ваша,

Пола Шеей.

Надя перечитала письмо раз, другой – и кинулась в ванную. Нужно успеть хоть как-то привести себя в порядок! А Дима – подождет!

* * *

Лимузин, присланный от Полы Шеви, поразил не одну Надю. Портье, надменный прыщавый американец, самолично выскочил на подъездную дорожку и быстренько оттеснил в рецепшн ни в чем не повинного янки, который выгружал чемоданы из потрепанного "Доджа".

Вытянулся перед роскошным автомобилем, словно рядовой на плацу. Очевидно, подобных машин здешний мотельчик еще не видывал. Надя, скромно стоявшая у входа, проворковала: "Это за мной!" – и не сдержала довольной улыбки, когда портье бросился отворять перед ней лакированную дверцу "Кадиллака". Впрочем, его освободил от сей обязанности водитель лимузина. Он слегка оттеснил ошеломленного рецепциониста, снял фуражку, отворил дверцу и лучезарно поприветствовал Надю: "Добро пожаловать, мисс!"

Она шмыгнула в кожаный салон. Шофер занял свое место. Лимузин неслышно и неощутимо тронулся с места, а водитель (похоже, через интерком) поприветствовал гостью: "Здравствуйте! Дорога займет двадцать минут, напитки справа от вас, в баре, пульт от телевизора – слева… Устраивает ли вас температура воздуха в салоне?"

Надя молча кивнула. Она изо всех сил старалась не покраснеть и не растеряться. Душка-шофер, кажется, почувствовал ее смущение и сосредоточился на дороге.

Лишенная его внимания, Надя довольно ловко наполнила хрустальный бокал апельсиновым соком и, успокаивая себя, подумала: "М-да, Пола, кажется, вознамерилась меня поразить… Ну и флаг ей в руки! В конце концов, интересно же! Меня поражать еще никто и никогда не пытался…"

Митрофанова старательно сохраняла равнодушную мину и спокойно реагировала и на въездные ворота, бесшумно растворившиеся перед лимузином, и на живого страуса, перегородившего подъездную дорожку (водителю пришлось мигать наглой птице фарами), и на мистера Пьера, ожидавшего на крыльце и рванувшегося к автомобилю с жизнерадостным: "Добро пожаловать, мисс Надья!"

"Понты корявые, – мысленно процитировала она Полуянова, проходя в сопровождении Пьера через мрачно знакомую ей гигантскую гостиную. – Но чего хочет от меня Пола? Признаться, что соблазнила Димочку?

Повиниться за него?.. Чушь! Не будет никогда этого! Да и в чем ей виниться? Мы с Димой друг другу – никто. Не муж с женой, не любовники, а всего-навсего – друзья.

И даже не друзья, а так – товарищи по детским играм…"

Миллионерша ожидала Надю в зимнем саду Едва заслышав шаги, она поднялась ей навстречу. Пола улыбалась. Солнце и позолоченный залив совместными усилиями били в безразмерные окна. Огромная, как зал отечественной истории в их библиотеке, комната была практически пуста: только по стенам, крашенным в белое, вились кучерявые, незнакомые Наде цветы, а подле окна помещался стеклянный журнальный столик. Сидячие места казались ужасными: кресло, с которого встала Пола, со странным хрюком скукожилось и превратилось в глыбину неопределенной формы. Второй такой же уродец стоял по другую сторону столика.