* * *
Полуянов, пошатываясь, встал с кровати. Вроде бы ничего не болело, но страшно хотелось пить. И есть тоже хотелось.
Последнее Дима счел добрым знаком – приметой выздоровления.
"Вот что значит – плавать по холодным заливам. Наслали на меня американцы какую-то пакость вроде гриппа… Или болезнь от Нади по телефонным проводам мне передалась?"
Способность к самоиронии он также посчитал симптомом выздоровления. Пошлепал в ванную, жадно выпил из-под крана два стакана холодной воды. Попытался сосчитать, сколько сейчас времени в Москве. Никак не мог сообразить, отнимать надо часы или прибавлять.
Потом наконец вспомнил – прибавлять, но теперь он зачем-то начал прибавлять десять к двадцати четырем…
Вернулся в комнату, наконец дошло: в Первопрестольной сейчас десять утра.
Он набрал Надин номер. Ему ответом были длинные гудки.
* * *
Дима позвонил соседке Надежды. Та, слава богу, оказалась дома.
– Ах, это вы, Дима, – высокомерно произнесла она.
– Что с Надей?
– У нее все хорошо, – мстительно сказала соседка. – Я накормила ее утром завтраком.
– Я вам чрезвычайно благодарен, – пробормотал Дима. – Где она сейчас?
– Понятия не имею. Вероятно, отключила телефон и отдыхает.
– Спасибо, – поблагодарил Дима и положил трубку.
"Господи, как хорошо, что с Надей все нормально. Но что с ней было? Ох, я на одной "междугородке" здесь разорюсь!"
Он заварил кипятильником кофе.
Выпил стакан горяченького, некрепкого, закусил липким американским шоколадом.
За окном стояла глухая ночь, только отдаленный гул доносился со стороны федеральной магистрали "Айфайв".
Все последние элементарные действия – телефонный звонок, приготовление кофе – дико утомили его.
Опять ломило все тело, болели глаза. Делать ничего не хотелось, и он снова залез под одеяло. Долго лежал в полудреме, а потом заснул.
* * *
Снова наступило утро. И снова Диме показалось, что он здоров.
Но стоило только выползти из-под одеяла, дошкандыбать до ванной, выпить воды, заправленной аспирином, как опять Полуянов ощутил страшную усталость.
К усталости примешивалось разочарование. Он едва ли не в первый раз в своей жизни не выполнил задание редакции. Он ничего толком не понял ни в Васине, ни в Поле. Он не нашел рукописи. И, наверное, уже не найдет. Времени оставалось с гулькин нос. Через пять дней ему лететь обратно. И нет ни единой ниточки, зацепки, идеи: что делать дальше? Идти, бежать, ползти – некуда.
Да и совсем не хочется.
Может, раз уж он прикован к постели, нашарить информацию в Интернете? Может – как бывало пару раз, – всемирная Сеть, этот огромный склад, где свалены в кучу самые разные данные, натолкнет его на идейку? На какую-нибудь – пусть крошечную – мыслишку?
Дима выполз из-под одеяла, подключил ноутбук к телефонной сети. Снова залез в кровать, укрылся, уселся, подложив подушки, положил компьютер на колени.
Включил его, вышел в Сеть.
Он решил поискать дополнительные сведения о филологе Васине и об убитом историке Антоне Андреевиче Фомине.
Зашел на русский поисковый сервер, набрал в окошке "Я ищу": "Васин". Затем, чтоб не путались разные посторонние Васины, добавил, через точку с запятой, раздел: "филология".
Сервер показал ему пару десятков страниц, где встречались рядом "Васин" и "филология". Следующие пару часов Дима убил на то, чтобы прочитать – точнее, попытаться прочесть пять-шесть работ филолога Васина.
Ничего, абсолютно ничего. Тяжеловесный стиль, длиннющие предложения, куча малопонятных терминов.
Тогда Дима взялся за историка Фомина. Этот писал побойчее, повеселее. Кое-какие труды (недлинные) Полуянов даже осилил до конца.
Но и здесь пусто. Ничего интригующего. Никакой искры, находки. Никакого открытия – во всяком случае, открытия такого масштаба, из-за которого американская миллионерша взялась бы убивать и похищать.
Журналист попытался найти сведения о том, как убили историка Фомина. Но не обнаружил в газетных "хрониках происшествий" ни одного упоминания о нем. Если заметки в московских газетах были, в них фамилию убитого – как никому не известную – зашифровали, наверное, инициалом.
По ходу своего романа с Интернетом Полуянов выпил четыре таблетки аспирина, два стакана кофе и доел гадкий шоколадный батончик. Пока лежал в постели, ему не раз казалось, что он выздоровел, но стоило дойти до ванной, как слабость охватывала его. Голова болела, в висках ломило – наверное, от занудливых наукообразных пассажей двух ученых мужей. Но скорее от гриппа.
Когда Дима уже готов был признать свое окончательное поражение, ему вдруг пришло в голову: набрать фамилии зануд-ученых латинским шрифтом. Может, они упоминаются в англоязычной части Интернета? Может, ему удастся обнаружить связь Фомина или тем более Васина – с Америкой? Где-то ведь должен был тот же Васин познакомиться с Полой!
И опять: в окошке "I find" <"Я ищу" (англ.).> – журналист набрал туже фамилию, но латинскими буквами: Vasin. И опять появились авторефераты тех же самых, что и на русском, монографий, диссертаций, статей… И снова Полуянову пришлось продираться сквозь все тот же тяжеловесный стиль – только теперь усугубленный чужим языком и незнакомыми Диме терминами.
"Какая дрянь!" Дима в сердцах свернул ссылки на Vasin.
И уже без всякой надежды – скорее из привычки доводить все затеянное до конца – он вбил в поисковое окошко английскую транскрипцию фамилии убитого историка: Fomin.
И снова посыпалось на него все то же. Авторефераты русских статей – термины, длинные периоды, дурной перевод… Полуянов решил сворачивать поиски. "Лучше написать Наде прочувствованное, ласковое письмо". Но тут ему встретилось заглавие статьи, привлекшее его своим лаконизмом.
"История семьи Скопиных-Потоцких".
Автор – Антон Фомин.
Источник – журнал "American Slavic and East European Review". Опубликовано в августе прошлого года.
Статья не была переводом с русского. Во всяком случае, ничего подобного в творческом, так сказать, наследии историка Фомина на русском языке Полуянов не находил.
Журналист открыл и развернул статью в своем компьютере.
Взялся читать.
С первых же слов показалось, что работа написана будто другим человеком. Она, писанная по-английски, читалась куда легче, чем труды того же Фомина на русском. Ясный язык, емкий стиль, короткие фразы. "Видно, – подумалось Диме, – американские научные журналы требуют от авторов (в отличие от подобных российских изданий) точности и простоты".
Он незаметно для себя стал читать. Постепенно увлекся.
А потом… Потом он прочитал нечто такое, отчего присвистнул и потер лоб. А затем, быстренько-быстренько, скопировал статью Фомина на жесткий диск.
Потом вышел из Сети и – сразу же бросился перечитывать самое интересное.
* * *
"…В двадцатых годах девятнадцатого века Скопины породнились с семейством Потоцких. Молодой князь Василий Скопин в 1822 году взял в жены семнадцатилетнюю красавицу Марию Потоцкую. Женитьба эта сопровождалась обстоятельствами, о которых в семейных преданиях сохранилась трагическая легенда. Легенда эта передавалась из уст в уста на протяжении нескольких поколений семьи Скопиных-Потоцких и при этом практически не была известна в свете. (Автору данной работы лично поведала ее в конце девяностых годов XX века единственная остававшаяся в то время в живых прямая наследница фамилии Т.Д. Скопина – ныне, к сожалению, уже покойная.) Отчего эта легенда оставалась похороненной во внутрисемейном кругу, станет понятно из дальнейшего рассказа.
Итак, в 1822 году в Москве молодой князь Василий Скопин посватался к красавице Марии Николаевне Потоцкой.
Об отце Марии, старом графе Николае Петровиче Потоцком, в свое время среди высшего света Петербурга ходило немало преданий. Николай Потоцкий был масоном; он изучал астрологию, алхимию, пытался расшифровать катрены Нострадамуса. У него имелась огромная библиотека, посвященная оккультным наукам (практически не сохранившаяся). Сам он написал несколько трудов по астрологии и алхимии – к сожалению, ни одна из его рукописей до сих пор не найдена. Потоцкий прославился в большом свете своими предсказаниями будущего, которые он делал якобы с исключительной точностью. Рассказывали, в частности, что еще в августе 1812 года он указал – причем с точностью необыкновенной, – когда и где состоится решающая битва русских войск с Наполеоном в ходе его похода в Россию (т.е.
