Грешным делом, захотелось, чтобы замминистра сейчас хватил приступ или ещё какая лихоманка. Но не судьба – советскую номенклатуру не перешибёшь даже рессорой от трактора Беларусь.

Баскаков вовремя понял, что ситуация может перерасти в скандал, и попытался всех успокоить. Он поднял руку, пресекая новую порцию упрёков от Кузнецова, и далее обратился ко мне.

– Всё это не отменяет вашего возмутительного и развязанного поведения в общении с западной прессой. Вы проявили удивительную небрежность в некоторых вопросах, которые касаются политики. Завтра жду объяснительную, где вы укажите, чем мотивировались, давая подобные ответы. Особо развёрнуто напишите, с какой такой планеты вы прибыли на землю. Про ящера тоже не забудьте. Это же надо – выдать журналистам подобный бред! По возвращении в СССР мы разберём ваше поведение на специальной комиссии. Если вы думаете, что это игрушки, то глубоко заблуждаетесь. Я более вас не задерживаю!

* * *

Иду по курортному городку и смотрю на счастливые лица людей, а самому мне не до смеха. Странная логика советских чиновников вогнала меня в очередной ступор. То есть союзная пресса может как угодно костерить империалистов, но простой гражданин не имеет права ретранслировать это мнение. Господа на Западе могут обидеться подобной оценке их деятельности. В моём времени ситуация примерно похожая. Мы вроде как в стадии конфронтации с загнивающими капиталистами. Только наша власть лишний раз боится потревожить чувства западных политиков. Ещё и вывозит наворованные деньги в эту треклятую Гейропу, там же проживают и их детишки. Здесь хоть нет такого откровенного лицемерия, а больше обыкновенной перестраховки. Но общее заискивание очень похоже в обеих реальностях. И это заставляет меня всё презрительнее относиться к советской верхушке.

Ну и объяснительную я им напишу такую, что закачаешься. Ещё копию отдам под роспись Баскакову, пусть понервничает. Ошибок и просчётов со стороны нашей делегации целый вагон с тележкой. Если будут топить, то я потяну всех за собой. Товарищи думают, что имеют дело с простым советским человеком, который считает их небожителями? Они глубоко заблуждаются.

Дошёл до гостиницы, не стал ни с кем разговаривать и завалился в кровать. Но спать не хотелось – в голове то и дело возникали отрывки прошедших событий. И ладно бы дело касалось фильма. Я больше думал о словах Баскакова и накручивал себя всё сильнее.

Телефонная трель отвлекла меня от безрадостных мыслей и самокопания. Администратор сообщила, что курьер принёс письмо. Полежал ещё пять минут и решил, что надо глянуть, что там за корреспонденция. А затем найду Рината и выпью. С этим фестивалем я скоро сопьюсь. По‑другому просто нереально выдержать весь этот бред.

А вот письмо меня порадовало. Надеюсь, что не произойдет никакого форс‑мажора, и завтра состоится встреча с очень интересным человеком. Если удастся с ним договориться, то это будет моим спасательным кругом. Иначе товарищи номенклатурщики меня реально утопят по возвращении домой.

Встреча людей, которые должны оказывать советской делегации поддержку и заодно беречь от необдуманных действий, состоялась в небольшой кафешке на окраине города. Здесь практически не было туристов и шумных компаний. Трое собравшихся отдавали должное отлично приготовленной рыбе, запивая её неплохим вином.

Никто не узнал бы в человеке, одетом в гавайскую рубаху, расстёгнутую на несколько пуговиц и легкомысленных шортах, куратора советской делегации со стороны КГБ. Ещё сильнее удивились бы постояльцы пансионата, увидев одну из бесформенных тёток, вроде как представляющей «Совэкспортфильм». Последний человек был достаточно молод, и неизвестен советской делегации. Он отличался средней внешностью. Увидишь такого на улице – и сразу забудешь. Будто бы человек умел отводить любопытные взгляды.

– Майор, докладывайте, – обратился старший к женщине.

– С момента прибытия во Францию, никаких инцидентов, связанных с членами группы, не зафиксировано. Есть подозрения по продаже водки и икры, но это в рамках допустимого. Из общего списка выбивается наш подопечный. Объект продолжает вести себя, будто он иностранец – а не советский гражданин, впервые выехавший за рубеж. Два раза, в компании Акмурзина, он был замечен за распитием местного алкоголя. Анатолий, – майор кивнула в сторону молодого коллеги, – Зафиксировал нахождение объекта в баре. Происхождение денег, на которые режиссёр гуляет, установить не удалось. Хотя вино он заказывал недорогое и может укладываться в рамки выданной валюты. Про виски, его дружок оператор долго и громко рассказывал, что это подарок от восторженной поклонницы. Только когда эти самые поклонники могли так быстро появиться? Ещё смущает его знание языков. Если с французским всё понятно, то откуда у него такой чистый английский?

– Вы подозреваете, что режиссёр располагает собственной валютой? Что касается знания языков, то здесь всё немного мутно. Но у объекта действительно была соседка, занимавшаяся с ним. К сожалению, она умерла, и мы не можем проверить объём переданных знаний.

– Хорошо, с языками разобрались. Но насчёт валюты подозрения обоснованы. Деньги он мог получить от атташе из итальянского посольства. Но это только догадки. И капитану виднее.

– Я не мог полностью контролировать встречу объекта с итальянцем. Но, по косвенным уликам, факт передачи денег мог произойти. Что касается поклонников, то вы неправы. Мещерский сейчас весьма популярен во Франции. Его даже по местному телевидению показывали, правда, как некий курьёз. Только народ любит подобных героев. И байка про подаренный виски выглядит вполне себе реалистично. Что касается поведения, то я согласен с Ниной. Режиссёр ничем не отличается от обычного европейца, даже немного наглее и с барскими замашками. И ещё есть один момент, – вдруг замялся Анатолий.

– Так рассказывай. Чего ты тянешь? – удивлённо произнёс начальник.

– Он меня срисовал тогда, в баре с француженками. Я не первый день в наружке, хотя не сразу догадался. Поведение объекта резко изменилось, когда он посмотрел в мою сторону. Всё‑таки Мещерский не профессионал, и поэтому себя выдал. Но силён, стервец. Я старался не отсвечивать, но вон оно как.

– Всё страньше и страньше, – куратор пробарабанил пальцами по столешнице и обратился к женщине, – Как вы думаете, есть ли какие‑то причины подозревать, что объект может попросить убежище во Франции?

Майор некоторое время молчала, явно анализируя ситуацию.

– Я таких признаков не наблюдаю. Мещерский – самовлюблённый, очень честолюбивый человек, ещё и с гипертрофированным самомнением. Он это старается скрывать, но явно не уважает большинство советских деятелей кино. Более того, не удивлюсь, что он так же относится к советской власти. Проскальзывает у него иногда, даже не в словах, а во взгляде, что‑то презрительное. Тяжело давать оценку, наблюдая за человеком всего несколько дней.

– Мы‑то знаем, что вы дипломированный психолог, поэтому доверимся оценке профессионала, – поощрительно улыбнулся старший товарищ, – Но я не услышал развёрнутый ответ на заданный вопрос.

– Странный он, товарищ подполковник. Посмотришь со стороны – размазня и баламут, умудрившийся перессориться с маститыми коллегами, даже не начав работать по специальности. Это и в его личном деле написано, переданном смежным отделом. А на деле это совершенно иной человек – жёсткий, практичный, и идущий к своей цели. И все свои надежды он связывает с СССР, так как считает, что в Европе никому не нужен. Это я подслушала часть разговора объекта с оператором, который излишне восторженно отзывался о местной жизни. Прагматизм и уровень знаний, абсолютно несвойственный молодому человеку его возраста. Но он не перебежчик, в этом я не сомневаюсь. Иностранцев Мещерский не любит ещё больше.