Я мотнул головой, вырывая себя из транса, и сказал Микаэлю:

– На первом этаже чисто.

Но именно «чисто» там не было. Стоило только маэстро Салазару шагнуть внутрь, как под его сапогом что-то чавкнуло. Микаэлю даже не пришлось присматриваться.

– Кровь, – сказал он, определив это по звуку.

Кровь – это нехорошо…

Едва ли внутри нас поджидала засада, но работа магистра Вселенской комиссии быстро отучает полагаться на случай и чужую добрую волю. Не бывает мелочей, когда на кону стоит твоя собственная жизнь.

Я вытянул Микаэля на улицу и жестом подозвал Уве, а когда слуга приблизился, велел ему запустить в дом сгусток сияющего эфира.

– Сделай «Жемчужную пыль». Сможешь?

Уве кивнул, на миг задумался, а потом принялся не слишком изящно, зато вполне мастеровито творить чары отрывистыми взмахами жезла. Марта смотрела за этим действом во все глаза. Закончив с приготовлениями, школяр забросил в дверь светящуюся кляксу, а уже миг спустя незримая стихия дрогнула, и холл окутало перламутровое сияние, мягкое и ровное. Ярче и сильнее оно горело там, где находились люди. Точнее, тела.

На первого постояльца мы наткнулись сразу у входа. Большая часть крови натекла именно из него, а причиной смерти стал разрубленный череп. Домовладельца ткнули кинжалом неточно и, как видно, походя. Он уполз, оставляя за собой бурую полосу, на середину комнаты, там и умер.

Не сговариваясь, мы с Микаэлем расступились в разные стороны. Вниманием маэстро завладели дверные проемы, а вот я заинтересовался зависшим перед лестницей облаком мрака. Жемчужный блеск подсвечивал призрачную кляксу, лишая заклинание абсолютной непроглядности, и теперь завеса не скрывала валявшегося за ней человека с арбалетным болтом в спине, а лишь скрадывала его очертания.

Мне подобные чары были неизвестны, название подсказал Уве.

– «Черная каракатица»! – присвистнул он, пробравшись через лужу натекшей на пол крови.

Судя по всему, один из постояльцев обладал колдовским даром, но спастись тот ему не помог.

– Проверь эфирное поле на верхних этажах, – распорядился я и перешел к лестнице.

Уве зажмурился и принялся беззвучно шевелить губами, а Микаэль заглянул в свою каморку и злобно выругался. Я перебежал к нему и выдохнул:

– Святые небеса!

Болт прошил тщедушное тельце Айло насквозь и пришпилил мальчишку к стене.

– Да что тут такое творится?! – рассвирепел маэстро Салазар.

Он высвободил из досок наконечник и уложил Айло на койку. Покачал головой, закрыв мальчишке глаза, а затем пошарил под кроватью и вытащил оттуда початую бутылку вина.

Я выхватил ее и со всего маху зашвырнул в стену.

– Не сейчас!

Звон разбитого стекла вырвал Уве из транса, он вздрогнул, потряс головой и сказал:

– Наверху все в порядке.

– Свети! – потребовал я, а когда сгусток сияющего эфира улетел на лестницу, побежал вслед за ним.

Второй и третий этажи никаких поганых сюрпризов не преподнесли; неприятности поджидали нас дальше. Дверь мансарды стояла распахнутой настежь, а внутри все оказалось перевернуто вверх дном. Сгусток сияния заморгал и начал стремительно чахнуть, отравленный миазмами запределья, но в его тускнеющем мерцании я успел заметить откинутую крышку сундука.

– Нет! – вырвалось у меня. – Нет! Нет! Нет! Только не это!

Но, увы, людоеда и след простыл. Ангелы небесные! Как же я не подумал, что доверенного слугу графини Меллен непременно будет кто-то страховать! Кретин! Так опростоволоситься!

Я подскочил к камину и одним яростным взмахом смахнул с его полки все лежавшие там безделушки.

– Нет!!!

Подошла Марта, присела на корточки рядом с сундуком, провела по нему кончиками пальцев.

– Замок взломан извне. Его кто-то выпустил.

– Да какая теперь разница! – огрызнулся я и, встревоженный неожиданной догадкой, подбежал к окну. Высунулся на улицу, запустил в тайник руку и слегка успокоился, когда пальцы нашарили гладкий бок алхимического шара.

Микаэль и Уве смотрели за мной во все глаза, но с расспросами приставать не спешили. Осветительное заклинание окончательно погасло, и маэстро Салазар принялся зажигать свечи.

– Объяснишь? – спросил он, после того как многочисленные огоньки прогнали заполнившую было мансарду тьму.

– Позже! – отмахнулся я, напряженно вышагивая от одной стены к другой.

Пусть бегство людоеда и не грозило никакими особенными неприятностями, теперь я лишился возможности выудить из пленника хоть что-нибудь полезное. А в игре против графини Меллен могла помочь любая малость! К тому же злобный уродец непременно попытается расквитаться.

Ангелы небесные! Стоило последовать совету Марты и перерезать выродку глотку! Горбун знал, пусть и не имел никаких доказательств, но все же знал, что именно я стоял за тем злополучным ритуалом! Это и само по себе было нехорошо, а вкупе с сегодняшней неудачей и вовсе вгоняло в самую настоящую депрессию.

Катастрофически не хватало воздуха; я ослабил ворот, кинул мушкет на кровать и снял куртку. Оставленная ножом людоеда ранка никак не желала затягиваться, наложенный поверх повязки платок весь покраснел, а сама повязка под ним и вовсе окончательно промокла. Ну вот, еще одна напасть!

Я отыскал чистый лоскут и заменил повязку, а старую повертел в руках. Оставлять без присмотра вещь со следами своей крови не хотелось, и я попросил ведьму:

– Марта! Разожги камин.

Девчонка взяла одну из свечей и опустилась на колени перед очагом.

– Дымом пахнет, – удивилась вдруг она и запустила пальцы в камин. – И пепел теплый.

– Что-то сожгли? – отмахнулся я. – Да и плевать!

Маэстро Салазар подошел к сундуку и легонько пнул по его стенке.

– А здесь? Что было здесь?

– Свидетель, – нехотя признал я.

Микаэля это признание заставило задумчиво хмыкнуть, а Уве и вовсе разинул от изумления рот. Никак на мои слова не отреагировала лишь Марта. Она продолжала увлеченно копаться в пепле.

– Тут что-то действительно жгли! – заявила девчонка. – Какие-то бумаги! И потом зачем-то залили их водой.

В подтверждение своих слов Марта выпрямилась с не до конца прогоревшим клочком бумаги.

Тут на меня и накатило ощущение дежавю. Точно так же я и сам отыскал в камине племянника епископа Вима часть древнего пергамента! И что важно, за последние дни никто не жег в очаге каких-либо бумаг, а людям графини Меллен и в голову бы не пришло заниматься подобной ерундой. Они вполне могли прихватить с собой что-то из моих пожитков, но никак не палить в камине документы… Нет, здесь было что-то решительно не так!

Марта выложила клочок бумаги на стол и сказала:

– Тут какой-то символ…

Микаэль оттеснил девчонку, постучал пальцем по столешнице и задумчиво хмыкнул.

– Голову даю на отсечение, подобное художество я недавно где-то видел! – объявил он.

Я присмотрелся к символу и судорожно сглотнул.

– Вензель маркиза Альминца!

Какое-то время все ошарашенно молчали, потрясенные моим заявлением, а потом Уве кинулся к очагу и принялся рыться в пепле. Очень быстро ему удалось отыскать еще два уцелевших фрагмента: на одном синел краешек печати маркиза, на другом сохранилась большая часть герба.

– Какого черта?! – выругался маэстро Салазар, а затем оглядел мансарду слишком уж цепким и пристальным взглядом. – Филипп, а если взломщики не собирались ничего у тебя забирать? Вдруг им требовалось… кое-что оставить?

Я и сам пришел к точно такому же выводу. Все выглядело так, будто я сжег в камине документы маркиза Альминца, а из этого проистекал очевидный факт, что виновным в его убийстве намеревались сделать именно меня.

– Этого мало, – прошептал я. – Слишком мало для выдвижения обвинений.

– Он родственник великого герцога!

– А я магистр Вселенской комиссии по этике!

Микаэль покачал головой:

– Здесь это пустой звук, Филипп. Мы не в империи.

– Не все так просто! – отмахнулся я. – Мне доводилось бывать в резиденции маркиза. Документы он мог вручить мне сам. К тому же для обыска понадобятся хоть какие-то основания. Да и стоит только растопить камин, улики улетучатся вместе с дымом!