Так победно завершилась эта история. Но мама меня без собаки ещё долго отказывалась на улицу выпускать…

Он был ярко-рыжий, с чёрной маской на морде. И очень крупный даже для азиата. Сантиметров, наверное, под девяносто. Чуть-чуть плоскорёбрый, самую малость высоконогий… По совокупности признаков некоторые знатоки породы уверенно заявляли, что в родне у него наверняка присутствовали доги. Впрочем, другие, не менее авторитетные, специалисты столь же уверенно утверждали, что он определённо был чистокровным.

Документально подтвердить или опровергнуть его породность нам так и не удалось. Люди, которые посреди ночи привязывают своих питомцев возле Клуба собаководства (на сей раз — любительского) и навсегда уходят от них, почему-то очень редко оставляют вместе с собакой какие-либо документы…

Даже имя — Юлбарс — дала ему сотрудница Клуба, решившая взять на себя заботу о кобеле.

Эта женщина по совместительству работала кинологом во вновь организованном охранном питомнике, и довольно скоро Юлбарс занял там один из вольеров.

Жизнь, однако, повернулась так, что у его номинальной хозяйки не сложились отношения с руководством. Подробности никому не интересны, тем не менее конфликт оказался настолько острым, внезапным и непримиримым, что женщина просто собрала личные вещи и в буквальном смысле хлопнула дверью.

Так Юлбарс оказался брошен во второй раз…

В это время я подыскивала работу, связанную с собаками. Узнав о вакансии, я заручилась рекомендациями и пришла в питомник знакомиться. Меня встретил в полном составе весь персонал: двое симпатичных молодых мужчин — сам начальник и охранник по имени Дима. Что до четвероногого контингента, он только формировался. Вольеры располагались в большом полукруглом ангаре, открытом с одной стороны. Я увидела несколько дворняг, имевших паспорта немецких овчарок, выводок пятимесячных щенков, единственного кавказца, который был явно не в курсе, что в соответствии с породным стандартом ему полагается быть свирепым и кусачим… и Юлбарса.

Все остальные собаки встречали нас радостно, ластились, порывались лизнуть… Юлбарс наводил ужас.

Его свирепый рёв встретил нас ещё на дальних подступах к вольеру. Зрелище громадного пса, яростно сотрясавшего прутья решётки, впечатляло само по себе. На полу валялось несколько мисок с догнивающими на жаре остатками еды. Никто не мог войти, чтобы их оттуда убрать. По углам виднелись три или четыре лопаты, с помощью которых Юлбарса пробовали укрощать. Ко всему прочему, пёс, лишённый прогулок, был вынужден отправлять свои надобности прямо в вольере… Рои мух, буквально замшелый бачок для воды, из которого разило тухлятиной, потому что воду не удавалось сменить… Но даже и эта вонь не могла заглушить явственно различимого запаха болезни. В одном ухе у Юлбарса был страшнейший отит, при каждом движении слышалось хлюпанье, наружу капала жидкость…

С собакой надо было что-то делать, и срочно.

— Вот такой клиент, — сказали мне. — Даже убрать у себя не даёт.

Из вольера доносился непрекращающийся рык, Юлбарс жутко лязгал челюстями, словно кусал воздух…

— Ну ничего, — бодро ответила я, — сейчас съезжу домой, переоденусь, потом выйду с ним погуляю, тогда и наведёте порядок.

— Как это — погуляете?… — изумились мои не очень опытные наниматели.

В их представлении прогулка с Юлбарсом обещала стать чем-то вроде смертельного номера. Они не видели того, что заметила я. Ярость Юлбарса была направлена не на меня, а только на них. И это при том, что я была для пса «более чужой», чем двое мужчин. Видимо, присутствие женщины не ассоциировалось у него с возможными неприятностями. Чтобы проверить это, я сделала шажок в сторону, позвала по имени… И точно! Юлбарс только покосился, отследив моё перемещение, — и продолжал грозить тем, в ком видел врагов.

…Челябинск — город не маленький. Пока я добралась домой, сменила парадные белые джинсы на старые штаны, более подходившие для намеченного мероприятия, и вернулась обратно, миновало часа два. За это время кобель должен был полностью успокоиться, и я рассчитывала, что сумею с ним договориться.

К моменту моего возвращения начальник уехал куда-то по делам, на обширной пустующей базе остались только мы с охранником Димой. Идти в домик за поводком и ошейником пришлось опять-таки мимо Юлбарса, и кобель разъярился заново. Я попросила Диму остаться внутри, чтобы не раздражать пса, перекрыла все выходы из питомника, чтобы в случае чего не ловить потом Юлбарса по всей территории базы… взяла амуницию и пошла устанавливать с собакой контакт.

Честно говоря, было мне жутковато. Всё-таки живое существо, к тому же натерпевшееся от людей… мало ли какой фортель выкинет? Однако присутствовали и азарт, и желание что-то самой себе доказать, была и надежда на успех: ведь не случайно же он именно так отреагировал на моё первое появление?…

И действительно, при моём приближении Юлбарс рявкнул, но не столько в мой адрес, сколько в сторону домика, где скрылся охранник. Некоторое время я стояла перед вольером, ласково разговаривая с собакой, буквально воркуя и слушая, как постепенно стихает раздражённое ворчание за решёткой. Потом решилась приоткрыть дверцу. И, ни в коем случае не посягая на территориальные владения кобеля, не глядя на него прямо, продолжая ворковать и на всякий случай придерживая дверь пальцем, чтобы в острой ситуации сразу захлопнуть, просто показала ему расстёгнутый ошейник.

— Гулять, пойдём гулять, — повторяла я слова, известные каждой собаке, когда-либо жившей в семье. — Пойдём, мой хороший.

Сначала он попросту замер, в красивых чёрных глазах мелькнула растерянность… «Не пойдёт — тихонько закрою дверцу и обожду, — подумала я. — Потом попробую ещё раз…»

Однако, постояв в нерешительности, Юлбарс сделал робкий, очень робкий шажок в мою сторону. «Верить? Не верить?…» Потом ещё шажок… и ещё… И наконец он остановился совсем рядом, чуть-чуть не дойдя до границы вольера, но так, что я уже могла до него дотянуться. Тут у меня начало сбиваться дыхание, и, думая больше о том, как бы не выдать волнение, я сделала «решительное движение дрожащими руками», по возможности спокойно и уверенно застегнув на его шее ошейник. Когда я убрала руки, Юлбарс, по-моему, вздохнул с облегчением. Он ведь тоже не знал, чего от меня ждать!

— Гулять, пойдём гулять… — повторяла я, перехватывая загодя пристёгнутый к ошейнику поводок.

Я только потом узнала, что всё это время охранник Дима стоял наготове за дверью сторожки, глядя в щёлку и крепко сжимая топор, чтобы в случае чего сразу броситься спасать нового кинолога. Юлбарса они боялись жутко, и, в общем, по делу. Но спасать меня не понадобилось. Кобель спокойно вышел из вольера, и я повела его на прогулку.

Я ожидала, что пёс, чуть не месяц просидевший безвылазно взаперти, бросится всё исследовать, изучать, нюхать и метить, потащит меня по кустам… Ничего подобного! Юлбарс шёл на провисшем поводке, слегка приотстав, и, как мне казалось, не интересовался абсолютно ничем. Я по-прежнему не отваживалась смотреть на него прямо, лишь контролировала краем глаза его движение и шагала вперёд, продолжая петь ему комплименты и стараясь время от времени как можно естественней коснуться его. Шерсть, кстати, у Юлбарса была короткая, бархатная, царившая в вольере чудовищная грязь к ней не прилипла…

И он тоже изучал меня, изучал внимательно и осторожно. И похоже, как и я, пребывал в лёгком ошеломлении. Оттого сзади и шёл, что так было удобнее касаться меня носом, обнюхивать… Один раз, когда я оглянулась, мы с ним встретились взглядами, и вид у него был, как будто я его застукала за каким-то тайным занятием. Глаза мы отвели с одинаковой поспешностью.

Прогулка благополучно продолжалась, я всё чаще притрагивалась к Юлбарсу, почти гладила, и он уже не шарахался от прикосновений, всё меньше ожидая подвоха. Даже пару раз лапу задрал возле каких-то кустов. Территория базы была обширна, имелись и горочка, и ручеёк внизу — благодать!