Наутро все, кроме небольшого дежурного караула, отправились на поиски ценностей и продуктов. Обыскивали каждый дом, от подвала до чердака. Перебирали каждую ветошь в разорённых магазинах и складах. Всё найденное стаскивали к базовому лагерю, к бывшей школе.

Штабель из найденных вещей рос очень медленно, совсем не так, как все рассчитывали. Да и ценность найденных предметов была не так высока, как мечталось там, в коммуне, после сообщений о бое в городке. По большей части, всё, что находили общинники, уже в достаточном количестве имелось на складах в их коммуне. Брали так, чтобы хоть как-то оправдать столь продолжительную экспедицию.

А поиск и вправду затянулся. Вместо положенных трёх дней, команда рыскала по городу уже неделю. Сначала бригадир Ярослав разбил подчинённых на группы по три человека, чтобы ускорить обследование городских зданий. Но в первый же день одна из групп попала в засаду к довольно большой компании людоедов. Погибли все трое. Потом, по следам нашли логово каннибалов, и сожгли их живьём в старом сарае. Но их леденящие кровь предсмертные вопли, конечно, не вернули к жизни погибших, и частично съеденных лесопоклонников.

Ярослав, как и остальные, понимал, что эта показательная казнь, на несколько кварталов распространившая запах горелого мяса и волос, вряд ли спугнёт других каннибалов. Тем уже без разницы, от чего подыхать: от пули, огня или болезни. Им всё равно, лишь бы набить брюхо, пусть последний раз в жизни. Потому и пришлось сделать группы поиска достаточно большими, чтобы отбиться от опустившихся выродков.

Кроме вынужденной задержки, общинников сильно расстраивало качество находок. Было стойкое ощущение, что всё более-менее достойное внимания, будто выкачали из городка огромным пылесосом. Похоже, новые коммунисты борясь с моральным разложением, не забывали и о материальных богатствах. К делу военного грабежа они подошли очень скрупулезно.

Лесопоклонникам приходилось довольствоваться всякой мелочью. Чтобы хоть как-то оправдать столь продолжительную экспедицию, они не прекращали рыскать по городку. Должно же хоть что-то стоящее остаться на их долю.

Максим, как и все, ползал по сырым подвалам и пыльным чердакам, постоянно помня о ящике на центральной площади. Однако, всякий раз, когда он собирался тайком улизнуть за вожделенными табличками с картой, рядом непременно оказывался Топор. Он, с ехидной улыбочкой на тонких губах, поигрывал ремнём от винтовки, будто желая сказать: «Ну, давай! Что же ты мнёшься – дай мне повод всадить пулю тебе в затылок».

И Максим ждал другой возможности. Но дождался лишь того, что однажды Ярослав, собрав всех утром, объявил, что продолжать поиск нет никакого смысла. Он велел всем укладывать добычу в мешки, чтобы утром отправиться в обратную дорогу. Максим почувствовал себя, как человек на покатом козырьке крыши – идти вперёд скользко, тяжело и страшно, но и назад дороги нет.

Эта ночь – последняя возможность добыть карту и знак с номером, которые просто необходимы для розыска Ольги. И Максим весь день продумывал план на эту решающую ночь, внешне стараясь выглядеть беспечным и спокойным. Похоже, напускная беспечность смогла усмирить на время даже патологическую подозрительность Топора, так как в этот день его почти не было видно рядом с Максом. Видимо, он вспомнил и о других общинниках. Народу много, а глаз то всего двое.

Максим дождался темноты. Выждал, когда все уснут, и, стараясь не шуметь выскользнул из комнаты, где вповалку спали полтора десятка общинников. Чтобы не вызвать подозрений, если кто проснётся, он набил свой спальный мешок разным тряпьём. Если что, видно - в спальнике кто-то есть. Для человека, который знает, где расставлены посты по ночам, не составило труда миновать их незаметно.

Максим не рискнул выйти в ночь без оружия, но понимал, что выстрелом он обнаружит себя. Уж тогда ему не избежать кровавого шоу худосочного палача садиста. Максим уже не знал, чего ему стоит опасаться больше – засад людоедов, или расправы мстительного Топора. Решил, что лучшими союзниками в его ночном рейде будут тишина и осторожность. К счастью, ещё один союзник не заставил себя ждать – полная луна, выйдя из-за туч, щедро освещала улицы городка.

Макс, как уличный кот, без малейшего звука крался по теневой стороне улицы. Ему повезло, и на всём пути до площади, даже сонная ворона не каркнула. Добравшись до ящика, он сунул руку под крышку, схватил несколько твёрдых пластин, спрятал их за пазуху, и пошёл обратно. Дорога к базовой квартире также не была омрачена каким-либо намёком на опасность.

Успешно пробравшись в здание, и без скрипа закрыв за собой дверь комнаты, Максим медленно, но с чувством, выдохнул. Только теперь он до конца осознал, какой угрозе подверглась только что его жизнь. Успокаивая взволнованный пульс глубоким дыханием, Максим протянул руку к своему спальнику. Но, стоило ему коснуться грубой ткани, спальник сам распахнулся, и из его утробы, как в кошмарном сне, выпрыгнуло дуло дробовика, и уткнулось Максу в подбородок.

Вслед за ружьём показалась ехидная рожа Топора, сморщенная в зловещую и невероятно довольную ухмылку.

― Сю-юрприз! ― прошипел он, потом гаркнул во всё горло:

― Па-адъём! Все просыпайтесь. Сейчас будем судить предателя. Встаём, я сказал!

Соседние спальники нехотя заёрзали, выталкивая наружу, как мотыльков из коконов, заспанных мужиков. И вот, эти «мотыльки», протирая глаза, стали сбиваться в кучу, подёргивая плечами в подстывшем помещении бывшего учебного класса.

Топор велел привести всех, кроме караульных. И, когда класс забился зевающими общинниками до предела, он, продолжая удерживать пальцем спусковой крючок дробовика, другую руку запустил под куртку Максима. Торжествуя, он вскинул над головой грубые дощечки с клеймом серпа, молота и ножа.

― Все видели! Вот куда наш Максимка лыжи навострил – в новую комуну, так называемую. Он, наверное, забыл, что по-настоящему правильный новый порядок завещан нам Лешими через мудрость Ведущего. Он забыл? Нет, просто ищет где бы лучше устроиться, и ради этого решил предать Леших, Ведущего, вас всех. А я ведь предупреждал, что будет с тем, у кого найдутся вот эти знаки, ― палач снова тряхнул высоко задранной к потолку рукой. Дощечки сухо брякнули, будто подтверждая его слова.

― Смерть! Казнь без суда и болтовни. Я в этой экспедиции представляю волю Ведущего, и говорю, что казнь случится здесь и сейчас.

Дуло ружья дрожало на горле Максима, подтверждая небывалое возбуждение палача. Как же – он наконец-то сможет отомстить своему недругу. За издёвки, за тот удар по носу, но более всего просто по причине какой-то иррациональной неприязни, возникшей у него сразу, как только он встретил Максима. Подобную неприязнь он испытывал ко многим общинникам. Никто не знал почему. Разумеется, друзей среди лесопоклонников Топор не имел, и общался, в основном, только с Ведущим.

Поэтому Максим не очень удивился, когда на призыв стать помощником палача, мужики принялись, переминаясь, почёсывать затылки, но вызваться никто не спешил. Максим уже сглотнул горькую слюну, понимая, что смерть будет быстрой – от заряда картечи в голову. Умирать жутко не хотелось, но мучиться под ножом Топора желание было ещё меньше.

А без помощника утолить свою страсть к мучениям Топор не сможет – он тоже не дурак, и понимает, что, стоит убрать ружьё, как Макс бросится на него в тот же миг. И тогда исход схватки будет зависеть лишь от того, насколько быстро общинники сообразят оттащить Максима.

Топор обвёл взбешённым взглядом общинников.

― Я сказал – мне нужен помощник, кто-то не расслышал? ― ни звука в ответ, если не считать покашливания в углу. Палач решил зайти с другой стороны:

― Я понимаю – дело непривычное. Но тот, кто поможет мне расправиться с предателем, не пожалеет о своём решении. Я доложу о нём Ведущему, и можно считать, что он уже допущен им в круг самых доверенных лиц. Я предлагаю вам стать избранным среди избранных. Надо просто помочь мне раздавить этого червя.