Вопль стал громче, разделился на разные голоса, но ярость в интонации быстро сменилась ужасом и отчаянием.

― Комната горит, братцы! Пропали мы, надо прыгать.

― Ты чего, бугай стукнутый, парашют в кармане таскаешь? Мы же ноги переломаем.

― Ну и задыхайтесь тут, бараны, а меня уже огонь за пятки кусает. Долго здесь не высидишь.

Максим выглянул из-за угла, желая посмотреть, как его враги будут прыгать с высоты второго этажа на обледенелый газон. Тот здоровяк, что держал в руках дробовик, высунул голову из облака дыма, и поводил по сторонам слезящимися глазами. Должно быть его, Максима, высматривал. Но, похоже, не углядел, потому что, ухватив дробовик за самое дуло, и слегка раскачав, бросил его так, чтобы ружьё мягко приземлилось на голые ветки маленького куста.

Потом мужик неуклюже вскарабкался на подоконник, и, развернувшись задом к улице, принялся одну за другой опускать вниз ноги. Максим посмотрел на боязливые попытки его обидчика спасти свою никчёмную жизнь, потом перевёл взгляд на ружьё, повисшее на тонких ветках. Можно успеть, надо успеть!

Максим покрепче сжал в руке рукоять молотка, и, не выпуская из поля зрения повисшего на руках грузного мародёра, бросился к ружью. И он успел. Смог ухватить приклад дробовика, как раз в тот момент, когда мужик грохнулся на землю. Именно грохнулся, так как после падения не смог устоять на ногах, и с размаху приложился ягодицами о мокрый лёд.

Максим даже со спины заметил, что упавшему трудно дышать. Да, что там – Макс будто сам ощутил силу удара о мёрзлую землю. Но на то, чтоб отдышаться много времени не потребуется – Максим прекрасно понимал это, и крепче сжал приклад ружья. Но тут же поменял решение. Сделав несколько быстрых шагов в сторону сидящего на земле мужчины, Максим со всего маху опустил на спутанные, сальные волосы свой молоток.

Звук от удара был звонким, как от сухого дерева. Наивно полагая, что одного такого удара будет вполне достаточно, Максим ждал, когда же здоровяк затихнет у его ног. Максим чётко видел вмятину на черепе, которая быстро наполнялась кровью. Однако, мужик заревел, как раненный медведь, и стал медленно поворачиваться к Максиму. Тот принялся по-новой наносить жесточайшие удары. Один, другой, третий… и так до тех пор, пока обмякшее тело не распласталось, как мешок старого тряпья.

Не успел Максим утереть со лба капельки пота, как над головой прозвучал плачущий женский голос:

― Жорик, ну что, получилось? Ты меня поймаешь? Здесь уже невозможно жарко. Задыхаюсь.

Конечно, Максим сразу узнал этот голос, и даже жалобные интонации были всё те же. «Похоже, она и в жизни так общается, а не только, когда требуется простачка выманить», ― решил он. Вслух же, стараясь унять нотки волнения в голосе(как-никак, человека только что убил), он крикнул:

― Конечно, поймаю, крошка, с превеликой радостью.

Максим посмотрел в слезящиеся глазки дамочки, благодаря которой едва не лишился жизни. Потом он поманил её окровавленным молотком. Девица скрылась в дыму, и её место в окне заняла отвратительная, почерневшая от сажи, физиономия. Рожа злобно оскалилась. Максим направил дуло дробовика точно на одну линию с переносицей наглеца.

― Спрячься, чёртов подгузник. Я с дамой беседовал, и тебя не приглашал.

Чумазый бандит попытался плюнуть на голову Максу, но, похоже, от дыма и жара слюна в его рту высохла. Однако, сам жест Максиму очень не понравился. Грязная рожа решила не останавливаться, и распахнула кривозубую пасть:

― Да пошёл ты, козлина. Я спущусь и на ремни тебя порежу. Я тебя жрать по куску буду, и заставлю на это смотреть. Я…

Максим пожал плечами, и надавил на спуск. Хлопок выстрела, истошный вопль наверху – и, рассыпавшееся кровавыми лохмотьями лицо, скрылось в чёрно-оранжевом аду пылающей комнаты. Ему на смену тут же высунулась до смерти перепуганная девица.

― Не стреляй, умоляю, убери пушку. Мы уже почти задохнулись, у нас волдыри от ожогов, нас рвёт постоянно так, что сердце почти через горло вылазит. Ещё полчаса, и ту одни головешки останутся. Дай нам спуститься – мы всё для тебя сделаем. Пожалей нас.

Максим в ответ молча помотал головой, давая понять, что жалеть никого не планирует. Конечно, он на мгновение всё же почувствовал некоторую жалость к запертым в душегубке людям – что ни говори, а девчонка хороша, как актриса. Убеждать она умеет. Но мгновение, на то и мгновение, что быстро заканчивается, уступая следующему. А в следующий миг Максим снова вспомнил боль и унижение прошедшей ночи. Нет, ребята, такое прощать нельзя.

Вдруг из комнаты раздался ужасающий, звериный рёв. Грязная лапа откинула женщину от окна, и в следующую секунду в проём выпрыгнул мужик, размахивая огромным тесаком. На что он рассчитывал, непонятно – если напугать Максима, то частично ему это удалось. Самому бесстрашному заори сзади на ухо – он вздрогнет. Эффект неожиданности. Вот и Максим застыл в недоумении, но лишь на пару секунд.

Если же мужик, обезумев от едкого дыма и нестерпимого жара, решил, выскочив в окно, напасть на Максима, то его замысел был обречён на провал. Земное притяжение ни для кого исключений не делает, и мужик, грузно, как-то боком рухнув на обледенелый асфальт, заголосил невероятно высоким голосом. Про тесак он совершенно забыл, и тот валялся в метре от корчащегося прыгуна. Максим подошёл ближе, изготовив молоток для удара.

Подступив ближе к упавшему, он брезгливо поёжился – одна нога бедолаги была неестественно вывернута, и светло-серая кость вспорола обильно смоченную кровью и мочой ткань брюк. Тот, кто вчера хотел лишить жизни Максима, сейчас, не прекращая вопить, повернулся к недавней жертве. Его лицо, искажённое гримасой боли и ненависти, представляло собой один большой ожог. Максиму даже показалось, что вздувшаяся багровыми волдырями кожа слегка дымится и потрескивает, как мясо на гриле.

Максим не стал ждать, и пробил молотком самую макушку обожжённой головы. Вопль, который доводил его до оторопи, стих только после четвёртого, или пятого удара, когда жало молотка с чавканьем опускалось уже в кашу из мозгов и осколков кости.

Всё, отмучился! С некоторыми людьми лучше не связываться, но этот бандит слишком поздно уяснил это для себя. Хотя, Максим сильно сомневался, в том, что такие люди вообще способны что-либо понять. Образумить их можно лишь с помощью пули, ножа, огня или вот… молотка.

Максим отвернулся от агонизирующего тела как раз вовремя – в окно вылезала крикливая девица, которую придерживал мужчина в тлеющей куртке. Похоже, что он только что сбил с одежды пламя. Решили воспользоваться тем, что Максим отвлёкся на их товарища, да упокоится тот с миром, и думали под шумок сбежать от наказания. Не тут-то было! Максим подошёл к ним поближе, и передёрнул затвор дробовика. Он уже знал, как сделать это погромче и пострашней. Так, чтобы у того, кто услышит это сухое клацание, засосало под ложечкой в ожидании выстрела.

― Не рано ли вы уходить собрались, гости дорогие? Вам же так нравилось у печки греться. Вот и грейтесь, твари. Лезьте обратно или картечью грудь разворочу.

Женщина снова заголосила, на этот раз ещё проникновенней и жалостливей.

― Ну, отпусти ты нас. Мы уйдём, и ты нас никогда не увидишь.

― Я вас и так больше никогда не увижу. И никто не увидит, за что мне все только спасибо скажут – меньше мрази на земле останется, ― Максим поигрывал дробовиком, упиваясь ролью праведного мстителя. На время он даже забыл о болячках, полученных благодаря этим «просителям».

Девушка уже не играла – по её лицу, смешиваясь с сажей текли слёзы. Сама она, не просила, а уже ревела в голос:

― Умоляю, отпусти нас. Да, какого чёрта – нас? Меня отпусти, я тебе пригожусь. Я такое могу, что ты о других бабах вмиг забудешь. Я всё для тебя сделаю. Любое желание. Только помоги мне выбраться.

Максим опустил ружьё, но не потому, что внял увещеваниям девицы – просто рука затекла. Но в глазах женщины он успел заметить мелькнувший огонёк надежды. Сам не зная почему, но он решил дать ей немного пожить – в конце-концов, с одной женщиной он всегда сможет справиться, в случае, если она решит навредить ему.