Максим изобразил рукой с зажатым в ней молотком, приглашающий жест:

― Ладно, ты одна можешь прыгать – убивать пока не стану. Но только ты.

Женщина мгновенно прекратила реветь, продолжая лишь негромко всхлипывать: «Да, только я. Да, на кой мне ещё кто-то. Только я», ― суетливо принялась карабкаться на карниз. Однако, едва она перекинула за окно лишь одну ногу, в её густые волосы вцепилась огромная, обожженная ручища. Надежда на её лице мгновенно сменилась ужасом, когда из дыма, вслед за рукой, появилось лицо, с которого кусками слезала кожа, будто шкурка с разваренной картофелины.

Намотав волосы женщины на руку так, что её веки полностью обнажили перламутр глазных белков, монстр, этот человек-головешка, взревел:

― Куда же ты без меня, крошка? Не выйдет – со мной пойдёшь. На тот свет, и прямо сейчас, ― лишившийся рассудка от боли и удушья мужчина бросился в объятую огнём комнату. Он буквально запрыгнул, вскочил в самое пекло пожара, как на борт уплывающего катера, увлекая за собой несчастную женщину. Вопли, что вылетали из пламени, были недолгими, но пробирали до самого костного мозга высочайшей концентрацией в них боли и безысходности.

Максим подождал, когда утихнет последний стон, и отошёл на противоположную сторону улицы. Возле стен его бывшего убежища становилось нестерпимо жарко. Максим устало опёрся о кирпичную стенку здания. Пламя уже вырывалось из окон, и, будто огромными пальцами, щекотало кирпичную стену. Было видно, что пожар бушует и в коридоре, и в некоторых смежных кабинетах. Через пару часов, может чуть больше, от старой школы останется лишь закопченная кирпичная коробка.

Максим с сожалением смотрел на пожар, им же устроенный, щурясь на ослепительно-оранжевую стену огня. Всё же, здесь он смог пережить самое суровое время – морозы, метели, пронизывающие зимние ветра. Сейчас уже нет таких смертоносных морозов, даже по ночам. Однако, выйти из города пока не получится из-за раскисших до полной непроходимости полей и просёлков. Придётся подыскать новое убежище. Хотя бы на пару недель.

И уходить на поиски надо прямо сейчас, пока на пожар толпами не сбежались зеваки. Это дело такое: бедствия всегда людей манили, как мотыльков на свет. И в прежние, спокойные дни, и, уж тем более, в нынешние времена, бедные на развлечения. Набегут, как миленькие. А Максиму не очень то хотелось встречаться с незнакомцами. Как показали события последних суток – от таких встреч можно ждать любых неприятностей.

Макс прихватил тесак одного из мародёров – вещь нужная и универсальная, а то его маленький ножичек не во всяком деле хорош. Ну, хоть какая польза, взамен нанесённого вреда. Он обыскал трупы. Спички – пригодятся. Сигареты – Максим не курил, но понимал, что такой товар сейчас в ходу – всегда можно на что-нибудь сменять.

Стоп! А это что такое? В подкладке куртки одного из бандитов Максим нащупал с десяток небольших прямоугольных предметов. Он рывком порвал потёртую материю. Ну надо же – мобильники. Самые настоящие, мобильные телефоны! Максим удивился, так как успел отвыкнуть от столь привычной когда-то вещицы.

Свой он выкинул вскоре после того, как покинул Москву. Связь пропала ещё до момента, когда разрядилась батарея, которую, кстати, тоже не предвиделось возможностей зарядить. Видимо, стало слишком опасно поддерживать работоспособность вышек-станций, расположенных в полях, перелесках, близ деревень и маленьких посёлков. А может, это был временный сбой. В любом случае, счёт пополнять теперь негде.

Зачем же этому обалдую понадобилось столько безжизненных и бесполезных теперь аппаратов? Для коллекции, или в расчёте когда-нибудь продать? Что ж, теперь Максим мог только догадываться о замыслах покойника, но ему было уже не до этого. В отсветах пожара стали внезапно появляться, и пугливо исчезать малочисленные тени. Пора уходить, пока не подтянулись более сплочённые и решительные компании, вроде тех, которые опрометчиво не добили его этой ночью.

Пока окончательно не стемнело, надо было найти относительно безопасное убежище. Максим посчитал патроны в магазине дробовика. Три штуки. Не густо, придётся экономить, и стрелять только в самых исключительных случаях. Если человек не совсем ослаб рассудком, ему будет достаточно одного вида направленного на него оружия. Он ведь не угадает, сколько патронов в магазине. Да, и сколько бы ни было – ему-то достанет и одного. Это одна из приятных сторон владения оружием, ради которой Максим не выпускал дробовик из рук.

Он решил идти в ту сторону, с которой они с лесопоклонниками когда-то вошли в город. Просто, именно оттуда он решил начать свой дальний поход, когда придёт время и земля подсохнет. До тайника с тушёнкой путь неблизкий, а до «Нового мира» и того дальше. И это напрямую – не по дорогам, а поперёк их пересекая.

По магистралям, конечно, удобней, но там теперь засады за каждым поворотом. Всем ведь ясно, что люди к дорогам тянутся – там их и надо ловить тем, кто ищет лёгкой наживы и не брезгует лишний раз кровь пустить ближнему. Только идиот в одиночку, без хорошей поддержки по дорогам путешествовать решится.

Максим себя таковым не считал, и остановился в пустой хибарке на отшибе, возле старого бетонного забора. Похоже, что когда-то за этой оградой располагались склады, или подсобные цеха какой-нибудь фабрики. А этот бревенчатый домишко служил в те времена чем-то вроде проходной и, одновременно, бытовки для сторожей. Странный выбор для пропускного пункта. Максим так и не понял – куда вёл этот выход? Может, дорогу много лет назад провели по-новой, но уже в другом месте? Там и ворота другие прорубили, а тут проход оставили так – на всякий пожарный, или, просто, руки не дошли заделать.

Место было настолько глухое, что даже на заборе, кроме лишайников и сизой плесени, не было ни обычных в таких местах граффити, ни даже просто похабных надписей, которые, порой, будто сами собой прорастают на свободных плоскостях. А здесь – ни закорючки, ни чёрточки. И правильно – кому читать-то? С одной стороны – осиротевшие ангары, с другой – заболоченный пустырь, упирающийся у горизонта в реденький, как пушок на лысине, лесок.

Максим нашёл эту развалюху случайно, когда, выйдя из города, увидел в стороне от дороги забор, и решил обойти его. Домишко привлёк его уединённостью, почти целыми стёклами, прекрасным обзором окрестностей и небольшой печуркой в углу. Ну, и ещё ему понравилось, что в случае опасности он мог легко скрыться как в одну, так и в другую от забора сторону. С учётом последнего случая – огромный плюс в пользу выбора для временного жилья этого домика из почерневших от старости брёвен.

Максим смог наломать дощечек от сваленных у забора складских поддонов, ещё до того, как окончательно стемнело. На растопку печи ушёл почти час. Дым поначалу не желал уходить в трубу, настойчиво растекаясь едким облаком по жилищу. Лишь когда Максим вспомнил, что надо открыть заслонку трубы, дело пошло на лад. Ясно, что он слегка одичал в городе с центральным отоплением, да потом со своей самопальной буржуйкой-каменкой, и позабыл о том, как нормальными деревенскими печами пользоваться.

В комнате, освещаемой лишь красноватыми бликами печного огня, Максима неодолимо тянуло спать. Даже напомнившие о себе болячки, полученные в начале дня, бессильны были разогнать неодолимую дремоту, клонившую его голову к полу. Он едва дождался, когда тесная комнатка прогреется, а деревяшки в печи прогорят до углей. Тогда Максим, хватаясь за бок с больными рёбрами, дотянулся до печной заслонки, задвинул её до упора, выпачкав ладони сажей, и, растянувшись прямо на дощатом полу, забылся крепчайшим сном.

Проснулся Максим оттого, что в щели пола ощутимо веяло холодком. А солнце, подползающее к самой макушке небесного свода, не оставляло сомнений в том, что здоровый сон продлился аж до полудня. Максим, поохав, когда болячки тоже проснулись, стал неспешно собираться на поиск еды. Что бы там ни случилось, а ждать придётся здесь, и есть что-нибудь надо.