― А ну, брось монтажку! ― и железный штырь тут же отлетел в сторону, громыхнув по топливному баку машины. Мужчина вытянул перед собой руки, будто желая остановить рассерженного Максима.

― Успокойся, ты чего… Я ничего такого не делал. Я прямо сейчас ухожу, только не убивай.

Максим уже немного отошёл от раздражения, охватившего его после столь бесцеремонной побудки. Кроме того, он успел заметить, что мужик вполне безобиден. Поняв, что слегка переборщил, пытаясь упредить возможную опасность, Максим попробовал придать лицу более дружелюбное выражение.

― Да, ты чего, мужик – не психуй. Не собираюсь я тебя убивать. Просто спросонья не сообразил – кто тут ломится. Сам знаешь, ухо надо востро держать. Так, а чего ты по железу-то лупил? На дурака, вроде, не похож.

Мужчина, помялся минуту, всё ещё не решаясь ответить грозному незнакомцу. Но, когда Максим сделал ещё шаг ему навстречу, надумал-таки раскрыть рот.

― Да у меня машинка-то старенькая – мне сейчас любая гайка сгодится, любая автожелезка. А тут много чего наковырять можно. Вот, и громыхал. Надо было сначала в кабину заглянуть, ты уж извини.

Максим не верил своим ушам – человек сказал, что имеет машину. Это же просто подарок судьбы! Максим решил развить тему транспорта:

― Машина? Ты на колёсах? Это как же ты сумел? Я вроде слышал, что вся нефтеперегонка работает только на поддержание армии и избранных в столице. То-то, машин не видать давно – насухую, без топлива, не ездят. Вот эта головешка, кстати, тоже из московского автопарка, ― Максим опять махнул рукой в сторону грузовика.

Было заметно, что его собеседник, поняв, что расправа ему не грозит, немного расслабился. Более того, на его лице читалась гордость, оттого, что смог вызвать изумление у незнакомого, и, похоже, бывалого человека. Загадочно улыбнувшись, мужчина не менее туманно произнёс:

― Вот, сумел. Езжу, и стараюсь воякам на глаза не попадаться.

― Да как же – не попадаться, если у них все дороги под контролем. Конвои с броневиками туда-сюда разъезжают. Со мной в об…, ― Максим хотел сказать «в общине», но, решив, что тогда придётся рассказывать, что за община такая и многое другое, тут же поправился:

― В общем, знакомый один рассказывал, как его на дороге патруль остановил. Начали расспрашивать: откуда бензин, у кого брал, покажи, да расскажи. И хорошо так спрашивали, по-настоящему, с пристрастием. Еле убежал от них. А ты…, да, кстати – а как тебя зовут то? Я – Максим, ― и Макс протянул руку незнакомцу.

Тот, мгновение помешкав, пожал протянутую руку.

― А я – Григорий, Гриша. А как ездить удаётся? Да у меня машинка настолько убогая, ― в этом месте Григорий понизил голос, будто опасаясь, что его автомобиль услышит оскорбительный отзыв:

― Настолько старая и потрёпанная, что, когда, услышав приближение конвоя, съезжаю на обочину, её любой примет разве что за груду металлолома. И бензином мой «Москвичёнок» никаким не брезгует. Да, и не такой уж прожорливый. Вот и езжу на смеси из того, что сцедил из баков брошенных машин. Таких тачек на дорогах без счёту. Военным некогда ими заниматься, а прочие выбирают тачки посимпатичней и подороже. Идиоты! Вот их и высаживают на обочину или вояки или бандиты – видя машину, думают, что есть чем поживиться у владельца. Если в живых оставят – считай, повезло.

― Да, Гриша, ты молодец – соображаешь. Вот, я бы тоже выбрал тачку помощнее, если бы не пришлось последние месяцы вдали от дорог путаться.

Максим вспомнил про тушёнку, и его тут же посетила неожиданная мысль.

― Слушай, Гриша, а ты тушёнку любишь?

Григорий минуту стоял, выпучив глаза, будто его спросили, давно ли он купался в бассейне с шампанским. Его щёки зашевелились – казалось, он пробует на вкус подзабытое слово, и этот вкус ему очень нравится. Гриша сглотнул, и зашевелил губами, желая что-то сказать, но Максим жестом предложил ему не делать этого. Он вернулся к кабине, и вытащил начатую банку мясных консервов, которую оставил на утро.

― Держи, Григорий. Бери, бери, не тушуйся, ― Макс, чуть ли не силой принялся впихивать жестянку новому знакомцу, который не мог поверить своему счастью. Наконец, дрожащими руками он принял дар, пару минут рассматривал и ощупывал банку, водил пальцем по острому краю крышки. Потом, как голодный пёс, стал обнюхивать содержимое жестянки, блаженно зажмурившись. Наконец, убедившись, что всё это не сон и не мираж, запустил пальцы в банку, и, вытаскивая кусок за куском, стал бросать мясо в рот.

Максим терпеливо ждал, когда Григорий выскоблит банку до блеска, не оставив ни капли жира. Потом подмигнул блаженно улыбавшемуся автовладельцу, и начал сразу с главного:

― Ну, вижу понравилось. А хочешь ещё три банки, целых, неоткрытых, получить?

― Так-так, вижу, к чему клонишь – машина нужна. В принципе, я сейчас ничем не занят. Так что можно подумать. А куда ехать? ― сказал Григорий в ответ, напустив на себя такой важный вид, будто не он только что пальцами тушёнку в рот пихал. Решил, что теперь игра перешла на его поле. Пусть так – Максим достал схему, добытую в городке с висельниками, и стал объяснять маршрут.

― Вот по этой трассе до бетонки, там придётся почти полкольца проехать, потом ещё с полсотни километров, а дальше…

На этом месте Григорий бесцеремонно прервал Максима:

― А дальше можешь не продолжать – ехать в такую даль, да ты знаешь, что теперь на дорогах творится? А я столько видел, что выезжаю только в случае крайней необходимости. Нет, что ты, разве что… десять банок?

Максим невольно прыснул, вспомнив московских таксистов-«бомбил» из недавнего прошлого. Всё то же, что и тогда: «Там пробки, бензин дорожает, там проехать сложно, обратно пустым далеко ехать – накинь соточку по такому случаю». Отсмеявшись, Максим нахмурился, и демонстративно принялся играть тесаком, накручивая в воздухе восьмёрки, и, иногда постукивая плашмя по прикладу дробовика.

― Пять банок – и на этом точка. Отказываться не советую – нервировать человека с оружием не очень умно. Ну, как, согласен?

На лице Григория не мелькнуло и тени разочарования – похоже, пять банок тушёнки вполне устраивали его, как гонорар. А десять запросил так, на удачу – вдруг согласится пассажир. Но, видимо, Гриша был из тех людей, что предпочитают иметь своё слово последним в любом разговоре. Вот и теперь, он с некоторой ехидцей произнёс:

― Конечно, согласен – с пушкой ты ведь и машину можешь отобрать. Хотя, это вряд ли поможет – моя старушка, одного меня слушается, и то не всегда. Эх, ну давай, поехали, пока светло.

Максим вернулся к кабине грузовика, чтобы набить жестянками консервов самодельный, тряпочно-проволочный рюкзак. Потом поспешил вслед за Григорием. Заметив автомобиль, к которому подходил его новый знакомец, Максим не сразу поверил, что такой хлам способен передвигаться. Кузов с живописным «горбом» был покрыт пятнами ржавчины и разноцветными лохмотьями осыпающейся краски. Мусорного колорита добавляли также, сделанные краской из баллончика, витиеватые надписи, из которых самым читаемым оказалось матерное словцо из трёх букв.

Максим так залюбовался развалиной на колёсах, что не сразу вспомнил, что в салоне Гриша мог оставить оружие. С чего бы он так доверился незнакомому водителю? И едва Григорий приоткрыл дверцу авто, Максим бросился к нему с криком:

― Стоп!

Григорий дёрнулся от неожиданности, и ответил пассажиру полным удивления взглядом. Максим ухватился за ручку дверцы, мягко отпихнув хозяина «Москвича».

― Давай-ка я салон осмотрю. На всякий случай, ― уже спокойно произнёс Макс. Григорий понял, в чём причина такого любопытства, и попытался отшутиться:

― Думаешь, у меня ствол под сидением? Вот уж напрасно – мне вера не позволяет оружие иметь.

― Ага, вера не велит хвостом шевелить, а кончиком можно, ― Максим забрался в пыльный салон. Он принялся заглядывать под сидения, обтянутые искусственной кожей, в бардачок и даже под коврики, но так и не смог обнаружить ничего, способного стрелять. Конечно, железок, которыми можно голову пробить имелось предостаточно. Однако, для того, чтоб их применить, требовалось хорошо замахнуться, для чего в салоне было слишком мало места.