Да и Максим не собирался спать всю дорогу, давая Грише шанс к нападению. Осмотрев ещё раз все потайные места потёртого салона, Максим, неуклюже, по-крабьи, раскорячившись, вылез из автомобиля.

― Извини, Гриша. Вера – хорошо, а уверенность – лучше. А, на самом деле, почему не разжился оружием-то?

Григорий смущённо потупился, и несколько раз подёргал молнию куртки вверх-вниз. Наконец, оставив застёжку в покое, решился ответить:

― Только не смейся, но не умею я пользоваться оружием по назначению. Вернее, духа не хватает в человека пальнуть. Смог тут как-то раздобыть «Макарова», а в нужный момент палец на курке, будто судорогой свело – держу гада на мушке, а выстрела не получается. В общем, и пистолет отобрали, и сам еле живой уполз. Считай, повезло – не добили только потому, что из-за трофея передрались, а я в этот момент и дал ходу.

Максим сочувственно кивнул, и прошёл к пассажирской двери. Пора убедиться, что этот размалёванный музейный экспонат, способен ездить по дорогам. И это чудо поехало! Всё вокруг скрипело, щёлкало и свистело. Передачи переключались с оглушительным рычаньем, и не всегда с первого раза, а руль и педали жалобно стонали, вынуждая с непривычки ёжиться, прогоняя мурашки, бегущие по телу.

Но, главное заключалось в том, что эта пёстрая «музыкальная шкатулка» всё же ехала, довольно резво подминая под капот километры потрескавшегося асфальта. А от прежнего состояния подмосковной трассы, на которое равнялись соседние области, не осталось и воспоминаний. Тяжёлые бронемашины, охранявшие в пути грузовые колонны с продуктами для столицы, за год изрядно подпортили покрытие. А иногда, и вовсе, приходилось объезжать глубокие воронки неясного происхождения – может, от снарядов или гранат, а, может, банальные промоины от стока вешних вод.

Водитель и пассажир порой прыгали в салоне, как сухие горошины в детской погремушке. Максим, наблюдая за Григорием отметил, что тот довольно сносно переносит неистовую дорожную тряску – видно, что человек привычный. Глядя на него, и Максим старался поскорее адаптироваться к повторяющимся болезненным подскокам. Немало тому способствовал богатый водительский опыт, ведь когда-то и Максиму доводилось по самым разным дорогам кататься. Изредка попадались и разбитые просёлки, на один из которых стала похожа теперь эта трасса.

Спустя час неистового родео в сопровождении скрипов и рычания, испускаемых деталями «москвича», Максим стал разбирать то, что говорил его спутник. Гриша рассказывал дорожные байки, по-детски хвастая своей небывалой ловкостью и прозорливостью.

― А вот случай был. Еду, значит, а поперёк дороги дерево лежит. И так аккуратно – не объедешь. Будто ветром повалило. Остановился, хотел попробовать в сторону бревно столкнуть. Только из машины вылез, только за сучок ухватился – глядь, а из кювета амбалы с палками и ножами повыскакивали, и ко мне бегут. Я рыбкой в кабину – прыг. Завёлся, а ехать некуда – с одной стороны бревно дорогу перегородило, с другой отморозки цепью раскорячились. Но я не растерялся, и прямо на бандитов помчался. Те всё ждали до последнего, что испугаюсь, и не уходили с дороги. Так что тех, что отпрыгнуть не успели – сшиб, как кегли. До места только на следующий день добрался, когда конвой проехал, а я за ними вслед.

Максим понимающе кивнул, и, больше от желания показать, что не спит и контролирует ситуацию, нежели из жажды общения, вяло высказался:

― Да, теперь без веской причины лучше не останавливаться.

― Это точно. А тут ещё бывает, голосует у обочины какая-нибудь барышня, или парочка с ребёнком, а остановишься из жалости – из-за бугорка сообщники выскакивают. Хочешь тронуться и скорость прибавить, так эти пассажиры верещат, и за руки, за ноги хватают. Хорошо, монтировка под сидением – вразумил мерзавцев, невзирая на пол и возраст, да и вышвырнул прямо на ходу. Так что, и не проси ещё попутчиков взять – не остановлюсь, хоть стреляй. Слышал, не один водила так сгинул, по доброте своей.

Максим помотал головой, прогоняя саму мысль о появлении подобных попутчиков, и успокоил Григория:

― Да мне дела до них нет, до автостопщиков – лишь бы до места добраться, отдать тебе консервы, и всё. Чем меньше будет остановок, тем лучше. Подожди-ка, Гриша, а как же гаишники – им тоже не остановишь?

Григорий посмотрел на Максима так, будто у того вместо головы куст смородины вырос.

― Ну, ты даёшь, мужик – гаишники! Да если они ещё и остались, то от ряженых бандитов мало, чем отличаются. Так что, если они нам и попадутся, сделаем вид, будто останавливаемся. А потом, педаль газа в пол, и скорей до ближайшего поворота, чтобы колёса прострелить не успели, или голову.

Максим, слушая Григория понял, что во всех, касающихся дороги, делах стоит полностью довериться ему. Всё-таки, в лесу, да в поле опасности заметно отличались от тех, что описывал опытный шофёр. Понял Максим и ещё кое-что. А именно, что за время скитаний в полном одиночестве, он будто копил все свои мысли и переживания глубоко внутри, под гнётом внешнего спокойствия и уверенности.

Теперь же, потоком слов со стороны общительного попутчика, дамба сдержанного молчания была сильно подточена, и Максиму захотелось выговориться. Его нестерпимо тянуло излить душу впервые за долгие месяцы. И он, дождавшись, когда иссякнут бесконечные дорожные истории Григория, заговорил.

Максим принялся рассказывать о том, как познакомился с Ольгой, и как потерял с ней связь. Как вырвался из замкнутой безопасности большого города, в надежде отыскать следы возлюбленной. Он рассказал о своей жизни в секте лесопоклонников, и в городке, задушенном гирляндами мёртвых тел. Рассказал всё, вплоть до момента, когда утром был разбужен металлическим лязгом, и познакомился с владельцем автомобиля, способного худо-бедно передвигаться.

Григорий слушал, не проронив ни единого слова. Лишь выражение его лица менялось в зависимости от накала событий в описываемой сцене. Максим же не мог остановиться, и рассказывал, и рассказывал всё подряд, что запомнилось из событий последних недель и месяцев. Раньше он видел подобное, наблюдая за героями кинофильмов, сериалов, и даже рекламных роликов. Все эти спекуляции на тему очистительной исповеди, вроде тех, где присутствует сакральная реплика: «У вас проблемы? Хотите поговорить об этом?».

Теперь же он сам буквально почувствовал, как с каждым словом, какая-то незримая, но чётко осязаемая тяжесть, покидает его сердце, очищая простор для свежих сил, необходимых в достижении его целей. Видя, как опускаются сочувственно уголки рта Григория, когда звучит рассказ о попытке Топора принести Макса в жертву, или, как пляшут искры в глазах, при прослушивании сцен вражеских предсмертных мучений, Максим понимал, что делал всё верно. Его рукой двигала сама судьба, иначе он был бы уже мёртв. А раз удача на его стороне, значит ничто не в силах помешать ему. И вскоре он обязательно встретит, и вырвет из любых бед свою ненаглядную Ольгу.

Когда Максим, наконец, закончил свой долгий рассказ, минут пять в салоне висела тишина, прерываемая лишь стонами старенькой машины. Обоим мужикам требовалось время, чтобы поразмыслить над услышанным. Даже самому рассказчику. Ведь, вслух описывая свои злоключения, он будто отстранённо взирал со стороны на самого себя. И сам себе он был, конечно, приятен, несмотря на некоторые ошибки, которых можно было избежать.

Минуты тишины окончились, с громким и восхищённым возгласом водителя.

― Да-а, ну и покувыркался ты, Макс. А я думал, что у меня тут жизнь бойкая. А вдали от трассы, оказывается, опасностей не меньше.

― Ерунда, ― снисходительно отмахнулся Максим, всем своим видом стараясь показать, что все эти злоключения для такого бывалого человека, как он так же обыденны, как путь от дверей квартиры до почтового ящика. Тут же его внимание привлекла «свалка» из десятка лекговушек, запрудивших дорогу возле крутого поворота.

― Гриша, приторомози. Видишь, впереди штабель из тачек. Может, там ещё бензина можно нацедить. Ехать-то далеко.