На нашу долю остались костюмы из фильма — вместе с «Фаблоном», — и мы записали еще несколько пластинок на «Декке». Нашим 3-м синглом была «No Good Without You Baby» («Без тебя, малышка, всё плохо») — редкая песня Марвина Гэя — с «How Can It Be» («Как это может случиться») на обратной стороне. Следом за ней вышли «Say Those Magic Words» («Скажи эти волшебные слова») вместе с «Daddy, Daddy» («Папочка, папочка»).
Конец нашим с Лео отношениям пришёл, когда он организовал нам концерт под Новый Год в «Starlight Ballroom» в Садбери в декабре 1965 г. Обычно в конце вечера приходили Лео, Колин или еще кто-то, чтобы утрясти вопросы с менеджментом. Но в тот вечер Лео не появился. Никто вообще не пришел. И вот Али, у которого единственного в группе было какое-то деловое чутьё, пошёл получать гонорар. Когда он увидел, сколько это много, то просто не мог в это поверить. В это не мог поверить вообще никто из нас. Гонорар приближался к 1000 фунтам. Мы были ошарашены. Лео нам платил всего ничего, и мы даже и не подозревали, сколько он зарабатывает на наших выступлениях.
Мы решили, что нам пора распрощаться с Лео.
Мы назначили общее собрание в доме родителей Кима на Эдгар-роуд. Мы решили собрать компромат на Лео, так что я и Ким спрятали диктофон под столом, чтобы тайно записать наш с ним разговор.
Лео убеждал нас как только мог: дескать, он отстаивал наши интересы от чистого сердца, и даже предложил нам сценическую одежду — отличный ход. Но я отлично знал, что «Small Faces» ходят на Карнаби-стрит, покупают там себе всё, что хотят, а их менеджер Дон Арденн (теперь более известный как папа Шэрон Осборн) за всё платил. Я тогда еще не понимал, что это был старый трюк — группа получает новую одежду, но менеджер по-прежнему забирает себе все деньги. «Birds» заработали для Лео кучу денег. Он женился и открыл на наши гонорары сеть бакалейных магазинов.
Тогдашняя музыкальная сцена в Англии разительно отличалась от сегодняшней. Теперь такие группы, как «Роллинг Стоунз» — это большой бизнес. Они изолированы от других групп частными самолетами, менеджерами, адвокатами, бухгалтерами, роудями, сценическими бригадами, тусовщиками и телохранителями. А тогда мы все сидели по фургончикам, все катались по одним и тем же дорогам и сталкивались там с себе подобными. Все знали друг друга, и каждый играл на пластинках товарищей даже без указания своего участия.
На Эл-Пай-айленд посередине Темзы недалеко от Твикенэма была старая гостиница, которая стала известным местом для концертов, где мечтал сыграть каждый — Длинный Джон Болдри и Род Стюарт, Джон Мэйолл и Эрик Клэптон, Джефф Бек и «Tridents», «the Who». Если кто-то и не играл на Эл-Пай-Айленде, то, по крайней мере приходил сюда посмотреть на тех, кто это делал. Здесь можно было открыть для себя Сирила Дэвиса и его «R&B All Stars» — то, как Сирил играл «Country Line Special» («Спецпоезд в сельской местности») на своей гармонике, было зрелищем и настоящим праздником звука. Благодаря нему я тоже занялся гармоникой. Однажды к Сирил на сцену подошел Джаггер и спросил: «Как же ты тянешь ноту?» «Ну… тебе для этого понадобится пара плоскогубцев», — отвечал Сирил.
В Ричмонде был «Crawdaddy», который был назван в честь песни Бо Диддли «Doing the Craw-Daddy» («Трясёмся, папуля»), там «Стоунз» выступали с февраля 1963 года. Они стали там так популярны, что им пришлось подыскать себе более вместительное помещение для концертов.
В Харрой и Уилдстоуне был клуб «Railway» («Железная дорога»). Парень, который владел им, учился в Илингском колледже искусств вместе с Питом Таунзендом, так что «the Who» стали здесь основной группой по вторникам. Это были Пит Таунзенд, Роджер Долтри, Джон Энтуистл и Кит Мун, и там в воздух летели обломки… и весь этот шум из их усилителей, которые были включены на полную. Когда я впервые услышал их, то начал непрестанно задавать себе вопрос: «Какого черта здесь происходит? Это же просто фантастика!»
На сценах клубов в те годы по-настоящему роковали, как и фирмы грамзаписи, которые находились в ошеломительной близости друг от друга по Оксфорд-стрит. Тебя приглашали на рождественскую вечеринку в одну из них, и ты начинал шататься из одной в другую — «Warner Brothers», «Immediate», «CBS» — по одному кварталу, сталкиваясь то со «Стоунз», то с «Small Faces», то с «Pretty Things», то с «Kinks», то с «Битлз», то с «Dave Clark Five». Каждый, кто хоть что-то из себя тогда представлял, ошивался по Оксфорд-стрит. Это была сумасшедшая, особенная эра в британском роке. Происходил активный взаимообмен. «Birds» играли в клубе «Ealing», а «The Who» приходили на наш концерт и дразнили нас своими успехами. В то время на вершину чартов попал их хит «Can’t Explain» («Не могу объяснить»), но, несмотря на это, Кит Мун запрыгнул к нам на сцену и поджемовал с нами. Когда мы играли на концерте победителей конкурса газеты «New Musical Express» в середине 60-х, то стояли в одной программе с такими группами, как «Битлз», «Стоунз» и Клифф Ричард. Там было несколько сцен, и когда одна группа заканчивала играть, то сразу начинала играть другая, и вот так внезапно наступал и твой черёд. Это было очень забавно, настоящий общий джэм перед морем народа.
Что касается летающих обломков и шума, то по этой части специализировалась и другая группа — «the Move», это было что-то! Они были вызывающей психоделической группой из Бирмингема, они были очень ловкими со своими хитами «Flowers In the Rain» («Цветы под дождем»), «Do Ya» («А ты») и «Night of Fear» («Ночь страха»). «The Move» играли грязно, но с умом, и давали отличные концерты. Но прославились они тем, что на них подал в суд премьер-министр Гарольд Вилсон: они изобразили его голым на своём флаере. Группа ответила на это тем, что вроде как мы голосовали за Фрэнка Заппу и Джимми Хендрикса, а выиграл премьер. Вскоре после этого Джефф Линн, Бев Беван и Рой Вуд покинули её и создали «Electric Light Orchestra».
«The Blue Boar» («Голубой Вепрь»). Станция техобслуживания на шоссе М1 около Ватфордского провала. Каждая группа останавливалась здесь поесть и попить кофе по дороге домой ночью. В «Blue Boar» не было живой музыки — только музыкальный автомат — но это был самый желанный музыкальный автомат в Англии, так как каждый музыкант, который там когда-либо побывал, желал, чтобы он был одним из братьев Уокеров, или чтобы однажды его последняя песня крутилась бы в нём, когда он входил туда. «The Blue Boar» был частью британской рок-легенды 60-х, и молва о нем разошлась так далеко, что когда в Лондон впервые приехал Хендрикс, то он подумал, что «The Blue Boar» — это клуб, и поинтересовался, кто в нем играет сегодня вечером.
«The Blue Boar» был одним из самых лучших мест в Англии для встречи с другими музыкантами, но там было порой небезопасно, так как это была эра противоборства модов и рокеров — нелепая пора, когда всё зависело от того, как ты был одет, на чём ездил и какую музыку слушал. Рокеры считали, что моды — это заторчавшие богатенькие детки на хороших автомобилях или «Веспах» с «Ламбреттами»[7], которые могут позволить себе оттянуться с помощью «пурпурных сердец». Моды же думали, что рокеры — это хулиганы из рабочего класса, разъезжающие на мотоциклах «Triumph» и заливающиеся дешёвым пивом. Моды одевались кричаще и любили джаз, блюз, соул, ритм-энд-блюз, ямайский блюбит и ска. Рокеры облачались в джинсы и кожу, считали себя британской версией «Ангелов Ада», зализывали себе волосы назад, разъезжали на мотоциклах с повышенной мощностью и были помешаны на Элвисе, Джине Винсенте и Эдди Кокране.
А так там было очень неплохо, насколько мне кажется, за исключением тех случаев, что когда представители двух этих течений встречались, то неизменно случалась драка. Самая массовая схватка между ними состоялась на Понедельник Банковских Каникул[8] в 1964 году на южном побережье. Более 600 модов и рокеров превратили Брайтон, Маргейт и Броудстерс в поле битвы. Когда рассеялся дым, 50 деток арестовали, а некоторые были ранены.
