Вскоре после того, как мы познакомились, мне очень понравилось наблюдать, как он играет со своей игрушечной железной дорогой в доме своих родителей в Хайгейте, северный Лондон. У Рода была целая коллекция поездов «Hornby 00» со всеми причиндалами — наверное, одна из самых шикарных вообще (если не брать во внимание, наверное, только сэра Боба Приддена, самого ценного роуди «the Who»). Я даже провел у него несколько замечательно неудобных ночей, пытаясь заснуть в соседстве с этими конструкциями.

Когда Роду было 18, он пел и играл на гармонике в одной бирмингемской группе. По-моему, они записали одну пластинку, и иногда он находил себе работу в качестве студийного музыканта. В основное время (кроме футбола) его главными интересами были спортивные автомобили и женщины, но не обязательно в этом порядке. Он был убежден, что спортивная машина необходима для завоевания женщин. Он решил, что сможет купит себе такую машину, если займется ремеслом уличного музыканта. Так что он играл где только можно было, в основном на пляже в Брайтоне, а потом пускал шляпу по кругу.

Рода «открыли» однажды вечером, когда он играл на платформе станции Твикенэм. Великий британский блюзовый певец Длинный Джон Болдри ждал поезда на соседней платформе и вдруг услышал Рода, который был весь в своих шарфах, пел песню Мадди Уотерса и играл на гармонике. Длинный Джон позвал его: «Эй ты, куча тряпок, у тебя талант!», перешел на платформу, где был Род, представился и спросил его, не хочет ли он присоединиться к его группе «Hoochie Coochie Men» («Люди, изображающие танец живота»).

Род просто не мог поверить в свое счастье, особенно когда Длинный Джон предложил ему 35 фунтов в неделю, что означало, что за 6 месяцев работы по таким расценкам ему можно будет купить «Остин-Хили-Спрайт», так что он, конечно же, согласился. Болдри переименовал группу в «Steampacket» («Пакет с паром»), и перед первым концертом Рода в университете Манчестера они репетировали только один раз. В тот вечер он спел единственную песню, к которой он знал все слова — «The Night Time (Is The Right Time)» («Ночная пора — это лучшая пора») Рэя Чарльза. Он так волновался перед тем, как вышел на сцену, что один из парней в группе дал ему амфетаминов — таблетку, известную как «черный бомбардировщик» — и вот, переваривая её, Род продолжал петь одни и те же куплеты снова и снова, тем самым растянув песню на 20 минут. Болдри узнал о «спиде», уволил того участника группы, который подставил этого бедного маленького мальчика, и начал обучать его нескольким новым песням и тем, как их петь на сцене.

То, что Род был, наконец, «найден», позволило ему оказаться в отличной компании, так как в разные периоды своей карьеры Болдри также работал с Брайаном Оджером, Джули Дрисколл, Джинджером Бейкером, Джеффом Беком, Джимми Пейджем, Ники Хопкинсом, Брайаном Джонсом, Чарли Уоттсом, Миком Джаггером и клавишником по имени Редж Дуайт. Редж играл в группе Болдри «Bluesology». Он так уважал Джона Болдри и саксофониста этой группы Элтона Дина, что решил взять их имена себе, и так на свет появился Элтон Джон.

Болдри был ростом 2 метра (поэтому-то все его и называли Длинный Джон), он всегда носил галстук, имел чисто английский акцент и чудесный глубокий голос. Он был самым элегантным нежным гигантом, которого только можно было встретить. В 1962-м он был среди первопроходцев из «Blues Incorporated» — в первой по-настоящему блюзовой группе в Англии. На заре «Роллинг Стоунз» они открывали его концерты, и в ответ он открывал их выступления. В 1964-м он также пел перед «Битлз». Он был не из тех, кого можно было часто услышать по радио или по телевизору, потому что он был клубным исполнителем. Но он был первым белым парнем в Британии, который пел блюз так, как это делали чернокожие в Америке. Когда я узнал в 2005-м, что он скончался в возрасте 64 лет, то еще раз вспомнил о том эффекте, который он производил в своё время, и как многим мы все ему обязаны.

После «Steampacket» Род присоединился к группе Мика Флитвуда и Питера Грина под названием «Shotgun Express» («Экспресс «Дробовик»»), которая просуществовала недостаточно долго даже для того, чтобы отрепетировать хотя бы одну песню. И вот тогда-то, в феврале 1967-го, мы соединили свои усилия вместе с Джеффом Беком.

Наша группа создавалась долго. Кима Гарднера пригласили играть на басу, один день с нами был Джет Харрис, а я и Джефф делили между собой почти все эти месяцы репетиций роль лид-гитары. Потом Роджер Кук сменил на барабанах Вива, а Род Комбс — Роджера. Чем ближе мы подбирались к дате первого концерта, тем больше Джеффу не нравилась идея разделять со мной лид-гитару. Мы провели с двумя гитарами один концерт в «Marquee», и все нам говорили, что это было действительно здорово, но Джефф не смог с этим мириться.

Он передал свои полномочия лид-гитариста «Yardbirds» Джимми, и посчитал, что лидер-гитара в нашей группе принадлежит ему по праву, так что он не пожелал отдавать её мне. Поэтому он спросил меня, не могу ли я поиграть на басу? Я воспринял это как достойный вызов и решил попробовать себя на новом инструменте, так что решил овладеть им за неделю и уже играл на нем к выходным. Carpe Diem.

Быть басистом в группе Джеффа Бека означало две проблемы. Во-первых — что мы будем без Кима. Он с благородством уступил мне свое место, и я принял свой четырехструнный вызов. Во-вторых — у меня не было бас-гитары. Я всё еще жил дома у родителей и не имел на неё денег. Но я провернул вот какое дело и вроде как взял её напрокат на следующие 20 лет.

Мы репетировали на Джеррард-стрит. С нами сидел на басу Дэйв Эмброуз (который впоследствии стал главой «EMI»), но Джефф все время подбивал меня, чтобы я заимел свой инструмент, так что я пошёл в «Sound City» и нашел там бас «Фендер-Джаз», который мне понравился. Не важно, что я не мог позволить его себе, так как продавец не продал мне его. Он сказал: «Тебе еще нет 21 года, так что ты не можешь купить эту гитару. Единственное, каким образом ты можешь её приобрести — это предъявить поручительство твоих родителей».

Я сказал: «О-кей, да, почему бы и нет», дал ему имена своих родителей и наш адрес, хотя у меня на уме была не покупка. Я попросил позвать менеджера, и когда он пришел, то спросил его: «Пожалуйста, можно мне одолжить этот «Фендер» на полдня?» Он посмотрел на меня с удивлением. Я объяснил ему, что у меня очень важная работа, и что вся моя карьера зависит от того, буду ли я играть на этом басу.

Я принес гитару домой и позднее зачистил её до дерева, соскоблил полировку цвета заката, и она получилась такой, какой я хотел её видеть. Перед тем, как мне выпал шанс возвратить её, мы поехали в турне. Теперь, спустя годы, мне думается, что я был тогда слишком занят, чтобы вернуть её. Но каждый раз, когда я глядел на эту бас-гитару, мне было не по себе, потому что она напоминала мне о том, как хорошо со мной обошлись в «Sound City», позволив мне взять её, и она до сих пор лежит в моей студии в Ирландии.

Но этой истории, наконец, пришел счастливый конец. Много лет спустя после того, как я вроде как одолжил её, я вернулся в «Sound City» и рассказал там об этой гитаре. Они подняли свои записи и сказали: «Действительно, эта гитара не была возвращена».

Я признался, что я — тот парень, который украл её, и что я здесь, чтобы расплатиться за неё. Что я и сделал.

Играть на басу было прикольно, и я всегда использовал тугие струны со стальной оплеткой, что определило мой собственный звук, который позднее вдохновил других — таких, как Стэнли Кларк. Я приноровился к ним и начал действительно неплохо играть. 3 марта 1967 г. группа Джеффа Бека со мной на басу открыла концерт в «Finsbury Park Astoria» — это известная северо-лондонская площадка. Но концерт не прошел так, как планировалось. Прямо посередине него случилось «затмение».

Мы подумали, что это из-за нашего оборудования вырубился свет, но нам донесли, что во всем виноват кто-то из «Small Faces», которые выступали тем вечером с нами в одной программе. Скорее всего, их клавишник Ян Маклаган решил пошутить и выдернул шнур во время нашего выступления. Мне надо будет спросить его об этом как-нибудь…