В каком-то смысле это было одно и то же. Саймон чувствовал, что он «получил» Элинор и выиграл ее как лошадь. Он не стал бы счастливее от того, что чувствовал бы себя иначе. Но с другой стороны, в словах Саймона заключался скрытый смысл, который было не понять Беренгарии. Он хотел сказать, что будет обладать именно Элинор, а не ее землями. Он желал ее, Элинор, а не ее владения. И это было понятно для Элинор из тех слов письма Саймона, где он давал право ее клеркам составить любой брачный контракт по ее усмотрению. В конце концов, брачный контракт существует для того, чтобы определить, что принадлежит невесте, а что – жениху при разделе имущества.

Подумав об этом, Элинор улыбнулась. Охваченный желанием показать ей свою любовь и доверие, Саймон совершенно забыл оговорить, как следует поступить с его имуществом. Надо признать, что оно не выдерживало никакого сравнения с владениями Элинор, но ведь с ним тоже надо считаться. Элинор знала, что Саймон никогда не был женат, но это еще не говорило о том, что у него не было детей, о которых следовало бы позаботиться. Она сейчас напишет письмо Саймону – вот и предлог нашелся, чтобы отложить визит к Беренгарии. Элинор проворно побежала за чернилами, пером и тонкой бумагой, которую здесь употребляют для письма вместо пергамента и называют «папирус».

Когда письмо было написано, она вызвала Бьорна, сообщила ему о своей помолвке и распорядилась отправить курьера с письмом. Дольше уже нельзя было откладывать визит к Беренгарии. Конечно, открытая и искренняя радость Бьорна прибавила ей смелости, но, немного подумав, Элинор все-таки решила сначала пойти к Джоанне и показать ей письмо Саймона.

– Ты хочешь сказать, что он будет твоим мужем? – недоверчиво спросила Джоанна.– С твоими владениями ты могла бы рассчитывать на графа или герцога!

Элинор презрительно скривила губы и гордо подняла голову.

– Мой отец был лорд Роузлинда. Я – леди Роузлинда. Никакие титулы не прибавят, к этому больше. И я не собираюсь продавать свое звание, данное мне от рождения, за пустые слова. Когда я разделю брачное ложе с Саймоном, я буду и останусь леди Роузлинда, а не графиней или герцогиней такой-то и такой-то.

Джоанна была несколько ошеломлена, а затем рассмеялась. Она вспомнила старую историю об одном герцоге из Франции, на которого напали, и он обратился к французскому королю за помощью. Король, подумав немного, ответил:

– Мой дорогой герцог, я сделаю все, что могу. Я попрошу сэра Кореи оставить Вас в покое.– У сэра Кореи тоже не было титула, но он обладал большей властью, чем сам король Французский.

– Ну что ж, – сказала Джоанна, – возможно, ты и права. Что ты хочешь от меня?

– Сделайте что-нибудь, чтобы королева Беренгария не могла помешать нашему браку, – на одном дыхании выпалила Элинор.– Вы ведь знаете не хуже меня, что она попытается сделать это. Она сейчас такая… такая ожесточенная.

– Но не злая, – возразила Джоанна.– Беренгария очень любит тебя. Она не позволит себе причинить тебе боль.

– Но она будет уверена в том, что спасает меня, а не причиняет мне боль, – промолвила Элинор.– И бесполезно будет говорить ей, что я люблю Саймона, а он любит меня. Она ответит, что она тоже любила Ричарда, а он любил ее. И все, что бы я ни говорила, не заставит ее поверить, что у нас с Саймоном все по-другому, и наш брак не только не разрушит нашу любовь, а, наоборот, сделает ее еще сильнее.

– Да, у вас действительно все по-другому, – натянуто произнесла Джоанна.

– Ну вот, видите, мадам, Вы это знаете, и я это знаю, но признает ли это королева Беренгария? Вы знаете ее лучше меня.

– Тогда подожди с замужеством, пока Беренгария не отпустит тебя.– Джоанна по-своему любила Элинор, но она была принцессой Анжуйской, и в ее сознании твердо укрепился принцип, что сначала должен быть исполнен любой каприз ее госпожи, а уж потом можно подумать и о фрейлине.– Долг прежде всего, Элинор.

Но Элинор была не из тех, кто лезет в карман за словом. Она твердо произнесла:

– Да наплевать мне на долг, я не собираюсь ждать. Может, Вы меня неправильно поняли, мадам. Мне не нужна Ваша помощь, чтобы разрешить мне выйти замуж. Мне нужна Ваша помощь, чтобы избавить королеву Беренгарию от переживаний и душевной травмы. Саймон получил устное разрешение короля на наш брак, но, если потребуется, я попрошу его достать официальный приказ короля с разрешением на брак. Непохоже, чтобы король ставил желания своей жены выше интересов Саймона и пошел ей на уступки. Конечно, я не знаю, о чем думает король: или он считает, что вместо богатых владений он дает меня Саймону в награду за его успехи в военных делах, или же у него какие-то другие соображения по поводу необходимости нашего брака.

И вновь Джоанна была ошеломлена, и вновь через некоторое время, которое потребовалось ей, чтобы переварить все, сказанное Элинор, она рассмеялась:– Я смотрю, Саймон лучше знает свою подопечную, чем Беренгария знает свою фрейлину. С одной стороны, ты – волевая, непослушная, и у тебя дурной характер, а с другой – добрая, умная, имеющая опыт в управлении хозяйством. Ну, хорошо, я попробую сделать все, что в моих силах, чтобы спасти Беренгарию от переживаний.

И Джоанна вполне успешно справилась с тем, чтобы Беренгария не помешала замужеству Элинор, но не смогла, да и не пыталась даже, уберечь Элинор от побочных эффектов, которые вызвала эта новость. Холодное неодобрение сменялось слезными мольбами и чудовищными угрозами. Если бы Беренгария была глупа, ей бы не удалось добиться своей цели. Она была достаточно умна, чтобы почувствовать, где больнее уколоть и как посеять сомнения в душе Элинор по поводу необходимости этого брака. Она говорила Элинор, что, как только девушка выходит замуж, все ее имущество переходит в руки к мужу, пока он жив. И никакой брачный контракт не в силах это изменить. А, кроме того, Саймон уже немолод, а стареющий мужчина всегда посматривает на молоденьких девушек, тем более, что жена рожает ему детей и становится не такой привлекательной, как раньше!

Элинор знала, что все это ерунда. Она знала, что Саймон обладает кристальной честностью, но не принесет ли эта честность несчастье? А быть мужем и опекуном – две разные вещи. Опекуну рано или поздно приходится держать отчет за выполнение своих обязанностей. А мужу не надо ни перед кем, ни за что отчитываться. Люди Элинор и ее вассалы уже полюбили Саймона. А вдруг он пойдет еще дальше, и ее люди встанут на его сторону и будут поддерживать его во всем, даже если он задумает что-нибудь против нее? А если у них будут дети, он может вообще забыть о ней, упечь ее в какую-нибудь тюрьму, придумав легенду о ее болезни? Что самое плохое, так это то, что у Элинор не было родственников, и если с ней как бы случайно что-нибудь произойдет, Саймон унаследует все ее имущество. Оно станет его по закону.

Саймон не может так поступить, не может, – повторяла Элинор снова и снова, убеждая себя, но в ее душу закрались беспокойство и тревога. А усиливало напряжение странное поведение Саймона. В ответ на ее письмо, в котором содержались вопросы о том, как поступить с его имуществом, Саймон дал подробную опись всего своего имущества, что было необходимо для составления контракта, и добавил, что не возражает, если контракт будет составлен, как обычно в таких случаях, то есть когда имущество переходит к наследнику по мужской линии, а при отсутствии такового – к наследнице, а при отсутствии таковой – к жене, а если жена умрет раньше мужа – в королевскую казну.

«У меня нет детей, – отвечал Саймон в письме на ее прямой вопрос.– А если даже и есть, их матери не удосужились информировать меня об этом, поэтому я считаю, что они сами как-то уладили этот вопрос».

Вот и все, что он написал, ни слова больше. Ни слова любви, ни слова радости от того, что их мечта, к которой они так долго шли, должна вот-вот осуществиться. Элинор написала еще одно письмо, и еще одно – и вообще не получила ответа. Курьеры возвращались с пустыми руками и толком ничего не могли ей сказать. Тогда она послала Бьорна, но его сообщение еще больше озадачило и даже напугало ее. По словам Бьорна, Саймон не был болен, по крайней мере, не лежал в постели, и у него не было явных признаков слабости, но он заметно похудел и был в мрачном настроении. Особых дел у него не было, весь лагерь бездействовал, и он сказал Бьорну, что не отвечает на письма Элинор только потому, что не происходит ничего интересного, о чем можно написать, да и вообще, он скоро приедет сам и все расскажет Элинор.