– Как вам не стыдно издеваться над этой бедной девушкой? Я считал вас воспитанным человеком, а вы ведете себя самым недостойным образом! А вы, Мина, напрасно стоите рядом с этим типом! Пойдемте, пойдемте, вы расскажете мне, что произошло. Я ведь ждал господина Бюто...

– Его пришлось срочно отвезти в больницу Сан-Дзаниполо с острым приступом аппендицита. Хочу сразу вас успокоить: операция прошла благополучно, но нужно же было кому-нибудь ехать...

Мина едва не плакала, и Альдо повел ее к стоявшим у стены креслам. Однако Кледерман, который, казалось, успокоился после столь сурового внушения, последовал за ними и даже позволил себе встать между Морозини и его секретаршей.

– Минуточку! – сказал он. – Я хотел бы получить объяснения, – начал он.

– У вас еще не отпала охота шутить? – неприязненно спросил Альдо. – Если уж кому-то и нужны объяснения, то их склонен потребовать я – я видел, как вы смеялись над моей секретаршей, и вам просто повезло, что я тут же не надавал вам пощечин! Но если вы немедленно не оставите ее в покое, то вы их получите! Мина проделала длинное и утомительное путешествие и нуждается в отдыхе.

– Мина? Мина, а как дальше? Как ее фамилия? – насмешливо продолжал банкир.

– Я никак не могу понять, почему вас это интересует! Но в конце концов... Мина ван Зельден. Мадемуазель – голландка. Вы удовлетворены?

Нет, творилось что-то очень странное, потому что Кледерман переменился в лице и вид у него вдруг сделался очень несчастный.

– Я могу понять, что ты взяла себе другое имя, Лиза! Но непростительно, что ты отказалась от своей страны и своей национальности! Ты что, стыдишься быть швейцаркой?! Ну-ка, сними немедленно свои дурацкие очки! Я хочу посмотреть тебе в глаза.

Девушка повиновалась, но стояла, опустив ресницы, очень смущенная, и по всему видно было, что она не знает, как вести себя в этих обстоятельствах.

– Вот так-то лучше! Но все-таки объясни, каким образом ты оказалась возле человека, которому в один прекрасный день была предложена твоя рука, а он даже не соизволил с тобой познакомиться?!

Теперь в атаку пошла возмущенная Мина.

– Именно поэтому я сама пожелала с ним познакомиться! И сделала все возможное, чтобы не возникло никаких подозрений насчет того, кто я есть на самом деле! К тому же я никогда от вас не скрывала, что обожаю Венецию и всегда хотела там жить. В общем, я позаботилась о том, чтобы познакомиться с князем. Тем более после того, как узнала, какая у него увлекательная профессия...

– И на что ты надеялась? Соблазнить его? Одеваясь так, как ты одета?! Какая нелепость!

– Именно потому, что я не собиралась его соблазнять, я стала так одеваться. И потом решила ничего не менять, убедившись, что женщины так и бегают за ним по пятам.

– А почему в таком случае ты не уехала?

– Не знаю... Вернее, знаю. Я хотела узнать, что это за человек, и была наказана за свое любопытство – я полюбила! Нет, не его! Я полюбила его дом, людей, которые в нем живут, – удивительных и чудесных... Ах, отец, зачем так случилось, что вы оказались здесь именно сегодня?

– Погодите, погодите, – вступил в разговор Морозини, который на некоторое время просто потерял дар речи от изумления. – Вам не кажется, что теперь моя очередь задавать вопросы? Вы тут осыпаете друг друга малопонятными мне упреками, а я стою как дурак и слушаю вас. Я тоже имею право на объяснения. Прошу вас, пойдемте сядем среди тех зеленых аспидистрий и спокойно поговорим. А то мне кажется, что я попал в сумасшедший дом, а может, сам сошел с ума.

Мина и Кледерман последовали за ним, и все трое расположились за столиком, к которому тут же подошел официант и спросил, желают ли они что-нибудь съесть или выпить.

– Прекрасная мысль! – одобрил Морозини. – Мне, будьте любезны, принесите коньяк и, пожалуй, стакан воды со льдом. А вам что, Мина? Шоколад?

– Меня зовут Лиза.

– Я не желаю этого знать! Принесите чашку шоколада, мой друг! Он здесь великолепен, а мадемуазель обожает шоколад.

– Ну хоть в этом ты осталась швейцаркой, – вздохнул Кледерман. – Это утешает. Я возьму себе то же, что и князь.

– Прекрасно! А теперь мы разберемся, на каком мы свете. Если я правильно понял из вашей перепалки, то вы, моя дорогая Мина...

– Я уже сказала, что меня зовут Лиза.

– А я не хочу вас знать под этим именем! Мадемуазель Кледерман совершенно чужой мне человек. Тогда как к Мине ван Зельден я, напротив, испытываю большое уважение и нежную дружбу. И все мои домашние тоже! Прошу вас, останемся на ближайшие десять минут теми, кем мы были друг для друга все это время – патроном и его безупречной секретаршей. Вы должны будете пристроить ее к делу, Кледерман! Она выше всяких похвал. Может быть, иногда излишне строга, но зато ее выдающиеся таланты несомненны!

И вновь глаза девушки наполнились слезами. Она пыталась украдкой смахнуть их, а Морозини вдруг как будто в первый раз увидел эти глаза и пришел в восхищение. Боже мой! Да они настоящего фиалкового цвета! Два темно-синих бархатных озера в окружении густых, как камыш, ресниц... Из глубин его памяти вдруг прорвался голос госпожи де Соммьер, его мудрой и прозорливой тетушки: «Сколько бы ты ни упрямился, не желая видеть в ней женщину, она – женщина вопреки всему. И в свои двадцать два года имеет право мечтать!» Тетушка Амелия намекала, что Мина может быть влюблена в него. Но она ошибалась. Дочь богатейшего банкира из Цюриха сама только что подчеркнула, что удерживали ее возле Альдо только тепло его дома, его слуги и всепобеждающее обаяние Венеции...

– Ну, ну, стоит ли плакать? – примирительно проговорил венецианский князь. – Жить под чужим именем не такое уж большое преступление. Даже если ваш обман и причинил мне невольную боль.

– Вы сказали, что испытывали ко мне уважение и дружбу, – пробормотала Мина. – И это значит, что теперь, когда вы знаете правду, вы больше не испытываете ко мне добрых чувств?

– Какую правду вы имеете в виду? Вот вы пожелали узнать, что я за человек, и пришли к однозначному выводу, что имеете дело с ловеласом, который не внушает вам особой симпатии, но за чьей суетой забавно наблюдать. Этакое любопытное насекомое! А я все это время относился к вам с полным доверием. Что от него теперь осталось, мне пока трудно сказать. Мне нужна хотя бы ночь на размышления, чтобы понять, на каком я свете. Но прежде чем мы расстанемся, давайте покончим с делами. Вы привезли то, о чем я писал господину Бюто?

Она утвердительно кивнула и наклонилась к объемистой кожаной сумке, которую поставила на пол у своих ног.

– Не открывайте здесь! Я, конечно, благодарю вас за то, что вы совершили путешествие в такой опасной компании! Но вы, без сомнения, догадываетесь, что, узнай я о болезни моего друга Ги, я никогда бы не позволил себе переложить на вас его обязанности. Такого рода путешествия слишком опасны для юных девушек.

– Я не понимаю, почему я не могла бы его привезти? – внезапно возразила Мина, вновь обретая присущую ей самоуверенность и резковатую манеру поведения. – Не так давно я везла из Парижа в Венецию такую же, если не более ценную вещь...

– Какую же? – не замедлил спросить Кледерман, которого разговор увлекал все больше и больше. – Речь идет еще об одной королевской драгоценности?

– Это вас не касается, – отрезал Морозини. – И никто здесь не говорил о королевских драгоценностях.

– Скажите пожалуйста! – насмешливо протянул банкир. – Вы думаете, я не знаю, что там находится? – прибавил он, указывая на сумку своей дочери. – Вы собрались продать одну историческую вещицу полусумасшедшей даме – для такой драгоценности это самый печальный удел, какой только можно себе представить. Вы хорошо подумали, прежде чем решиться на этот шаг? «Зеркало Португалии» на голове у дочери продавца тушенки, или жареного арахиса, или не знаю еще какой дурацкой американской снеди!

– Невероятно! – вскричал Морозини. – Как вы ухитрились узнать об этом?

Кледерман хитро прищурился.