Морозини торопливо взял в плен нежную ручку собеседницы, но она убрала ее и твердо ответила:

– Нет. Теперь это невозможно. Все будут чесать языки, зубоскалить, а я этого не выношу. И потом... я, наверное, и так вскоре бы ушла от вас...

– Почему? Вам надоело притворяться?

– Нет, но одно дело работать с холостым человеком и совсем другое – с человеком женатым.

– С чего вы взяли, что я собираюсь вступить в брак?

– А разве вы не думали о браке, когда этой весной я приехала за вами в Париж к мадам де Соммьер? Вы были страстно влюблены в одну польскую графиню.

– Но разве потом я не был гостем на ее свадьбе?

– Были, но с какими мыслями? К тому же на сегодняшний день от этого брака мало что осталось.

– Вообще ничего не осталось. Леди Фэррэлс в тюрьме, и ей грозит...

– Смертный приговор. Я знаю. После того как вы уехали, я стала читать английские газеты. Вы, должно быть, очень несчастны. Этим и объясняется ваше стремление вернуть меня. Мой отъезд вынуждает вас покинуть Англию, а вы этого не хотите. Согласитесь, что это так.

– Да, это правда. Ничего не могу возразить. Кроме печального положения леди Фэррэлс, меня там удерживают и другие дела.

Наконец-то Лиза улыбнулась ему, но сколько иронии было в ее улыбке!

– Знаменитый алмаз Карла Смелого, который был украден у вас под носом и, к несчастью, ценой человеческой жизни? Только не уверяйте меня, что вы ждете, когда его найдут.

– А почему бы и нет? Парни из Скотленд-Ярда внушают доверие. Они уже напали на след. Так что мешает мне надеяться? В любом случае мой друг Видаль-Пеликорн остался в Лондоне и будет держать меня в курсе событий.

– Ну, значит, все к лучшему в этом лучшем из миров!.. А теперь, мне кажется, нам пора расстаться. Я полагаю, вы ждете господина Вокбрена?

– Именно его. А вы?

– Своего кузена Гаспара Гринделя. Он управляет французским отделением банка Кледермана, и мы очень дружны.

Лиза повернулась, давая понять, что разговор их подошел к концу. Но Морозини почему-то было трудно с ней расстаться. Нелегко в один миг перечеркнуть два года жизни, тесного сотрудничества. Князь хотел задержать Лизу еще на несколько минут.

– Было бы очень нескромно спросить вас, чем вы собираетесь заняться?

– Понятия не имею.

– А вы сможете... забыть Венецию?

Лиза издала легкий смешок, необыкновенно веселый и необыкновенно ироничный.

– Маскарад продолжается, и вы в замаскированной форме спрашиваете, смогу ли я забыть вас? Думаю, да! Что касается Венеции, то это будет куда труднее. А пока что я собираюсь поразмышлять об этом в Вене, у моей бабушки. А вот и кузен Гаспар!

Дверь открылась, и на пороге появился огромного роста сероглазый блондин с широкой улыбкой, похожий на божество какой-нибудь скандинавской саги. Альдо он страшно не понравился. Увидев, что кузина занята разговором с незнакомцем, он нахмурился и замедлил шаг, но Лиза подозвала его изящным взмахом руки. Она познакомила их, представив Морозини как «друга, с которым она познакомилась во время своего последнего пребывания в Венеции», а потом на прощание протянула руку Альдо. Князь поклонился ей и был вынужден вновь вернуться за свой столик.

И почти тотчас же появился Жиль Вокбрен – Наполеон, одетый на английский лад. Он направился к Морозини, пожав на ходу руку Альберу Блазе. Пока он шел по залу, взгляд его не отрывался от Лизы, которая сидела за столиком, отделенным от столика Морозини цветущим кустом.

– Парижанка, с которой я еще не знаком? – прошептал Наполеон-Вокбрен с улыбкой гурмана. – Она очаровательна, и ты должен меня представить.

– Во-первых, она швейцарка, а во-вторых, ты ее знаешь.

– Я? Что-то не припоминаю.

– Я имею в виду, что ты раньше знал ее, и неплохо, – пробурчал Морозини. – Только ее звали Мина ван Зельден, и она работала у меня секретаршей...

– Что? Что ты сказал?!

– Ты прекрасно все расслышал. Да, да! Это та самая Мина, которая теперь одета либо от Мадлен Вионе, либо от Жана Пату, позволяет сейчас себя поцеловать этому блондинистому медведю. Нужно сказать, что настоящее ее имя Лиза Кледерман и она дочь...

– Банкира-коллекционера?

– Ты все понял правильно. А теперь, если хочешь, чтобы я рассказал тебе эту историю, давай сначала чего-нибудь выпьем. Мне это просто необходимо.

Пока Альдо рассказывал своему приятелю, что произошло за последние двое суток, зал наполнился народом. Зал шумно приветствовал Раймона Пуанкаре, который сидел за столиком с двумя государственными секретарями. Прибыли и другие знаменитости – певица Марта Шеналь и поэтесса Анна де Ноай, окруженные свитой поклонников. Были здесь писатель Анри Бордо, поэт Поль Жеральди. Остальные посетители не отличались особой известностью, но на всех лицах было разлито благостное выражение, присущее людям, предвкушающим отменную трапезу. Шум разговоров очень скоро заполнил зал, и Альдо уже не мог расслышать, что говорила Мина своему кузену.

Впрочем, сидели они недолго и ушли первыми. Альбер простился с ними, а Альдо проводил глазами. Помимо его воли сердце князя сжалось, когда вертящаяся стеклянная дверь увлекла за собой прелестную девушку в зеленом бархате, которую, возможно, он больше никогда не увидит. Почти ничего не съев, Альдо положил нож и вилку на тарелку и закурил сигару, все продолжая смотреть на дверь, в которую больше никто не входил и не выходил. Вокбрен к этому времени справился со своей куропаткой и цветной капустой.

– Ты по-прежнему влюблен в свою польку? – спросил он.

– Думаю... да, – ответил Морозини рассеянно.

Антиквар сделал знак официанту, чтобы им наполнили бокалы.

– В общем, это твое дело, – заключил Вокбрен и заговорил совсем о другом.

Поздним вечером того же дня Альдо с перрона седьмого пути садился в «Восточный экспресс», который должен был доставить его домой, в Венецию. Князем овладела какая-то грусть, причину которой он и сам не мог объяснить, пока не поймал себя на мысли, что ему никак не удается перестать думать о той, которая никогда больше не превратится в Мину. На протяжении всего пути князя не покидало крайне неприятное ощущение: ему казалось, будто у него украли что-то очень ценное...

Альдо и его кузина Адриана заканчивали завтрак в лаковой гостиной, благоухавшей ароматами кофе, который так дивно умела сварить только Чечина. Завтрак, как всегда, удался на славу: Чечина, кухарка, с незапамятных лет служившая в доме Морозини, была так счастлива, что наконец вернулся ее хозяин, «ее мальчик», как она его называла, что дала полную волю своей фантазии и вдохновению, и потому все блюда оказались верхом истинного совершенства. И все-таки Морозини вопреки обыкновению не получил удовольствия даже от этого прекрасного стола. Перемешивая густой напиток в крошечной чашечке французского фарфора, он не сводил с кузины глаз, ставших от гнева из серо-голубых зелеными: первый раз в жизни Адриана отказывалась выполнить его просьбу.

Накануне он ездил в больницу Сан-Дзаниполо, надеясь забрать оттуда Ги Бюто, ведь со дня операции прошло уже десять дней. Но врач пожелал задержать больного еще на двое суток для дополнительного обследования и объяснил, что послеоперационное лечение будет успешным лишь в том случае, если больной поведет себя разумно и отдохнет не меньше трех недель, прежде чем включится в нормальный рабочий ритм.

Это было очень некстати. Морозини вынужден будет закрыть магазин, чтобы уехать на две большие распродажи: одна из них готовилась в Милане, а другая буквально через несколько дней – во Флоренции. Конечно же, Альдо постарался скрыть свою озабоченность от друга. Но Ги и без того был достаточно удручен: его потрясло превращение Мины в светскую барышню, а кроме того, он знал по опыту, какой напряженной работы требует один из самых известных в Европе антикварных магазинов.