Не эта ли любовь толкнула ее на убийство? Соблазн поверить в это был силен, и Морозини все слабее и слабее защищался от романтической версии, так льстившей его самолюбию. В любом случае он знал, что, как только окажется в Лондоне, тут же помчится к ней, использует все возможности, чтобы повидать ее и помочь всем, чем сможет.
Навязчивая идея не оставляла его большую часть ночи и весь долгий путь в поезде, который доставил их в Лондон только на следующие сутки. На перрон Кинг-Кросс они с Адальбером сошли разбитые от усталости и покрытые знаменитой английской угольной пылью. С вокзала шофер такси, мужественно пробившись сквозь толщу тумана, который, казалось, можно было резать ножом, доставил их в отель «Ритц».
Фешенебельный отель на Пиккадилли давно полюбился князю Морозини, точно так же, как его парижский тезка на Вандомской площади. Может быть, Альдо пришлась по сердцу архитектура «Ритца», повторявшая изящные парижские здания и аркады улицы Риволи. Но не меньше внешнего вида гостиницы он любил элегантность ее внутреннего убранства, отменное качество любой мелочи, безупречную внимательность персонала и особый неподражаемый стиль. Адальберу по складу его характера ближе был «Савой», опустошавший кошельки американских банкиров и голливудских звезд. «Ритц» перестал пускать на порог эту публику после того, как Чарли Чаплин повел себя в его стенах не самым подобающим образом. На этот раз Адальбер, не желая покидать друга, поступился своими вкусами и не пожалел об этом.
Когда друзья приехали в отель, было как раз время чая. Целая процессия элегантных женщин и хорошо одетых мужчин направлялась в большую гостиную, где вершилась торжественная церемония чаепития. Торопясь поскорее избавиться от угольной пыли и отдохнуть, Адальбер двинулся прямиком к лифтам, не глядя по сторонам. Но тут Альдо удержал его, легонько потянув за рукав:
– Посмотри-ка туда!
Две дамы шествовали по холлу, направляясь в чайный салон в сопровождении ливрейного лакея, – пожилая опиралась на руку более молодой. Внимание Морозини привлекла старшая из них. Высокая, статная, в бархатной фиолетовой шляпке в стиле королевы Марии, эта дама, несмотря на явные уже морщины, сохраняла благодаря особому строению лица хоть и увядшую, но вполне ощутимую и несомненную красоту.
– Герцогиня Дэнверс! – прошептал Видаль-Пеликорн. – Подумать только!
– Повезло, не правда ли? Если кто-то и знает, что произошло у Фэррэлсов, так именно она. Вспомни, на свадьбе сэр Эрик обращался с ней как с очень близкой родственницей.
– Помню, помню! Наши планы меняются – быстро переодеваемся и скорее на чай!
Четверть часа спустя Альдо и его друг стояли перед молодой женщиной, одетой в черное с белым воротничком платье и исполнявшей в это время дня, когда в гостинице в основном хозяйничали женщины, обязанности метрдотеля. Друзья знали, что доступ к деликатесам чайного стола можно получить только у нее.
– Если вы не заказали столик хотя бы за три недели, я не могу вас пригласить в чайный салон, – заявила с ноткой суровости в голосе молодая женщина.
– Но мы живем в этом отеле, и наш номер был зарезервирован месяц назад, если не больше, – сказал Морозини с самой обаятельной из своих улыбок. – Разве этого не достаточно?
– Вполне возможно, что и так, если вы соизволите назвать ваши имена.
Титул князя в очередной раз возымел свое действие, и молодая дама соизволила улыбнуться. Но Альдо решил на этом не останавливаться.
– Ваша любезность не имеет границ, мадемуазель, – поблагодарил Альдо, – однако я хотел бы попросить вас еще об одном одолжении. Будьте так любезны, посадите нас рядом с дамой, с которой мы имеем честь быть знакомы и которую только что видели входящей в чайный салон.
Женщина строго нахмурила белесые брови.
– С дамой? – переспросила она с оттенком некоторого негодования, давая понять, что речь идет о чем-то здесь неслыханном. – Не в наших правилах...
– Вы не поняли меня, сударыня, – сухо оборвал ее Морозини. – Я полагаю, что правила «Ритца» никоим образом не будут нарушены от того, что мы выразим свое почтение ее светлости герцогине Дэнверс. Уверяю вас, мы не питаем никаких дурных намерений по отношению к этой даме.
Вспыхнув алым цветом, молоденькая женщина пробормотала туманные извинения, закончив свою фразу приглашением:
– Прошу вас следовать за мной, ваше сиятельство.
Друзьям явно сопутствовала удача. Дойдя до середины украшенной цветами залы с поблескивающими на столах серебряными чайничками, над которыми веял легкий аромат ванили и сладостей, молодая женщина, возможно, желая убедиться, что ее не обманули, остановилась и указала столик рядом со столиком герцогини. В глазах ее поблескивало даже что-то вроде вызывающей насмешки, которая очень забавляла Морозини. Но ей пришлось смириться с той очевидностью, что, прежде чем сесть, иностранцы почтительно поклонились ее светлости. Герцогиня, наведя на них лорнет, удивленно и обрадованно воскликнула:
– Вы здесь, господа? Какое удивительное совпадение! Не прошло и двух минут, как я вспоминала вас, рассказывая своей кузине, леди Уинфилд, о странном браке бедняжки Эрика Фэррэлса.
– В самом деле странном! А конец его оказался совсем уж необычным, если верить газетам, – подхватил Альдо. – Пишут, что леди Фэррэлс арестована?
– И это так глупо! Совсем молоденькая женщина, почти ребенок! Однако садитесь за наш столик, выпьем чаю вместе, и нам будет удобнее разговаривать.
Друзья встретили предложение герцогини широкими улыбками и не стали скрывать, как оно им приятно. Небо, похоже, и в самом деле к ним благоволило. Метрдотелю пришлось позвать официантов, чтобы принести дополнительные приборы и передвинуть стулья. После взаимных приветствий и представления кузине все наконец уселись.
– Если я вас правильно понял, мадам, – начал Альдо, обращаясь к герцогине на французский манер, – вы не верите в виновность Анельки?
– У меня всегда вызывают предубеждение обвинения, которые выдвигает лакей по отношению к госпоже. Ну если не лакей, так по крайней мере подчиненный.
– А что, был обвинитель?
– Да. Секретарь сэра Эрика, некий Джон Сэттон. И был он весьма категоричен. А тут еще один из лакеев заявил, что леди Фэррэлс принесла аспирин или бог его знает что своему мужу, который пожаловался на головную боль, что она опустила лекарство в виски с содовой, Эрик выпил и тут же упал. Вскрытие обнаружило стрихнин. Ничего себе эффект от лечения!
– Да уж, – признал Альдо, вспоминая, что писали газеты. – Однако ни в виски, ни в содовой не было яда. К тому же стакан...
– Мало ли что! Кто-то незаметно его подсыпал. Может, кто-нибудь из слуг? – вступил в разговор Видаль-Пеликорн. – Почему бы и не сам Сэттон? Обвинители всегда вызывают у меня подозрение.
– Нет, этого не может быть, – решительно возразила герцогиня. – Секретарь за все это время ни разу не подошел к Эрику и не приближался к подносу со стаканом. Я могу это засвидетельствовать.
– Разве вы там были?!
– Ну конечно! Мы как раз пили аперитив в рабочем кабинете моего дорогого друга перед тем, как идти обедать в «Трокадеро». Иначе как бы я могла утверждать все это с такой уверенностью? Конечно, прессе мало что известно. Начальник полиции Уоррен, который ведет следствие, закрылся, как устрица, и приказал всем держать язык за зубами.
– Тем любезнее с вашей стороны, кузина, что вы так откровенны с этими господами, – заметила леди Уинфилд, с недоверием приглядываясь к обоим иностранцам.
– Не говорите глупостей, Пенелопа. Мы все тут люди одного круга. Видите ли, дорогой князь, против Анельки, – к сожалению, такой юной, – сыграло то, что они с мужем очень громко ссорились. Ссоры бывали постоянно, и в тот ужасный день, как раз перед моим приездом, они в очередной раз очень сильно повздорили. Сэттон слышал, как леди Фэррэлс крикнула: «Клянусь, все будет кончено! Я не стану вас больше терпеть!» Эрик вышел, хлопнув дверью, но когда мы все собрались у него в кабинете, он стал жаловаться на головную боль. И тогда его молоденькая жена, которая, казалось, была в совершенно нормальном состоянии и, возможно, даже несколько раскаивалась, предложила ему порошок против мигрени, за которым сама отправилась к себе в спальню. Проявление доброй воли, не так ли? Маленький шаг к примирению?
