– Скажете тоже! Да они ни на что не способны! Расследования такого рода нужно поручать женщинам! У нас особая способность отыскивать драгоценности. У нас на драгоценности... как бы это выразиться? Особый нюх. Да! Да! У нас именно нюх на драгоценности!

– Как у свиней на трюфеля, – пробормотал Видаль-Пеликорн, но слишком тихо, чтобы быть услышанным.

А леди Ава уже пустилась в многословные рассуждения об удивительных способностях женщин, без которых несчастным мужчинам никогда бы не видать удачи.

– Вот вам пример – моя дочь! Она по-прежнему в Египте, и я уверена, что этот Картер открыл гробницу, ту... ну, в общем, этого фараона только потому, что Элис была возле него. Флюиды, вы же понимаете, флюиды!

«О, господи! – с ужасом подумал Альдо. – Еще несколько слов про Египет, и Адальбер пригласит ее завтракать!»

Однако встревожился он зря. Археолог горячо поздравил счастливую мать с гениально одаренной дочерью и тут же попросил принять их искреннейшие извинения: друзья уже ждут их в ресторане, и им следует поторопиться.

– Ничего, ничего! Увидимся позже. Я решила, что буду ходить на все заседания этого суда. Я никогда еще не слышала, как выносят смертный приговор. Наверное, потрясающее впечатление!..

– Невозможная, несносная женщина! – сердито воскликнул Альдо, как только они расстались. – Суд тягостен сам по себе, а тут еще салонные гиены, которых, видите ли, влечет к себе запах смерти!..

– Будем надеяться, что эти гиены будут сильно разочарованы.

– Надеешься, но до конца не уверен? Должен сказать, и я тоже. Все идет не так, как хотелось бы и как предполагалось...

– Но это только первое заседание. Самое начало...

Однако прошло и второе заседание, а надежд не прибавилось, скорее наоборот. Свидетельские показания дали все слуги. Никто из них не обвинял Анельку, но из их рассказов невольно вырисовывалась картина разлада между супругами, который создавал в доме гнетущую атмосферу, и, хотя сэр Десмонд прилагал неимоверные усилия, чтобы сгладить возникшее удручающее впечатление, ему это не очень удавалось. Ситуация еще больше осложнилась после того, как вызвали Салли Пенковскую, подругу детства Бертрама Кутса. Альдо понял, что новые обвинения, выдвинутые против леди Фэррэлс, исходили от нее.

Сказанное Салли можно передать всего в нескольких словах: примерно за неделю до смерти сэра Эрика Салли застала свою хозяйку в рабочем кабинете хозяина. Леди Фэррэлс отодвинула панель с фальшивыми корешками книг и наклонилась к дверце холодильного шкафа.

– Она уже открыла его или только пыталась открыть? – уточнил сэр Джон Диксон.

– Мне показалось, что открыла, но, заметив мое присутствие, она поднялась, задвинула створку и, пожав плечами, вышла.

– Она показалась вам смущенной?

– В общем, нет. На ее лице играло даже что-то вроде улыбки.

– О, господь милосердный! – простонал Альдо. – Она-то что там делала?

Сэр Десмонд, приступивший к допросу свидетельницы, ответил на вопрос Морозини.

– Я не понимаю, почему обвинение придает такое значение показаниям этой свидетельницы. Леди Фэррэлс – хозяйка в собственном доме и могла находиться где ей угодно. Что особенного в том, что ей было любопытно самой посмотреть на любимую игрушку ее мужа? Ее присутствие в кабинете не вызывает никакого удивления. Зато ваше появление там, свидетельница Пенковская, кажется мне более чем странным. Вы одна из горничных особняка на Гросвенор-сквер. Из этого следует, что вы занимаетесь жилыми комнатами и в первую очередь находитесь в услужении у хозяйки. Мне бы хотелось знать, что вам понадобилось в кабинете сэра Эрика. Эти покои находятся в ведении мужской прислуги.

Под каштаново-коричневой фетровой шляпкой, надвинутой почти до бровей, Салли, достаточно миловидная девушка, залилась румянцем. Она нервно теребила в руках перчатки, не решаясь заговорить.

– Отвечайте же, – настаивал адвокат. – Или я должен заключить, что вы следили за вашей хозяйкой, а в этом случае вы должны нам объяснить почему. Если я правильно запомнил, то вначале вы говорили о том, что она всегда была расположена к вам.

– Да, это правда. И вовсе я за ней не следила, клянусь вам!

– Вы уже дали клятву. Так что же вы делали?

– Я... я искала Станислава.

– То есть того, кого вы знали под этим именем. Почему вы его искали?

И опять Салли заколебалась, прежде чем ответить.

– Ну-у... я должна признаться, что симпатизировала ему... и даже испытывала дружеские чувства.

– А может быть, и нечто большее?

– Я... не знаю, но поймите меня правильно, ведь он был поляк, так же, как и я.

– Но вы же не полька. Ваша мать была уроженкой Уэльса.

– У нас это не считается. Важно, кто твой отец, а мой отец научил меня любить Польшу и говорить на польском языке. Увидев своего соотечественника, я была счастлива, что могу поговорить с ним по-польски. Вообще-то он и не обращал на меня особого внимания. Но я сразу поняла, что хотя он работает в доме лакеем, на самом деле занимает куда более высокое положение. И я всегда искала возможности встретиться с ним и поговорить...

– Но если вы так стремились говорить по-польски, то почему бы вам не обратиться к Ванде, личной горничной леди Фэррэлс?

– С Вандой не так-то легко было говорить. Она редко вступает в разговоры и держит себя очень сурово. Станислав – дело другое....

– В этом нет сомнения: он мужчина и к тому же молодой. Должны ли мы понимать ваши слова в том смысле, что в этот день, войдя в кабинет сэра Эрика, вы надеялись встретить там Станислава? Хотя и это тоже по меньшей мере странно.

– Вовсе нет! – внезапно обиженно запротестовала Салли. – Я шла из кухни, откуда несла поднос для миледи, и собиралась выпить чашку чая, когда вдруг увидела открытую дверь кабинета и услышала шум...

– Разглядывание дверцы шкафа, я полагаю, занятие бесшумное.

– Ну да, конечно, но мне показалось, что там Станислав... Тогда я решилась и вошла. Больше мне сказать нечего.

– Придется удовольствоваться тем, что вы уже сказали. Благодарю вас.

Молодая полька повернулась, чтобы уйти, но тут раздался спокойный голос Анельки:

– Эта девушка лжет. Я не знаю, с какой целью. Она никогда не встречалась со мной в кабинете моего мужа.

Слово взял судья:

– Вы не подтверждаете ее свидетельства?

– Ни в коей мере. Полагаю, что фальшь ее слов очевидна.

– Что вы имеете в виду?

– Очевидна по крайней мере для любой хозяйки дома. Предположим, я находилась в кабинете своего мужа, увидела, что входит эта девушка, и ограничилась тем, что вышла с улыбкой? Или как она там сказала – с чем-то вроде улыбки? Но это же смеху подобно! Выйти должна была бы она, предварительно ответив мне на вопрос, что она делает там, где не имеет права находиться! Так, и только так поступила бы любая хозяйка дома со своей горничной.

Одобрительный шумок женских голосов пробежал по залу. Судья дождался, пока он стихнет, и спросил:

– Что же тогда произошло на самом деле?

– Ровно ничего, милорд, потому что увидела она вовсе не меня, а того, кого и желала увидеть.

– И кого здесь нет, чтобы помочь нам разрешить этот вопрос, – подвел итог сэр Джон.

– Его отсутствие – не моя вина, – просто сказала Анелька.

– Вы в этом уверены? С первой минуты вашего ареста вы продолжали настаивать, что верите в невиновность вашего соотечественника даже после его весьма подозрительного бегства.

– Этот человек жил по подложным документам и, вполне естественно, испугался расспросов полиции. В любом случае, сейчас речь не о его или моей вине, но о том, кого видела Салли Пенковская в кабинете. Я утверждаю, что видела она не меня.

С разрешения судьи сэр Десмонд стал вновь допрашивать свидетельницу Пенковскую, но ему не удалось добиться от нее ничего, кроме того, что она уже сообщила.

– Я поклялась на Священном Писании и не хочу попасть в ад. Я сказала чистую правду.

Салли была последней свидетельницей, которую выслушали в этот день. После того, как она ушла, сэр Десмонд обратил внимание на бледность своей подопечной и попросил отсрочить дальнейшие прения. Судья охотно удовлетворил его просьбу. Судебное заседание должно было возобновиться на следующий день в десять часов утра. Обвиняемая покинула свое место и вновь вернулась в тюремную камеру. Публика стала медленно расходиться.