— Только еще один грязный цыганский щенок, — с отвращением ответил первый голос. — Должно быть, умение клянчить деньги у них врожденное.

Дверь захлопнулась, и голоса удалились. Затаившая дыхание Клер наконец-то смогла вздохнуть полной грудью. Да, Никлас знал, что делал, когда попросил приют у своих родичей-цыган.

Им пришлось еще долго ждать, притаившись в духоте под перинами. Йоджо вскоре оставил свой пост и убежал в поисках занятий, более соответствующих его натуре, но Клер и Никлас оставались на месте, пока мужской голос не сказал:

— Можешь выходить, Ники. Англы ушли. Может, будет лучше, если вы с женой еще немного посидите в кибитке, но лично я думаю, что вам уже ничто не грозит.

Никлас и Клер выбрались из-под горы одеял, и оба сели и вздохнули с облегчением. Неподалеку от них на выступающей части кибитки сидел Кор, видный коренастый мужчина, который, как оказалось, был мужем Ани и вожаком табора. Никлас спросил:

— Среди англов был тот зеленоглазый, которого я тебе описал?

Кор покачал головой.

— Их было четверо, но того, о котором ты говорил, я не видел. — Он поднял глиняный кувшин. — Ребята сходили туда и обшарили всю землю вокруг пожарища. Но нашли они немного. Все твои вещи сгорели, а лошадей увели. Невдалеке валялся только пустой кувшин из-под виски и еще вот это.

Он протянул Никласу плоскую серебряную коробочку.

Сердце Клер болезненно сжалось, когда она разглядела, что это футляр для визитных карточек. Никлас с непроницаемым лицом открыл крышку. Карточки в футляре были влажными от дождя, но надпись на них была вполне разборчива:

«Лорд Майкл Кеньон».

Увидев выражение лица Никласа, Кор тактично отвернулся и выпрыгнул из кибитки.

— Мне очень жаль, Никлас, — прошептала Клер. Его рука сжалась в кулак, и футляр захлопнулся.

— Но ведь это же бессмысленно! — воскликнул Никлас с неприкрытой болью в голосе. — Даже если предположить, что Майкл сошел с ума и задумал выследить меня и прикончить, то с какой стати делать это в горах? Зачем нанимать в помощь людей, когда он вполне способен убить меня собственноручно? И еще: если бы меня искал действительно Майкл… уж он-то знает, что цыганский табор следует обыскивать куда более тщательно.

— Но ведь Майкла не было с этими людьми — вероятно, он хотел сделать все возможное, чтобы отвести от себя подозрения, — тихо сказала Клер. — На таком отдаленном расстоянии гибель при пожаре могли счесть просто несчастным случаем. И даже начав расследование, во всем обвинили бы бандитов, когда стало бы известно, что в деле участвовали несколько человек. — Она мгновение поколебалась и добавила: — Может быть, я не права, но мне кажется, что если Майкл и вправду не совсем в своем уме, то не настолько.

Да, все говорило за то, что убийцами руководил лорд Майкл Кеньон. Но, нежно взяв Никласа за руку, Клер всем сердцем пожелала, чтобы это было не так.

Хотя Эбердэр находился в тридцати милях от становища, путешествие с цыганами показалось Клер чем-то вроде поездки за границу. Многие из их обычаев оказались похожими на британские, и почти все в таборе хотя бы немного говорили по-английски и по-валлийски. Однако во всем остальном эти люди были совершенно чужды тому, что окружало Клер с детства. Будучи женой Никласа, она могла видеть цыган такими, какими их видели лишь очень немногие англы, поскольку они приняли ее в свой круг очень естественно, как если бы она была котенком, случайно забредшим в табор. Хотя многое ей здесь не нравилось, она не могла не поддаться обаянию цыган, их удивительной жизнестойкости.

Наблюдение за цыганами помогло ей лучше понять Никласа. Их способность жить настоящим моментом, как будто впереди нет будущего, а позади — прошлого. Их веселый фатализм, грациозная свобода их движений — все эти черты были свойственны также и ее мужу, он унаследовал их от матери-цыганки. И все же, хотя Никлас легко вписался в табор и был там весьма популярен, постепенно Клер поняла, что он не может по-настоящему слиться с цыганами: в его душе и разуме было нечто такое, что далеко переросло их ограниченный мирок. Интересно, был бы он счастлив, если бы в детстве его не вырвали из этого круга? Возможно, когда-нибудь она задаст ему этот вопрос, но не теперь. Когда они возвратятся в Эбердэр, надо будет что-то делать с Майклом, и мысль об этом больно терзала Клер уже сейчас.

В их последнюю ночь в таборе устроили обещанный брачный пир с обилием еды, хмельного питья и громкого смеха. Главным блюдом был молочный поросенок, начиненный яблоками и поджаренный на вертеле на открытом огне. Закапчивая свою порцию и аккуратно обкусывая мясо с косточки, которую она держала в руках, Клер заметила:

— Надеюсь, что этот поросенок был приобретен честным путем, по прямо спросить боюсь.

Никлас ухмыльнулся. Сегодня вечером он глубоки похоронил все свои заботы и наслаждался жизнью как истый цыган.

— Поросенок имеет вполне законное происхождение. По счастью, оказалось, что в кармане моих бриджей завалялась гинея. Я дал ее Кору в качестве нашего взноса в общие расходы и видел сам, как он честно заплатил за этот кусок поросятины.

К бревну, на котором они сидели, подошла Ани.

— Поскольку пир дается в честь вашей свадьбы, мы устроим вам маленький обряд, ладно? Нет, не будет никакого похищения и никакого плача невесты, а просто кое-какая малость, чтобы скрепить ваш союз.

— Но ведь я не знаю ваших обычаев, — неуверенно сказала Клер.

— О, это будет очень просто, — деловито ответила Ани. — Тебе не придется и пальцем пошевелить. Я попрошу Милоша сыграть нам па скрипке, а потом Ники поиграет нам па арфе.

Когда Ани заспешила прочь. Клер удивленно переспросила:

— Плач невесты?

— Обычно невеста поет песню, обращенную к своей матери, в которой горько сетует на то, что се продали мужу, и призывает к себе смерть, — объяснил Никлас.

У Клер округлились глаза.

— Не очень-то веселая песенка.

— Она считается очень трогательной. Плач невесты и ритуальное похищение составляют одну из самых интересных картинок цыганской истории.

Клер слизнула с пальцев остатки жира.

— А откуда произошли цыгане?

Прежде чем ответить, Никлас глотнул вина из кувшина, причем сделал это в чисто цыганской манере — поставив кувшин на плечо и придерживая его пальцем за ручку, присоединенную к горлышку. Произведенный эффект был великолепен.

— Поскольку цыгане не имеют письменности, никто точно не знает, где их родина. Один оксфордский лингвист, который изучал их язык, сказал мне, что имеется предположение, будто цыгане начали свои скитания где-то в Азии. Возможно, в Северной Индии.

Вспомнив то, что она читала об Индии, Клер оглядела окружающих ее темнолицых людей и решила, что теория оксфордского лингвиста похожа на правду.

— А есть устные предания по истории цыган?

— Да, и довольно много, но все они противоречат друг другу. — Он усмехнулся. — Существует старая поговорка: задай двадцати цыганам один и тот же вопрос, и ты получишь двадцать разных ответов. С другой стороны, если одному цыгану двадцать раз задать один и тот же вопрос, то получишь двадцать разных ответов.

Клер рассмеялась.

— Стало быть, цыгане не считают последовательность добродетелью.

— И все они от мала до велика умеют очень ловко и красиво врать. В случае нужды. — Никлас сделал еще один глоток из кувшина и передал его дальше по кругу. — Но они врут также и от избытка фантазии и сочинительского дара или просто для того, чтобы позабавиться. Валлийцы восхищаются честным человеком, а цыгане — хитрым.

На противоположной стороне становища Милош заиграл на скрипке, а еще один цыган — на тамбурине. Разговоры стихли, и все начали ритмично хлопать в ладоши в такт старинной мелодии. Ани подошла к Клер и протянула ей малиновый шарф.

— Ты и Ники станцуете вместе, держась за его концы, — объяснила она. — Чтобы показать всем, что ваши тела и души соединены.